Юрий Сушко - Последний роман Владимира Высоцкого
С нескрываемой ревностью Изольда Константиновна как-то обмолвилась: «Когда мы расстались, у меня было такое ощущение, что его женщины должны быть очень счастливы. Потому что у него был дар – дарить! Из будней делать праздники, причем органично, естественно. То есть обычный будничный день не мог пройти просто так, обязательно должно было что-нибудь случиться. Вот даже такое: он не мог прийти домой, чего-нибудь не принеся. Это мог быть воздушный шарик, одна мандаринина, одна конфета какая-нибудь – ну, что-нибудь! – ерунда, глупость, но что-то должно быть такое. И это делало день действительно праздничным. И потом, он тоже умел всякие бытовые мелочи: выстиранную рубашку, жареную картошку, стакан чаю – любую мелочь принимать как подарок. От этого хотелось делать еще и еще. Это было приятно…»
Словом, ни единой строкой он не лгал в своих стихах:
Мне каждый час хотелось сделать ночью брачной…
В последний раз они встретились в 1976 году. Иза приехала в Москву. Владимир Семенович предложил: «Пойдешь на «Гамлета»?» Знакомые стали отговаривать: ну куда ты пойдешь?! Он на «Мерседесе», а ты в таком виде в калашный ряд!.. Видок у нее в тот день впрямь был непрезентабельный: свитер-самовяз, брюки за пять рублей, туфли невозможные.
Но когда подъехали к театру, Высоцкий выскочил из машины и, не обращая внимания на крики толпы: «Володя!», «Высоцкий!», «Владимир Семенович!», потащил ее к служебному входу и пристроил у вахтерши: «Посиди, сейчас билет принесу».
После было три концерта в Коломне. Они пробивались сквозь толпу в грим-уборную, где уже были приготовлены бутерброды, чай, кофе, пирожные. «Какие, Владимир Семенович, просьбы?» – «Только одна. Устройте Изу поудобнее». На нее посмотрели подозрительно и озабоченно и увели в переполненный зал. С грехом пополам усадили в центре дополнительного ряда прямо перед сценой. «Володя выходит, – вспоминала она, – и я оказываюсь у него в ногах, запрокидываю голову, чтобы видеть его, и растворяюсь в общем порыве любви. Перерыв между концертами минут десять, не больше. Мы снова одни. По просьбе Володи к нам никого не пускают. Володя кормит меня, сам съедает несколько ломтиков колбасы, прихлебывает кофе и поет мне… Второй и третий концерты я слушаю за кулисами, где мне поставили стул. Володя поет другие песни, почти не повторяясь, и ставит микрофон так, чтобы мне было лучше видно. – «Тебе удобно?» Я плачу, не скрывая слез…»
Давно я понял: жить мы не смогли бы,И что ушла – всё правильно, клянусь!А за поклоны к праздникам – спасибо,И за приветы – тоже не сержусь.Твой бывший муж, твой бывший кровопийца.А знаешь, Маша, знаешь – приезжай!
Как-то они встретились на дне рождения Семена Владимировича Высоцкого. Владимир был в черном лайковом пиджаке. Иза не удержалась, съехидничала: «Володька, ты как черный таракан». Он не обиделся: «Щас сниму». Предлагал ей деньги, она отказалась, сказала: ни в коем разе.
Вот и вся история. «Я – бывшая жена, – подводила горькие итоги Иза Константиновна. – Вот уже жизнь подходит к концу. Ни мужей, ни мужчин давно уже нет. А Володя – это Володя… Если бы не было песен, ролей, а он был просто Володя, просто актер, он для меня все равно бы остался самым значительным из всего, что произошло в моей жизни… Володя был танк».
«Роман случился просто так, роман так странно начался…»
На старте 60-х перед Высоцким медленно, со скрипом, но начала отворяться дверца, за которой таился мир кино, что в итоге сыграло значительную роль в его биографии, и не только творческой.
Приглашение попробоваться на роль бравого монтажника со странным имечком Софрон в фильме «Карьера Димы Горина» он воспринял как подарок судьбы. К тому же молодым режиссерам удалось заполучить на главную роль саму Татьяну Конюхову, при появлении которой на экране юные девицы млели от восторга: «Умираю… Конюхова!!!» А Высоцкий был горд тем, что еще первокурсником в 1956 году принимал участие в массовке в картине «Разные судьбы», где Татьяна, как всегда, блистала в главной роли. Доступная и недосягаемая, как позже оценивал ее проницательный критик Виталий Вульф.
«Карьера…» началась с киноэкспедиции в лесах под Ужгородом. На первых порах, вспоминала актриса, Владимир панически робел перед ней, живой знаменитостью, смущался и оттого непрерывно острил. Да и вообще, Татьяна была лет на семь старше этого мальчика, что представляло разницу почти катастрофическую. К тому же…
«Я сидела в гримерной перед зеркалом, настроение у меня было ужасное, – вспоминала Конюхова, – потому что я узнала, что я не в форме, в положении. Неожиданно для себя выяснила… Самочувствие мое было ужасное. И вдруг в зеркале я увидела молодого человека, который сидел тихонечко в уголке. Сначала вошла шумная такая компания, они вели себя точно так же, как в фильме. Это были молодые строители, громко говорящие, хохочущие… Потом как-то эта толпа рассеялась, и я встретилась глазами с молодым человеком, который сидел, внимательно на меня смотрел и перебирал пальчиками струны гитары. А я с детства обожаю гитару, и это, в общем, меня как-то немножко успокоило. И вдруг он задал мне вопрос: «Танечка, а почему вы никогда не заходите к нам в гости?» Вот мы, дескать, после съемок собираемся, поем…»
Звезда экрана недолго думая ответила:
– Вы знаете, Володечка, я как-то не очень люблю блатные песни.
Сказала и тут же пожалела об этом: он как-то сжался весь, как от удара…
Но сам Высоцкий об этом эпизоде не вспоминал, зато частенько рассказывал, как «на второй съемочный день… я должен был приставать к Тане Конюховой. А я был тогда молодой, еще скромный. Но это не значит, что я сейчас… Я тоже сейчас скромный очень… Я режиссеру говорю: «Я не буду, я ее так уважаю, она такая известная актриса. Как это я буду пытаться ее обнять? Может, что-нибудь я другое сделаю? Как-то все это мне…» Он говорит: «Да брось ты дурака валять… Ты – взрослый человек. Читал сценарий? Что ты, в конце концов?!» Я говорю: «Ну, не могу. Ну, серьезно, не лежит душа у меня. Может быть, я ей что-нибудь скажу лучше?» Мне Таня Конюхова и говорит: «Да ну, перестань, Володя! Ну… Смелее! Ну что ты?» Я долго отнекивался, наконец согласился. И это было очень приятно».
Встречаясь со студентами Усть-Каменогорского строительно-дорожного института, скромный исполнитель роли Софрона дополнил свой рассказ некоторыми деталями: «А когда я ее пытался обнять, это все видел в маленькое окошко Дима Горин. И когда остановилась машина, он, намотав предварительно кепку на кулак, должен был бить меня в челюсть. Теперь начинается самое страшное. В кино – это самый реалистический вид искусства – все должно делаться по-настоящему. Экран большой, лицо громадное – метра три величиной. И поэтому, если вы не донесете кулак до лица – сразу видно… Так вот, все делается по-настоящему… Эту сцену мы снимали девять дублей подряд, потому что шел дождь, и все время у оператора был брак… Поэтому я действовал по Евангелию – подставлял другую щеку, чтобы не распухала одна сторона лица больше другой».
