Дэвид Стерри - Цыпочка
— В общем, это… у меня будет вечеринка.
Я мог трепаться всю ночь, если мне за это платили, но когда я делал это для себя, это было так же сложно, как жевать ириску без зубов.
— О’кей, вечеринка? Когда? Где? Это официальное приглашение?
Кристи такая смешная. Официальное приглашение? Пусть будет официальное.
— Ну да, абсолютно. Приглашение. Правильно. Да. В пятницу вечером у меня дома. Ну, в квартире моего соседа, но я там живу, так что… — выдавливал я из себя неловкие незаконченные фразы.
— Договорились, — Кристи торопилась, но на прощание улыбнулась мне. И мои губы непроизвольно растянулись в ответной улыбке. Наверно, я выглядел чертовски глупо.
Эта девушка словно ударила меня под дых. Но она придет на вечеринку в пятницу вечером. Я буду ждать.
* * *Я был старшим ребенком в семье. Это такая ответственность — быть старшим. Иногда мне казалось, что я старше всех на земле.
Свои первые годы я провел в Нью-Джерси. У каждой из двоих сестер моей матери было по четверо детей. Они жили все вместе около грязной дороги, в большом доме с прудом на заднем дворе. Мы всегда проводили уикенды за длинным столиком для пикников, объедаясь кукурузными початками, гамбургерами и вареными бобами. Мы плавали, играли в мяч, запускали фейерверки, да и просто резвились на природе. Много товарищей по играм, озеро, полная свобода — что еще нужно ребенку для полного счастья?
Моя мать и две ее сестры были очень дружны, они казались чем-то неделимым, как трехголовые сиамские близнецы. Английские иммигрантки, заканчивающие друг за другом предложения, делящиеся всеми секретами. А когда они смеялись, их голоса сливались в одно девическое сопрано. Иногда казалось, что не только голос у них один на всех, но и душа.
Даже их отец, мой дед, мрачно сидящий в углу, не мог испортить этого. Хотя нельзя сказать, что он не пытался.
* * *— Ладно, Дэвид, я хочу поздравить тебя. Наша клиентка была очень довольна тобой. Она хочет видеть тебя снова. И у нас есть для тебя еще один заказ, в пятницу, в одиннадцать вечера, на Голливудских холмах… И это двухчасовая работа! Представляешь? Два часа. Двести баксов.
Мистер Хартли явно гордился и собой, и мной. Теперь я действительно стал мальчиком по вызову, героем-любовником. Двести баксов, это же надо…
Только потом до меня дошло. Пятница. Черт! Вечеринка. Кристи.
— В пятницу? — в моем голосе не прозвучало ожидаемого счастья.
— Какие-то проблемы? — удивленно спросил мистер Хартли.
— Нет. В пятницу… Это… отлично. Извините, у меня были дела, но я могу перенести их. Да, перенести. Все замечательно. Спасибо.
— О’кей, тогда отлично. У меня может быть что-то для тебя и в воскресенье, я просто жду подтверждения. Ты стал востребованным мальчиком. Какие-нибудь проблемы?
Мне нравился мистер Хартли. Он был настоящим крепким профессионалом. Он и правда заботился обо мне. В его голосе звучала искренняя заинтересованность.
Даже если бы я никогда его больше не увидел, я не смог бы забыть его интонацию.
— Нет-нет, все отлично, — словно со стороны услышал я свой ответ, будто эти слова произнес кто-то другой.
Мистер Хартли дал мне координаты клиента и ушел, а я так и остался стоять с зажатой в руке бумажкой с адресом.
Дерьмо. Пятница, вечер. Кристи, вечеринка, двухчасовая работа.
Как вам эта милая шутка богов? Наверное, теперь они громко смеются надо мной.
* * *О, какой это был замечательный день.
Мне было четыре года, когда родители взяли меня с собой на стадион «Янки». Мне ужасно понравилось, как только могло понравиться четырехлетнему ребенку. Трибуны, люди, краски, национальный гимн, восторженные крики…
И игроки.
Мик — сильный, быстрый и легкий. Роджер Марис — замученный черный принц. Йоджи, его командный номер — восемь, будто символ бесконечности на его бейсболке. Изворотливый, юркий левша Уайти Форд с самым американским именем на свете. Меланхоличный трудолюбивый черный ловец Элстон Говард. Группа поддержки под руководством Муса Скаурона.
О да, это было незабываемо.
* * *Кристи была одета в короткое платье в цветочек и белые носочки с помпончиками, на которые были пришиты настоящие пенни. Когда я увидел ее на моей пятничной вечеринке, то вспомнил Салли из первого класса. Мне даже захотелось быстро проехаться туда-сюда на велосипеде перед ее домом. Может, мне нужно было сгрести Кристи в охапку, утащить в спальню, всю обцеловать и сказать, что я до сумасшествия хочу, чтобы она была моей?
Я был полностью поглощен этими фантазиями.
Такие мысли носились в моей голове, как служащие банка в ожидании аудиторской проверки.
Но я откуда-то знал, что нельзя спешить, нельзя показывать Кристи, как сильно я хочу ее. С другой стороны, было уже десять часов, и через сорок минут я должен буду уйти на свою двухчасовую работу. Времени на игры в дипломатию практически не оставалось. Я решил отдаться на волю случая, пусть все идет как идет. Для начала вполне сойдет какой-нибудь не слишком бессмысленный вопрос.
— Кристи, может, ты хочешь что-то съесть или выпить, или… ну, знаешь, чего-нибудь? — предложил я с серьезным видом, но не удержался и расплылся в широкой улыбке.
— Да, конечно. Я бы выпила стаканчик чего-нибудь, — легко улыбнулась в ответ Кристи, и я тут же растаял, как мороженое в вафельном стаканчике.
— Мне нравится твое платье. У меня точно такое же висит в гардеробе, — сказал я.
Мне было и радостно, и тревожно. А еще я постоянно помнил, что надо уходить через сорок минут. У меня внутри как будильник тикал, отсчитывая мгновения. Меня это напрягало. Господи, я так хотел поцеловать ее.
Я провел ее через маленький холл, переполненный, как парижское метро в час пик, на кухню, где роились приглашенные на вечеринку колледжские приятели. Я налил и протянул девушке стакан пунша. Пока битлы пели о маме Мэри, свободе и тяжелых временах, я завел Кристи в спальню своего соседа по квартире. Там было тихо, и я вздохнул с облегчением: мне не очень хотелось, чтобы она видела всю эту попойку.
Она маленькими глоточками попивала свой пунш.
— Ну, и как тебе «что-нибудь»? — спросил я.
— Прекрасно. А ты не пьешь? — ответила она вопросом на вопрос.
Это была прекрасная возможность, чтобы сообщить ей о своей ночной работе. Но это могло нарушить ход событий. Я снова засомневался. Может, мне просто стоило насладиться оставшимися тридцатью восемью минутами веселья, а потом растаять в ночи? Я не знал, как поступить, но понимал, что слишком много думаю, а нужно было что-то говорить.
— Нет, так вышло, что мне надо сделать кое-какие дела сегодня. Я только что узнал.
— Кое-какие дела? — она посмотрела на меня вопросительно. — Что именно? С каждым днем ты интригуешь меня все больше. Ты что, оперативник? Наркобарон? Продавец героина? Мафиози? Рок-музыкант инкогнито?
Она посмеивалась надо мной. Эта ирония, конечно, скоро забудется. Но сейчас мне казалось, что эта девушка клеймит меня каждым своим словом.
— Вообще-то, это ФБР, дела о наркотиках и отмывании денег.
— Круто, — Кристи глянула на меня так, будто ей действительно было интересно, чем я занимаюсь.
И я, правда, хотел бы ей рассказать. Но я не мог. Мои секреты были спрятаны в шкатулке, от которой я давно потерял ключи.
— Ну? — допытывалась она.
И до меня дошло, что если я не дам какой-нибудь вразумительный ответ, то могу забыть о Кристи.
— Я должен выйти на работу. Один из водителей заболел. Я быстро закончу, около часа ночи. Я не знал об этом до сегодняшнего вечера, просто кто-то заболел, и меня попросили подменить его.
Кристи на секунду задумалась, а потом успокоилась. Мы просто сидели и трепались о том о сем. Без двадцати одиннадцать я сказал ей, что мне пора уходить. Я не слишком хорошо справился с прощанием. Я хотел обнять ее и думал, что она ждет поцелуя, но не был уверен в этом до конца. С Кристи я никогда ни в чем не был уверен. Я все ждал, что она скажет что-то вроде: «Приходи, когда закончишь, я оставлю свет включенным».
Но она, конечно, этого не сказала. Девушки не любят спешить в таких делах. В конце концов я пообещал позвонить ей, а она в ответ улыбнулась невероятной улыбкой девушки, которая только что стала женщиной.
Мне было физически тяжело уходить, словно кто-то славно съездил мне по башке.
* * *Когда я входил на стадион «Янки», мое сердце переполнял почти религиозный экстаз. Наверное, так себя чувствовал бы молодой человек, мечтающий о белом воротничке священника, во время первого посещения Ватикана Как все-таки похожи страх пред величием Бога и восхищение человеком, чувство, что ты нашел что-то глубокое и прекрасное, достойное веры.
Когда я, мама, папа и еще сорок тысяч американцев встали, чтобы спеть национальный гимн, отец посмотрел на мою сияющую мордашку и улыбнулся. А у меня от восторга бегали мурашки по спине.
