Инна Соболева - Великие князья Дома Романовых
Михайловский замок.
Пока во власти Павла Петровича только Гатчина. Скоро окажется вся Россия…
Нельзя умолчать и о том, что Павел – выдающийся мистификатор. Ввести людей в заблуждение, заставить, чтобы поверили придуманным им небылицам, – одно из любимых развлечений будущего императора. Допускаю, что он с удовольствием морочил головы окружающим рассказами и о ночной прогулке по набережной Невы с призраком Петра Великого (через века c абсолютной верой в их подлинность передаются слова призрака: «Бедный, бедный Павел! Бедный князь!»); и о явлении архангела Михаила, повелевшего построить Михайловский замок; и о вещем сне, который одновременно приснился ему и его супруге, возвестив, что долгожданная власть скоро будет в их руках. Правда, в последнем случае нужно было соучастие Марии Федоровны, но на нее он вполне мог положиться, ведь этот розыгрыш был и в ее инте ресах.
Они оба были последовательными мифотворцами. Павел творил миф о себе – избраннике таинственных сил, наделенном сверхчеловеческим даром предвидения. Этот миф просто необходимо было поддерживать время от времени рассказами об очередном озарении. Впрочем, вполне допускаю, что я не права, что пророческие видения действительно имели место. А может быть, все дело в явной психической нестабильности сына Екатерины Великой; той самой нестабильности, которую замечали в нем с раннего детства, но не пытались преодолеть, а (пусть и невольно) только усугубляли неумелым воспитанием?
С годами, снедаемый жаждой власти, Павел все более уверялся (или его уверяли), что приказ убить его отца отдала матушка – она сделала его несчастным, одиноким сиротой. Эта уверенность постоянно подогревала ненависть к Екатерине.
Но вот Федор Ростопчин (один из немногих, кого с определенной мерой условности можно назвать другом Павла Петровича), найдя в бумагах умирающей государыни записку Алексея Орлова, сначала ее скопировал (эта-то копия и дошла до наших дней, подлинник Павел бросил в огонь, как и предполагаемое завещание матери, которым она лишала его престола и объявляла своим наследником внука, Александра Павловича), а потом передал великому князю. Павел читал, не скрывая волнения: «Матушка, милосердная государыня. Как мне изъяснить, описать, что случилось, не поверишь верному своему рабу. Но, как перед Богом, скажу истину. Матушка! Готов на смерть идти, сам не знаю, как беда случилась. Погибли мы, коли не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руку на государя. Но, государыня, случилась беда. Он заспорил за столом с князем Федором (Барятинским. – И. С.), не успели мы разнять, а его уже не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее кончить. Свет не мил, прогневили тебя и погубили души навек». Дочитав, наследник (уже без нескольких минут император) вздохнул с облегчением: слава Богу, матушка не приказывала убивать!
Но это облегчение не остановило его: он все-таки устроил безумный фарс – совместные похороны Екатерины и извлеченных из могилы сгнивших за 34 года останков Петра III. Он мстил матери за 42 года ожидания вожделенной власти, за то, что она превосходила его во всем, за то, что в открытую называла его «мсье второй сорт». Его беда была в том, что у него недоставало ни мудрости, чтобы осознать величие покойной императрицы, ни великодушия, чтобы забыть и простить. Он хотел одного: уничтожить все, сделанное ею, стереть даже память о ней.
Все, что Павел Петрович пережил, будучи великим князем, сформировало характер, образ мыслей и действий реформатора и разрушителя. Но реформатор, желающий во что бы то ни стало все изменить, все сделать по-своему, но не имеющий ни определенной цели, ни плана, хватающийся то за одно, то за другое, вязнущий в мелочах – опасен. Став императором, Павел будто поставил себе целью добиться, чтобы сбылось пророчество его кумира Фридриха Великого: повторил судьбу своего несчастного отца.
Заговор и убийство были делом нескольких человек из ближайшего окружения царя. Но самым страшным оказалось то, что его смерть не вызвала ни слез, ни сочувствия. Страна, лишившаяся монарха, ликовала.
Великий князь Павел Петрович.
Жена недавнего наследника, а теперь уже императора Александра I Елизавета Алексеевна писала матери 13—14 марта 1801 года: «Как бы ни больно мне думать о горестных обстоятельствах смерти императора, признаюсь, я дышу свободно вместе со всей Россией… ему (Александру Павловичу. – И. С.) необходима твердость, ибо, Боже праведный, в каком состоянии досталась ему эта империя… Все тихо и спокойно, если бы не безумная радость, которой охвачены все от последнего мужика до самых высокопоставленных особ».
Чтобы заслужить такую посмертную участь, надо было очень постараться…
В жизни обоих персонажей этой главы было немало событий, рассказ о которых мог бы оказаться небезынтересен читателям. Я сознательно отобрала только то, что важно для концепции всей книги: участь людей, в силу своего рождения оказавшихся в привилегированном положении, вовсе не безмятежна. Жизнь их так трудна, так полна опасностей, искушений и соблазнов, что вряд ли стоит им завидовать (впрочем, завидовать вообще никому не стоит – у каждого своя судьба). А вот посочувствовать им можно. И – пожалеть… Даже если они (такие, какими их сделали положение, воспитание, интриги двора) и не слишком симпатичны.
Мне кажется, судьбы именно первых великих князей Романовых позволяют понять: положение великого князя, для других недосягаемое и завидное, для самого обладателя высокого титула может быть унизительным (или таковым казаться). Вот тогда-то он и делается по-настоящему несчастен: его амбиции многократно превышают его возможности, а среди окружающих обязательно найдутся завистники и интриганы, которые будут постоянно бередить рану. Их растлевающее влияние разовьет у великого князя комплексы, которые, когда (если) их обладатель придет к власти, окажут самое прискорбное влияние на его подданных. Думаю, правомерность такого заключения судьбы Петра Федоровича и Павла Петровича подтверждают неопровержимо. Большинству их потомков тоже предстоит пережить и непонимание, и унижения (может быть, для рядового человека это и не унижения вовсе, но они-то от рождения привыкли считать себя избранниками судьбы); предстоит ломать себя в угоду традициям и этикету.
В общем, среди тех, о ком я расскажу, будет очень мало счастливых людей. А уж безоблачно счастливых не будет вовсе…
Часть II
Внуки великой Екатерины
Верховная власть в России издавна переходила от умершего владыки к следующему, или по завещанию, или – чаще всего – к тому, кто имеет силу властвовать. Закона о престолонаследии не существовало. Петр Федорович был назначен наследником волей тетушки, императрицы Елизаветы Петровны. Павел Петрович – волей матушки, Екатерины Великой. Павла это категорически не устраивало. Во-первых, он не желал ничем быть обязан матери; во-вторых, был уверен: и без ее воли он, Павел, как единственный сын – законный наследник своего отца. Нет такого закона? Значит, будет!
И он вместе со своей амбициозной супругой Марией Федоровной еще за 8 лет до кончины Екатерины II разрабатывает «Учреждение об императорской фамилии» – первый и единственный в истории отечественного законодательства закон о престолонаследии. Он гласит: корону наследует старший сын, за ним – его старший сын, а если такового не окажется – младший брат (независимо от интеллектуальных, волевых и нравственных качеств. – И. С.). И никаких женщин на троне!
Взойдя на престол, Павел этот закон немедленно подписал и тем самым… Вот тут все далеко не просто. Одни считают, что тем самым он принес огромную пользу России: наконец-то она получила строгий, внятный закон, как и подобает правовому государству. Наверное, они правы. Но чисто теоретически. Практика же доказала иное: неизбежность передачи власти законному наследнику, даже если у него недостает качеств, необходимых для руководства страной, приводит к ослаблению власти, ее деградации и, наконец, крушению. События 1917 года это доказали. Неоспоримо и кроваво.
Кроме того, закон, принятый Павлом, не осчастливил и его потомков (буду придерживаться официальной версии происхождения Николая Павловича, а значит и его сыновей и внуков). Если Петр III и Павел I жаждали власти, то большинство следующих за ними российских императоров к ней вовсе не рвались, наоборот, ею тяготились. Зато среди великих князей, которые, по Павловскому закону, не могли претендовать на престол, были такие, кто страстно мечтал о власти и, быть может, сумел бы ею распорядиться лучше, чем законный наследник.
