Наталия Чернышова-Мельник - Дягилев

Дягилев

Глава первая СЕМЕЙНЫЕ ПРЕДАНИЯ

В 1896 году, когда состоялась знаменательная встреча молодого Сергея Дягилева с известным русским меценатом Саввой Ивановичем Мамонтовым, тот был сильно удивлен: «На какой почве вырос этот гриб?» Вроде бы никто из представителей рода Дягилевых, кроме самого Сергея Павловича и его родной тетки Анны Павловны Философовой (взяв фамилию мужа, она не переставала по духу быть Дягилевой), одной из самых ярких фигур в женском движении в России XIX века, не оставил заметного следа в истории. Но для того чтобы понять, в чем уникальность и непостижимость Великого Импресарио, нужно внимательно всмотреться в родословную замечательной русской семьи.

Рассматривая фотографии Сергея Павловича, невольно сразу же отмечаешь необычность его облика: видна некая монументальность, непреклонная воля, что роднит его с Петром Великим. Да и черты лица, дополненные «петровскими» усиками, отдаленно напоминают царя-реформатора. Случайно ли это? Вполне возможно, что нет. По крайней мере, сам Дягилев утверждал, что в его жилах течет кровь первого русского императора, переданная ему от матери. Ее бабка происходила из знаменитого рода Румянцевых. Как гласило семейное предание, у жены одного из членов этого семейства, служившего денщиком у Петра Великого, родился ребенок, очень похожий на царя.

Кроме того, лицо Сергея Павловича отражает некие унаследованные по отцовской линии «дягилевские» черты, которые четко определяет летописец семьи Елена Валерьяновна Панаева-Дягилева (мачеха Дягилева): «Мужские, женские, детские, красивые, некрасивые, все они явно принадлежат одному корню, на всех общий родовой отпечаток». Одна из самых заметных фамильных черт — рот. Неважно, какой он формы; всё это, по мнению автора «Семейной записи о Дягилевых», варианты одного рисунка, в котором видится пухлая нижняя губа, свидетельствующая о чувственном характере. Затем — волосы. Они могут быть разных оттенков, но обрамляют лоб каждого представителя рода одинаковыми характерными линиями. Невольно обращаешь внимание на то, что у большинства Дягилевых грустные глаза, несмотря на то, что практически все члены большой дружной семьи — люди веселые, открытые. К фамильным признакам можно добавить склонность к полноте, которая у Дягилевых проявляется по выходе из юношеского возраста. Что еще? Пожалуй, непринужденность и своеобразную манеру говорить, когда речь изобилует словечками и выражениями, известными лишь членам семьи.

Как пишет Елена Валерьяновна, всё это и «масса других мелочей, которых не перечесть, придают им известный air de famille[1], бросающийся в глаза. Это не то сходство, которое делает иногда одного брата дубликатом, их никто не принимал друг за друга, но зато каждому из них приходилось неоднократно натыкаться в обществе ли, на железной дороге ли, где хотите, на знакомых кому-нибудь из сестер или братьев, но ему лично совершенно неизвестных людей, которые прямо подходили с вопросом: „Не из Дягилевых ли вы?“».

Многое в характере Сергея Дягилева было унаследовано им от отца и деда. Какими же были эти люди, какая им выпала судьба?

Отец, Павел Павлович Дягилев (1848–1914), был кадровым военным. После окончания Первой петербургской гимназии он поступил в Николаевское кавалерийское училище, в 1867 году был произведен в корнеты лейб-гвардии Кавалергардского полка, в 1878-м получил чин полковника, в 1894-м — генерал-майора, а в 1907 году вышел в отставку. Но это — официальная часть биографии. По многочисленным свидетельствам окружавших его людей нетрудно понять, что с ранней юности его душа была отдана искусству, прежде всего музыке. Этот весельчак и острослов обладал прекрасным тенором и в юности учился пению у известного в столичном обществе преподавателя, чеха Ротковского. Репертуар блестящего офицера был многообразным: серьезные вещи соседствовали с модными романсами, с удовольствием исполнял он и цыганщину. Его одинаково высоко ценили и в великосветских салонах, и в ресторанах, и в семейном кругу — за прекрасный голос и проникновенное исполнение. А уж о балах и говорить нечего! Недаром Павел Павлович много раз помогал в организации празднеств во дворце великого князя Николая Николаевича Старшего. Дягилев на каждом из них с большим успехом дирижировал оркестром. Не одно женское сердце покорил этот беспечно веселый и красивый молодой человек, «кавалергардский Юлий Цезарь», как называли его многие.

Но дед, Павел Дмитриевич Дягилев (1808–1883), был всё же более интересной и оригинальной личностью. Страстность и порывистость уживались в нем с почти монашеским аскетизмом, жизнелюбие на грани эпикурейства — с типично русским сибаритством. Недаром его непосредственный начальник граф П. Д. Киселев, возглавлявший Министерство государственных имуществ, называл своего подчиненного «фуфыркой». А спустя годы Павел Дмитриевич, уже будучи старым и немощным, любил рассказывать о своей жизни соседу, Николаю Семеновичу. Тот с удовольствием пил вкуснейший чай, а с еще большим — слушал и записывал услышанное в особую тетрадочку. А потом оказалось, что сосед — известный писатель Лесков, который и вывел П. Д. Дягилева под именем господина N в рассказе «Мелочи архиерейской жизни».

Один из внуков Павла Дмитриевича, кузен С. П. Дягилева Павел Григорьевич Корибут-Кубитович (в семье его любовно называли Пафка), считал деда человеком особенным. Сообщая, что старший Дягилев оставил службу в министерстве «из-за пустого разногласия», он подчеркивал: «…дед, как и внук его, Сергей Павлович, не мог по самой природе своей служить и подчиняться дисциплине».

Впрочем, Павел Дмитриевич в ту пору и не переживал вовсе о потерянном месте. Весельчак, прекрасный пианист, он гордился тем, что был учеником известного ирландского музыканта, профессора Джона Фильда. С оптимизмом смотреть в будущее помогала и счастливо сложившаяся семейная жизнь — в семье Дягилевых подрастало восемь детей. В 1850 году, выйдя в отставку, Павел Дмитриевич вместе с женой Анной Ивановной и многочисленными домочадцами поселился в родовом пермском имении Бикбарда. После смерти отца он получил большое состояние — «около пятнадцати тысяч десятин в Осинском уезде Пермской губернии и в смежном Бирском уезде Уфимской губернии, тоже с прекрасною усадьбою; в каждом имении было по большому винокуренному заводу». В самом центре Перми у Дягилевых был громадный дом, в котором насчитывалось 30 просторных комнат. К дому примыкал большой флигель, а также сад и обширный двор, который обрамляли конюшни, каретные сараи, ледники и прочие хозяйственные пристройки. Павел Дмитриевич жил то в этом доме, то в усадьбе — как душа желала. Нередко отправлялся он и в Санкт-Петербург. Ведь детям нужно было давать образование, вот и жили они по большей части в столице.