Михаил Барро - Томас Торквемада (“Великий Инквизитор”). Его жизнь и деятельность в связи с историей инквизиции

М. Барро

Томас Торквемада (“Великий Инквизитор”)

Его жизнь и деятельность в связи с историей инквизиции

Биографический очерк

Со старинным рисунком “Сожжение еретиков”

Сожжение еретиков

Введение

Апологеты инквизиции. – Веротерпимость первых веков христианства. – Начало гонений и первые законы против еретиков. – Августин и его проповедь нетерпимости. – Возвышение папства и крестовые походы как причина нарождения инквизиции. – Лангедок и графы Тулузские – Альбигойцы-катары и альбигойцы-вальденсы. – Происхождение катаризма. – Учение Манеса. – Появление манихеев в Европе. – Богумилы. – Движение их на запад. – Догма катаров и вальденсов. – Первые сожжения еретиков. – Тревога в Риме. – Третий Латеранский собор. – Постановления собора. – Первый поход против альбигойцев. – Неудача предприятия. – Веронский собор. – Новые меры против ереси. – Иннокентий III. – Новая политика Рима. – Легаты и миссионеры. – Св. Доминик. – Разрешительные грамоты Доминика. – Петр Кастельно. – Отлучение Раймонда VI. – Убийство Кастельно. – Перемена римской политики. – Четвертый Латеранский собор. – Падение Лангедока. – Тулузский собор. – Первая инквизиция. – Фридрих II – слуга нетерпимости. – Меры папы Григория IX. – Доминиканцы-инквизиторы

Редкий посетитель обращает внимание на картину Хуанеца в зале испанской живописи петербургского Эрмитажа. Бледны и не кидаются в глаза ее краски, не замысловат и не грандиозен ее сюжет. Это скорее икона, нежели картина. Чуть очерченный на ней клок земли безжизнен и сух. Художник как бы нарочно удалил из своей картины все, что говорит о земном, о суетном, все, что может отвлечь внимание зрителя от главного центра картины. Этот центр – католический монах. На плечах его черная мантия поверх белой сутаны. Лицо монаха строго. Многочисленные морщины глубокими складками легли около углов его рта, бесстрастно смотрят не то серые, не то голубые глаза. “Суета сует и всяческая суета”, – как будто хочет сказать их обладатель... Левая рука его с какою-то книгой в красном переплете опущена, правая поднята и указывает на извивающийся над головою свиток. На нем латинская надпись: Timete Deum et date ille honorem, quia veniet hora judicii ejus (Бойтесь Бога и воздавайте хвалу ему, ибо приближается час суда его). Этот монах – св. Доминик, латинская надпись – девиз инквизиции.

Верный католик, художник не побоялся запятнать память святого, связав его имя со страшным судилищем инквизиции. Хуанец жил в XVI веке, а это время было временем пышного расцвета сурового трибунала и почти беспрепятственного его торжества. Им восторгались как лучшим хранителем веры, одни – в простодушии верующих без рассуждения, другие – как орудием порабощения масс, и лишь немногие поднимали свой голос против жестокости “святой инквизиции” – не первый и не последний случай голоса, вопиющего в пустыне... Мало-помалу сложилась легенда, что основатель доминиканского ордена был в то же время первым слугою нетерпимости, и сам папа, канонизируя подвижника, указал на его заслуги как инквизитора. Более восторженные поклонники инквизиции шли еще дальше. Парамо, автор сочинения “О происхождении и развитии инквизиции”, торжественно объявлял, что сам Иегова был первым инквизитором, а первым инквизиционным процессом – суд над Адамом и Евой после их грехопадения. Теперь эта легенда потускнела, скрылись и оробели ее прямые наследники. Теперь католические богословы употребляют все усилия, чтобы снять не только с Доминика, но и с римских первосвященников роль покровителей инквизиции, а всем известные жестокости трибунала объяснить влиянием времени, светских законодательств и прочим. Беспристрастная история не может, однако, поддержать ни этих усилий, ни этих оправданий. Первые века после. Р.Х. ни в коем случае не могут быть названы веками гуманности, а между тем в эту пору христианство было совершенно чуждо насилию в делах веры. Первые христианские епископы, следуя завету Учителя и апостолов, увещевали, а не карали, а между тем в то время ереси почти непрерывно сменяли одна другую и несомненно были опасны в эту именно эпоху, когда не окрепло еще здание церкви Христовой. “Христианам не дозволено, – говорил Иоанн Златоуст, – уничтожать заблуждения силою, они могут вести людей к спасению единственно убеждением, разумом и любовью”... Недолго раздавались подобные речи. Когда-то теснимые язычниками христиане сами скоро сделались притеснителями. Водворившись на развалинах древнего мира, они не отказались от уцелевшего среди этих развалин жалкого наследия, и этим наследием была нетерпимость. “Всегда и везде почитай богов по обычаю отцовскому, – учил Меценат императора Августа, – и других принуждай почитать их. Приверженцев новизны преследуй всякими наказаниями, ибо отсюда происходят заговоры, тайные общества и политические секты. Все это вредно для государственного единства”... Эту программу не замедлили усвоить себе и христиане. Только при императоре Константине они и язычники могли свободно исповедовать свою религию, но в 341 году язычество уже считалось преступлением, и его приверженцев поражали мечом. После язычников наступила очередь еретиков.

Удар был нанесен манихеям, все ближе и ближе продвигавшимся к западу от их родины, далекого востока. Смерть грозила закоренелым адептам этого учения, смертью грозят им и последующие законы, но уже охватывая и другие виды религиозных кривотолков. В 383 году впервые произносится законодателем императором Феодосием роковое слово “инквизиторы”, и вместе с тем образуется зародыш будущего знаменитого трибунала – суд, куда входили членами инквизиторы и где судили по тайным показаниям. К V веку еретики подавлены целым рядом законов: пятнадцатью – императора Феодосия, двенадцатью – Аркадия, восемнадцатью – Гонория и десятью – Феодосия II. Дальше идти в мерах строгости, казалось, было уже некуда, потому что император Валентиниан III издал только три закона против еретиков. Главным объектом этих законов были все те же манихеи. Их имущество конфисковывалось, у них отнималось право наследовать, торговать и заключать договоры; как государственные преступники они подлежали смертной казни. Других еретиков сперва увещевали и, в случае успеха увещевания, налагали на них лишь церковное покаяние. Иначе грозили огромными штрафами, конфискацией, наказанием плетью, ссылкой на пустынные острова и только в особо тяжких случаях – смертной казнью по усмотрению местных властей.

Обыкновенно все эти меры возникали вследствие ходатайства епископов, взывавших к правительству о защите дела церкви. Но живо было еще предание о мерах кротости с заблудившимися в первые века христианства, и когда усердие преследователей осуждало на смертную казнь то того, то другого еретика, епископы забывали о своих воззваниях к власти и спешили умилостивить ими же призванную карающую руку. Но дело нетерпимости, раз начатое, должно было все расширяться и расширяться. Церковь постепенно теряла древнюю добродетель и потому ревниво наблюдала за всякой попыткой критики, быстро принимавшей в глазах духовенства характер ереси и раскола... Приблизилось наконец время, когда преследование иноверующих сделалось требованием религии. Этот решительный поворот на новую дорогу был совершен св. Августином.