Сказки французских писателей - Сидони-Габриель Колетт
Пес-Тоби (простодушно). Почему?
Неженка-Кики. Потому что ты свободен, потому что я в этой корзине, потому что корзина в этом мерзком экипаже, где меня трясет, а Их безмятежность меня просто выводит из себя.
Пес-Тоби. Хочешь, я пойду посмотрю, что делается за окном, а потом все расскажу тебе?
Неженка-Кики. Мне все ненавистно.
Пес-Тоби. (Сходил посмотреть и вернулся.) Ничего не видно…
Неженка-Кики (с горечью). И на том спасибо.
Пес-Тоби. Я ничего не видел из того, что можно было бы легко описать. Какая-то зелень, и пролетает так быстро и близко перед нами, что, кажется, хлещет по глазам. Ровное поле поворачивается, маленькая колокольня с острым верхом бежит так же быстро, как наш экипаж… Потом поле цветущего клевера ударило мне в глаза своей краснотой. Земля провешивается под ногами или мы поднимаемся, не пойму. Там, далеко внизу, я вижу зеленые лужайки, усыпанные, как звездами, белыми ромашками.
Неженка-Кики(с горечью). Или кусками сургуча, или еще чем-нибудь.
Пес-Тоби. Тебе неинтересно?
Неженка-Кики. (Мрачно смеется.) Ха! Спроси у несчастного…
Пес-Тоби. У кого?
Неженка-Кики (все более мелодраматично, хотя не очень уверенно) …у несчастного, сидящего в бадье с кипящим маслом, приятно ли ему! Мои мучения — духовные. Я переживаю одновременно унижение, заточение, тьму, заброшенность и тряску.
Поезд останавливается. Служащий на платформе что-то объявляет: «Ауа, ауа-уа, эуа-у… Уэн!»
Пес-Тоби (сам не свой). Кто-то кричит! Случилось несчастье! Бежим!
Подняв морду, он бросается к двери и отчаянно скребет ее.
Она (спросонья). Тоби, ты мне надоел.
Пес-Тоби (в крайнем возбуждении). О, непостижимая, как ты можешь спокойно сидеть? Разве ты не слышишь эти крики? Они затихают… Несчастье отступило. Хотел бы я знать…
Поезд трогается.
Он (отложив газеты). Этот зверь хочет есть.
Она (вполне проснувшись). Ты думаешь? Я тоже. Но Тоби поест очень мало.
Он (с тревогой). А Неженка-Кики?
Она (категорическим тоном). Неженка-Кики дуется. Сегодня утром он спрятался. Я ему дам еще меньше.
Он. Он молчит. Ты не боишься, что он болен?
Она. Нет, просто обижен.
Неженка-Кики. (Как только речь зашла о нем.) Мяу!
Он (нежно и заботливо). Идите ко мне, красавец Кики, идите сюда, мой милый затворник, вы получите кусочек холодного ростбифа и белого куриного мяса.
Он открывает корзину-темницу. Неженка-Кики осторожно высовывает свою плоскую змеиную головку, затем появляется его полосатое тело, которое медленно, медленно, так, что кажется, конца ему не будет, вылезает из корзины…
Пес-Тоби (любезно). А вот и ты, Кот! Ну, приветствуй свободу!
Неженка-Кики молча лижет свою взъерошенную шелковистую шерстку.
Пес-Тоби. Я сказал тебе, приветствуй свободу. Так положено. Всякий раз, когда открывают какую-нибудь дверь, надо бегать, прыгать, крутиться волчком и визжать.
Неженка-Кики. Надо? Кому надо?
Пес-Тоби. Нам, Собакам.
Неженка-Кики (сидя с достоинством). Может быть, мне еще надо и лаять? Насколько я знаю, у нас всегда были разные правила поведения.
Пес-Тоби (обиженно). Не буду настаивать. Как тебе нравится наш экипаж?
Неженка-Кики. (Тщательно обнюхивает.) Ужасный. Впрочем, обивка подходящая, чтобы поточить когти.
И он тотчас же принимается точить когти об обивку сидений.
Пес-Тоби (про себя). Если бы это делал я…
Неженка-Кики. (Продолжая свое занятие.) Мммм… Как это грубое серое сукно гасит мою ярость! Сегодня с самого утра мир в чудовищном возмущении, а Он, Он, которого я люблю и который боготворит меня, не встал на мою защиту. Меня так унизительно толкало, трясло, сколько раз пронзительные свистки резали мой слух… Мммм! Как приятно ослабить нервное напряжение и представить себе, что терзаешь когтями волокнистую и кровоточащую плоть врага… Мммм… Попробую подушку! Подниму как можно выше лапы в знак крайней дерзости!
Она. Слушай, Кики, может быть, хватит?
Он (восхищенно и снисходительно). Оставь его. Он точит коготочки.
Неженка-Кики. Он вступился за меня. Я прощаю Его. Но раз мне позволяют, я больше не хочу рвать подушку… Когда я выйду отсюда? Не потому что мне страшно. Они оба и Пес тут, у них обычное выражение лиц… У меня рези в животе.
Он зевает. Поезд останавливается, служащий на платформе кричит: «А-а-а, уа… ауа-уа, оа-а…»
Пес-Тоби (вне себя). Кричат! Еще какое-то несчастье! Бежим!
Неженка-Кики. Господи, как несносен этот Пес! Ну какое ему дело до того, что где-то несчастье? Впрочем, я в это не верю. Это кричат люди, а ведь они кричат лишь ради удовольствия слышать свой голос…
Пес-Тоби (успокоившись). Мне хочется есть. О ты, от которой я жду всего, будем ли мы есть? В этих чужих краях уж и не знаешь, который час, но сдается мне…
Она. Всем обедать!
Она достает приборы, с хрустом ломает румяный хлеб…
Пес-Тоби. (Жует.) То, что Она дала мне, было так вкусно, что оказалось слишком мало. Сразу растаяло во рту, и следа не осталось…
Неженка-Кики. (Жует.) Это белое куриное мясо. Мур-р… мур-р… Ну хватит! Я невольно мурлыкаю! Не следует этого делать. Чего доброго, подумают, что я смирился с этой поездкой… Буду есть медленно, с разочарованным и непримиримым видом, будто лишь для того, чтобы не умереть с голоду…
Она. (Животным.) Дайте и мне поесть! Я тоже люблю куриное мясо и листья зеленого салата с солью…
Он (с тревогой). Но как мы посадим этого Кота обратно в корзину?
Она. Не знаю, потом придумаем.
Пес-Тоби. Уже все? Я съел бы в три раза больше. Да, Кот, для мученика у тебя неплохой аппетит.
Неженка-Кики. (Лжет.) Меня измучили огорчения. Подвинься немножко, теперь я хочу спать или хоть попытаться заснуть. Быть может, благостный сон перенесет меня в дом, который я покинул, на расшитую цветочками подушку, которую Он мне подарил… «Нет ничего лучше родины!»[6] Ярко раскрашенные ковры для того, чтобы радовать глаз! Огромная китайская ваза с маленькой пальмой, молодые побеги которой я поедаю; глубокие кресла — под ними я прячу мой клубок шерсти, чтобы потом неожиданно найти его. Пробка на ниточке, подвешенная к дверной ручке; изящные безделушки на столе для того, чтобы моя шаловливая лапка разбила какую-нибудь хрустальную вещицу…Столовая — храм! Прихожая, полная тайны, откуда я, никем не видимый, наблюдаю за теми, кто входит и выходит… Узкая лестница, где шаг молочницы звучит для меня как благовест… Прощайте, меня уносит неотвратимая судьба… быть может, навсегда… Ах, это слишком грустно, вся эта красота меня сильно растрогала!
С мрачным видом он начинает старательно умываться. Поезд останавливается. Служащий на перроне кричит: «Аа-а… уэн… ауа-уа…»
Пес-Тоби. Кричат: случилось несча… А, черт возьми, мне надоело.
Он (озабоченно). У нас пересадка
