Остров в море. Пруд белых лилий - Анника Тор
Они сидели тихо-тихо. Вот бы сидеть так целую вечность, не двигаясь. Он обнял ее за плечи, она склонила голову ему на грудь. Штеффи слышала, как бьется его сердце.
Наконец Свен слегка отстранился и приподнял ее лицо за подбородок.
«Сейчас, – подумала Штеффи и закрыла глаза. – Сейчас, сейчас он меня поцелует».
В ожидании она чуть раскрыла губы, как это делала героиня фильма.
Но Свен ее не поцеловал. Он достал чистый носовой платок из кармана брюк и вытер ей слезы. Затем поднялся и подошел к граммофону. Только сейчас Штеффи заметила, что музыка закончилась, а игла царапает пластинку.
– Что случилось?
Он выдвинул стул и сел напротив нее.
– Я получила от папы письмо.
– Что он пишет?
– Все так ужасно. Маме приходится работать на фабрике, и у них не хватает еды, а папе запрещено ездить на работу на трамвае. Эви уехала в Бразилию, и мы, наверное, никогда больше не встретимся.
Все ее мысли и мечты, вся тоска и беспокойство выплеснулись наружу, словно поток, прорвавший плотину.
Свен слушал.
– Как бы я хотел тебе помочь, – сказал он, когда Штеффи замолчала. – Я бы сделал все, что в моих силах, лишь бы твоим родителям позволили приехать сюда.
Штеффи молча кивнула. Она знала: ничего больше не поделаешь. Тетя Марта и дядя Эверт, даже жена доктора уже испробовали все, чтобы мама с папой получили разрешение на въезд в Швецию.
– Друзья должны рассказывать друг другу обо всем, – сказал Свен. – Так ведь?
Штеффи снова кивнула. Но ей стало интересно, так ли откровенен с ней Свен, или все-таки что-то скрывает. Что-то, что связано с районом Майорна и пивной.
Глава 19
Прошла неделя с тех пор, как Штеффи ходила в кино, но никто ее не наказал – ни Бог, ни тетя Марта. Однако она все-таки боялась ехать на остров.
Первое полугодие подходило к концу, и занятия в школе занимали все больше времени. По нескольку раз в неделю проводились опросы и письменные работы.
Штеффи не особенно волновалась за свои отметки. Она знала, что принадлежит к числу лучших учениц в классе – она сама, Алиса и еще одна девочка по имени Гуннель. Конечно, ее шведский был не безупречен, но после недавнего сочинения фрекен Альберг сказала: у Штеффи большой запас слов, что удивительно, а ее правописание заметно улучшилось по сравнению с началом учебного года.
– И у тебя, Стефания, такая живая фантазия, – добавила она.
Штеффи была уверена, что по математике и биологии получит самую высокую отметку. Хедвиг Бьёрк не из тех учителей, которые имели любимчиков и баловней, но она высоко ценила учениц, интересовавшихся ее предметами.
Фрекен Крантц продолжала придираться к немецкому произношению Штеффи. На опросе по грамматике она с удовольствием спрашивала ее, а та часто не могла ответить. Штеффи знала, как это называется, но фрекен Крантц требовала привести пример и сказать, из какого параграфа немецкой грамматики он взят. Штеффи не понимала, зачем это нужно. Она ведь слышала, что правильно, а что – нет. Зачем еще эти параграфы?
С письменными работами по немецкому языку она справлялась хорошо, это были отрывки, которые следовало перевести с немецкого языка на шведский и наоборот, хотя фрекен Крантц вычитала очки за ошибки в шведском. Но в переводах на немецкий язык не было ни единой орфографической ошибки.
– Несправедливо, что она вычитает у тебя очки, – однажды сказала Май, когда класс только что получил свои письменные работы. – Она ведь учительница немецкого языка. Как ты говоришь по-шведски, ее не касается.
«Май права, – думала Штеффи, – но что тут поделаешь?»
В конце ноября у них намечалась проверочная работа по математике, последняя в полугодии, она станет решающей для отметки. За день до работы Штеффи забыла в парте свой учебник по математике. Она вспомнила о нем, когда они с Май уже вышли из школьного двора и свернули за угол к Городскому театру.
– Иди без меня, – сказала Штеффи подруге.
– Я могу подождать тебя, – предложила Май.
– Нет, не нужно.
– Тогда увидимся завтра.
Штеффи побежала назад, через школьный двор и вверх по лестнице. Она надеялась, что Хедвиг Бьёрк еще не успела запереть кабинет и не ушла.
Дверь класса была раскрыта настежь, а Хедвиг Бьёрк вытирала доску.
– Извините, я забыла учебник, – задыхаясь, выпалила Штеффи.
Хедвиг Бьёрк улыбнулась:
– Похоже, ты бежала со всех ног.
Штеффи достала учебник из парты и собралась уходить.
– Раз уж ты все равно здесь, – сказала Хедвиг Бьёрк, – может, сделаешь мне одолжение?
– Конечно.
– Возьми вот эти книги и отнеси их фрекен Хамберг. Думаю, она все еще в учительской. А если нет – положи книги на ее стол, в углу слева, рядом с моим. Ты найдешь учительскую?
– Конечно!
– Спасибо за помощь, – сказала Хедвиг Бьёрк.
В школе было тихо и пусто. Шаги Штеффи эхом разносились в безлюдном коридоре.
Штеффи постучала в учительскую, но никто не открыл. Она попробовала толкнуть дверь. Дверь оказалась не заперта.
Ей было неловко входить в пустую учительскую, но она все же открыла дверь.
В потоке света, падающего из окна, вырисовывался силуэт. Это не был кто-то из учителей.
Это была Алиса.
Она стояла у рабочего стола Хедвиг Бьёрк, склонившись, словно что-то искала в бумагах, лежавших в беспорядке на небольшой подставке. Алиса выпрямилась и посмотрела на Штеффи:
– Что ты здесь делаешь?
– Я принесла книги для фрекен Хамберг.
– Фрекен Бьёрк попросила меня принести ее бумаги, – ответила Алиса. – Но я их не нахожу. Положи книги туда, вон стол фрекен Хамберг.
Что-то не сходилось.
Если Хедвиг Бьёрк послала Алису за бумагами, отчего бы тогда ей не попросить прихватить книги?
Но если она ни о чем не просила Алису, что тогда та делала в учительской? Что искала на столе фрекен Бьёрк?
– Не беспокойся, – сказала Штеффи. – Я не собираюсь ябедничать.
Алиса не отвела взгляд.
– О чем ты говоришь? Ябедничать? Ты что, больная? Навыдумывала тут себе невесть что. Ты шпионишь за мной еще с начала учебного года. Сидишь там, у пруда, после обеда и глазеешь, когда я прохожу мимо. Я ведь уже просила тебя оставить меня в покое, ты что, не поняла?
Штеффи услышала свой собственный голос, четкий, но словно издалека, словно он принадлежал другому человеку:
– За что ты меня ненавидишь?
– За то, что ты позоришь меня.
– Позорю? Чем же?
– Моя семья живет здесь уже в четвертом поколении, – сказала Алиса. – Нам никогда не приходилось стыдиться того, что мы – евреи. Мои
