Сказки немецких писателей - Новалис
— Камень преткновения я удалил с земли! Как говорится, лиха беда — начало! Философский камень тоже от меня не уйдет.
Затем он снова пустился в путь в сопровождении Крагириуса, который летел у него над головой.
Глава седьмая
ДЕВА РОЗОВОГО САДА
И он всё бродил по свету, побывал и там, и сям, исходил землю вдоль и поперек, и спина у него согнулась, а философского камня он всё не мог найти. Так прошло девять лет, и вот однажды он остановился на ночлег в трактире, который стоял на краю большого города. Крагириус зацепил когтем зеленые очки, снял их со своего клюва и почистил о крыло, затем водрузил их на место и вприпрыжку поскакал на кухню. Обитателей дома очень насмешили его очки; они шутя стали называть ворона «господином профессором» и кидали ему самые лакомые кусочки.
— Коли вы и есть хозяин этой птицы, — сказал трактирщик Хинцельмейеру, — то про вас спрашивали.
— Вы не ошиблись. Это именно я.
— А как вас зовут?
— Меня зовут Хинцельмейер.
— Надо же! — удивился трактирщик. — Я ведь хорошо знаю вашего сыночка, уважаемого супруга прекрасной госпожи Абель.
— Это мой батюшка, — поправил его недовольный Хинцельмейер, — а прекрасная госпожа Абель — моя матушка.
Тут все вокруг засмеялись, и трактирщик назвал Хинцельмейера шутником. А Хинцельмейер сердито уставился на блестящий медный котел.
И вдруг оттуда на него глянуло изможденное, морщинистое лицо, и он понял тогда, насколько состарился за это время.
— Да, да, — сказал он и передернул плечами, словно хотел стряхнуть с себя тягостный сон. — Где же это было? Ведь я был уже совсем рядом.
Затем он спросил трактирщика, кто здесь о нем справлялся.
— Всего лишь простая бедная девушка, — ответил трактирщик. — Она была в белом платье и пришла босиком.
— То была девушка из розового сада! — воскликнул Хинцельмейер.
— Да, — согласился трактирщик, — должно быть, это была цветочница, но в её корзинке лежала только одна роза.
— Куда же она пошла? — спросил Хинцельмейер.
— Если вы хотите её повидать, — сказал трактирщик, — ступайте в город; наверное, она стоит где-нибудь на углу.
Услышав этот совет, Хинцельмейер сразу вышел из трактира и поспешил в город. Крагириус в зеленых очках вылетел с карканьем вслед за хозяином. Хинцельмейер обошел много улиц, на каждом углу стояли цветочницы, но все они были обуты в толстые башмаки с грубыми пряжками и громкими голосами выкликали свой товар. Среди них не было девы розового сада… На самом закате, когда солнце скрылось за домами, Хинцельмейер забрел в какой-то узкий переулок и, проходя мимо старого дома, увидал, что на мостовую оттуда падает из раскрытой двери нежный розовый свет. Крагириус задрал кверху клюв и испуганно забил крыльями; не обращая внимания на ворона, Хинцельмейер переступил порог и очутился в просторных сенях, залитых розовым мерцающим светом. В глубине на нижней ступеньке винтовой лестницы сидела бледная девушка; на коленях она держала корзинку, из которой виднелась алая роза, её лепестки источали нежное сияние. Девушка, как видно, сильно устала, перед нею стоял мальчик с кувшином в руках, из которого он только что напоил усталую путницу. На полу перед ней лежала большая собака и, прислонившись головой к ниспадавшему подолу её белого одеяния, лизала девушке босые ступни.
— Это она! — сказал Хинцельмейер, неуверенно идя к ней навстречу; мелькнувшая надежда так взволновала его, что ноги отказывались ему повиноваться.
И когда девушка подняла голову и он увидел её лицо, у него словно пелена спала с глаз — он узнал в ней девушку, которую повстречал в кухне деревенского дома, но только в тот раз на ней было платье с красным корсажем, а нынче она была в белом одеянии и румянец на щеках был лишь отблеском алой розы.
— О, ты нашлась! — воскликнул Хинцельмейер. — Теперь всё, всё будет хорошо!
Она протянула к нему руки, хотела улыбнуться, но слезы выступили у неё на глазах.
— Где же это вас носило так долго по белу свету? — спросила она.
Заглянув ей в глаза, он почувствовал радостный испуг, ибо увидел в них свое отражение, но вовсе не то, которое недавно уставилось на него из медного таза; нет, это было такое молодое, веселое и свежее лицо, что он невольно вскрикнул от радости; он ни за что на свете не хотел бы его потерять…
В эту минуту с улицы ворвалась целая толпа народу, они галдели и размахивали руками.
— Вот он — хозяин птицы! — крикнул один приземистый человечек; и всей гурьбой они обступили Хинцельмейера.
Хинцельмейер взял девушку за руку и спросил вошедших:
— Что натворил ворон?
— Что натворил? — переспросил толстяк. — У господина бургомистра парик украл!
— Да, да! — закричали вокруг остальные. — А теперь это чучело сидит на крыше, держит когтями парик и нахально поглядывает сверху на его мудрейшество.
Хинцельмейер хотел ответить, но они окружили его и потащили за собой. Он с ужасом почувствовал, как рука девушки выскользнула из его руки. Он очутился на улице.
На краю крыши сидел ворон, настороженно наблюдая черным глазом за дверью. Едва из неё показались люди, он раскрыл лапу, и в то время как горожане замахали тростями и зонтиками, чтобы на лету подхватить парик бургомистра, Хинцельмейер услышал над своей головой клич, ворона: «Крагира! Крагира!»-и хлопанье крыльев, и в тот же миг. ему на нос свалились очки.
И сразу же город исчез у него из глаз, но сквозь зеленые очки он увидел у своих ног зеленую долину с разбросанными по ней молочными фермами и деревнями. Вокруг раскинулись озаренные солнцем зеленые луга, по лугам расхаживали босоногие деревенские девушки с начищенными до блеска подойниками, а в отдалении от жилья парни косили сено.
Однако взгляд Хинцельмейера был привлечен человеком в красно-белой полосатой рубахе и островерхом колпаке; человек с задумчивым видом сидел посреди луга на камне, обхватив голову руками.
Глава восьмая
СОСЕДСКИЙ КАСПЕРЛЕ
И Хинцельмейер сразу подумал: «Это — философский камень!» — и направился в его сторону. Человек продолжал сидеть, не меняя задумчивой позы, но, к удивлению Хинцельмейера, он вдруг потянул себя за нос, и нос у него растянулся, как гуммиластик, до самого подбородка.
— Здрасьте, сударь! Что это вы тут делаете?
— А я и сам не знаю, — ответил сидящий человек. — Вот только этот противный колокольчик на моем колпаке ужасно мешает моим размышлениям.
— А зачем вы так отчаянно дергаете себя за нос?
