Остров в море. Пруд белых лилий - Анника Тор
Речь старшего преподавателя в церкви, казалось, никогда не закончится. Он долго говорил о «мрачной тени войны над Европой» и наставлял ребят не только играть, но и быть особенно послушными и добрыми в «это суровое время».
Деревянная скамья была жесткой, а накрахмаленная нижняя юбка больно врезалась в талию.
– Большинство из вас осенью вернутся за свои парты, – сказал старший преподаватель. – Но для учеников шестого класса это последнее торжество в честь окончания занятий здесь в школе. Вам особенно я хочу пожелать счастья, как тем, кто продолжит учебу в Гётеборге, так и тем, кто заканчивает школу. Подумайте о том, что какое бы место в жизни вы ни заняли, у вас всегда есть предназначение. Неважно, что вы делаете, главное, делайте это хорошо.
«Конечно же важно, – подумала Штеффи. – Если хочешь, можешь делать хорошо. Но только не то, что презираешь».
Старший преподаватель продолжал:
– Мы с фрекен Бергстрём, разумеется, особенно гордимся тем, что в этом году целых пять учеников продолжат свое образование. Это делает честь нашей школе.
Сильвия сидела наискосок от Штеффи. Она самодовольно улыбалась, словно старший преподаватель обращался только к ней.
– А теперь, – сказал старший преподаватель, – я должен распределить награды для особенно отличившихся учеников выпускного класса. Фрекен Бергстрём, не могли бы вы выйти и помочь мне?
Учительница Штеффи встала рядом со старшим преподавателем, держа стопку книг. Она протянула ему маленький листок бумаги.
– Ингрид Андерссон, – прочитал преподаватель.
Ингрид вышла, получила книгу, пожала старшему преподавателю руку и сделала книксен, прежде чем вернуться на свое место.
– Бертиль Эрикссон.
Штеффи посмотрела на картину, висевшую на стене у бокового прохода. На ней был изображен пожилой мужчина в черной одежде, с жестким воротником, выдающимся вперед. Воротник напоминал большой белый цветок. Ей стало интересно, не был ли он таким же жестким, как ее нижняя юбка.
Брита толкнула ее в бок.
– Не слышишь? – прошептала она. – Это ты.
– Стефания Штайнер, – сказал старший преподаватель. – Разве Стефания Штайнер не здесь?
Штеффи в смущении поднялась.
– Я здесь, – сказала она.
Фрекен Бергстрём улыбнулась.
– Ну тогда выходи, Стефания, – сказала она.
Штеффи протиснулась к проходу и вышла к фрекен Бергстрём и старшему преподавателю.
– Можно мне кое-что сказать? – спросила фрекен.
– Конечно.
– Всегда приятно вручать награду способным ученикам. Но особенно приятно награждать ученицу, ставшую одной из лучших в классе, притом что еще год назад она не знала ни единого слова по-шведски. Я желаю тебе удачи, Стефания.
Книга, которую получила Штеффи, была толстая, перевязанная красивой ленточкой. «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» – было написано позолоченными буквами на обложке. На первом развороте фрекен написала изящным почерком: «Стефании Штайнер, 7 июня 1940. Пусть эта книга поможет тебе еще лучше узнать твою новую родину и ее язык. Твоя учительница Агнес Бергстрём».
Штеффи листала книгу, погрузившись в иллюстрации. Когда заиграл орган, Брите снова пришлось толкнуть ее в бок, чтобы она поднялась.
«Пришла пора цветения, красы и наслаждения». «Красивый псалом», – подумала Штеффи, хотя не понимала всех слов. Она была рада книге и словам учительницы, но к радости примешивалась грусть. Обычным каникулам она бы обрадовалась. Но каникулы, которые не заканчиваются началом занятий, – не настоящие каникулы.
С осени она будет ходить на школьную кухню два раза в неделю. Учиться вести домашнее хозяйство, как сказала тетя Марта, а ведь существует так много вещей, которым можно было бы научиться.
После торжества в церкви они вернулись в свой класс, где учительница раздала табели с отметками. «Годовые отметки» – было написано вверху на отпечатанном формуляре. Ее имя, дата и сами отметки вписаны синими чернилами. «Арифметика и геометрия: отлично». По рисованию тоже «отлично». По всем предметам стояли отличные отметки, кроме родного языка. За него только «хорошо». Но учительница написала на полях: «Шведский язык не является родным для Стефании. И, принимая это во внимание, она делала исключительные успехи в течение учебного года».
Проезжая мимо садов на велосипеде, Штеффи чувствовала, как благоухает сирень. Яблони уже почти отцвели. Белые лепестки были разбросаны по земле, словно крупные снежные хлопья.
– Сними праздничное платье, – сказала тетя Марта, как только Штеффи вошла. – Теперь нам нужно привести в порядок дом к приезду летних постояльцев.
– Вот мои отметки, – сказала Штеффи.
Тетя Марта пробежала глазами по формуляру.
– Хорошо, – коротко сказала она и вернула Штеффи лист.
– Еще я получила книгу. В награду.
– Вот как, – сказала тетя Марта. Ее голос прозвучал немного странно.
Штеффи поднялась в свою комнату и переоделась в обычное платье. Затем они с тетей Мартой прибрали в доме, вычистив его сверху донизу, так же, как и перед Рождеством. Завтра должны приехать постояльцы на лето. Тогда Штеффи, тетя Марта и дядя Эверт переедут в подвал. Там обустроена жилая комната и маленькая кухня. Штеффи будет спать на кухонном диване.
Почти все на острове летом сдавали комнаты приезжим. Некоторые только одну, но большинство – весь дом, а сами переселялись в подвал. Семья Сильвии построила дом, который пустовал всю зиму и использовался только для сдачи летом. Сами они могли жить без неудобств на верхнем этаже магазина.
Штеффи освободила комод в своей комнате и отнесла все свои вещи в подвал.
Одежду ей разрешили сложить в комод в гостиной. В кухне места не нашлось.
Фотографии, шкатулку и дневник Штеффи сложила в пустую коробку из-под обуви и поставила ее под кухонный диван.
Репродукцию с Иисусом она оставила гостям.
Глава 35
Постояльцы на лето прибыли на следующий день на такси из порта. Багажник их автомобиля был битком набит сумками и пакетами.
Их было шестеро: пожилая чета, двое их взрослых детей, жених дочери, а также домработница, которая должна была вести хозяйство. Штеффи слышала, как тетя Марта называла даму «жена доктора», потому что ее муж, должно быть, был врачом. Как папа. Он был седоволосым, носил очки и выглядел усталым.
Жена доктора – высокая и статная. Видно, что в молодости она была красива. Дочь – симпатичная, со светлыми вьющимися волосами. Она все время держалась за руки со своим женихом. Сын – высокий, с умными серыми глазами и каштановыми волосами, спадающими на лоб.
Лучше всех была собака, коричнево-белый фокстерьер, которая сразу же подскочила к ногам Штеффи и облизала ей руки.
– Ты понравилась Путте, – сказала дочь врача.
– Ты не боишься собак? – спросила ее мать.
