Дикая Софи - Лукас Хартман
Прошло несколько месяцев. Ян научился ползать. Он стал хватать все, что попадалось ему на глаза, и пытаться засунуть это в рот.
— Кошмар! — воскликнул король и приказал убрать абсолютно все вещи, которые находились рядом с Яном.
Малышу теперь нельзя было трогать ни погремушку, ни деревянную лошадку, ни юлу — все это слишком опасно! Глашатай объявил на всю Цыпляндию, что король ищет уборщика, который будет убирать с пути принца даже мельчайшие крошки.
— Береженого Бог бережет, — сказал себе Фердинанд, выбрав самого старательного из кандидатов.
Руперт, придворный путеочиститель, теперь весь день крутился вокруг наследника, пытаясь угадать, куда тот поползет, и каркал: «С дороги! С дороги!» Раймунд и Станислав, как только у них выдавалась свободная минута, должны были ему помогать и отодвигать мебель, стоявшую на пути Яна. Особенно тяжел был королевский диван, и слугам приходилось его тягать иногда по тридцать раз на дню из-за прихоти младенца.
Волею случая Фердинанду довелось увидеть, как его сын впервые самостоятельно встал на ноги. Изабелла присела перед ребенком посреди расчищенной комнаты и хлопнула в ладоши. «Давай, — подбодрила она сына. — Попробуй шагать!»
Король в смятении смотрел, как его сын вытянул ручки и, покачиваясь, переставил одну ножку вперед. «Стой!» — крикнул Фердинанд, бледный от ужаса. Ян вздрогнул, качнулся сильнее и чуть не плюхнулся на попу, но король одним прыжком подскочил к нему и подхватил. Малыш заплакал, вывернулся из рук отца и испуганно пополз на четвереньках к маме, та утешила его и погладила по головке.
— Ты что, убить ребенка хочешь? — закричал на жену король. — Он чуть не грохнулся и не сломал себе ногу или руку!
— Ян учится ходить, — ответила Изабелла, с трудом сохраняя спокойствие. — И пока не научится, еще не раз упадет на попу. Так бывает со всеми детьми.
— Но не с Яном.
— А как же иначе? Ему что, теперь всю жизнь на карачках ползать?
— Нет. Но если он споткнется или потеряет равновесие, с ним не должно ничего случиться. — Фердинанд крепко задумался. — Придумал! — наконец воскликнул он. — Я назначу первого и второго рядомходящего. Первый будет ходить справа, а второй — слева от принца. И еще назначу следомходящего и впередиходящего. И эта четверка будет сопровождать принца во всех его передвижениях на ногах и ловить его, если он начнет падать.
Изабелла просто лишилась дара речи. Зато нянька откашлялась и сказала:
— С вашего позволения, ваше величество, но как вы себе представляете, что будет, когда ребенок захочет пройти через узкую дверь? Им что же, втроем протискиваться?
Король нахмурился:
— В моем замке нет узких дверей. А если такая и найдется, то я прикажу ее сделать шире.
— Муж! — сказала королева. — Ты и вправду стал абсолютно невыносим. Еще четыре должности при дворе? Какая глупость! Пошевели-ка мозгами. Какой прок от впередиходящего? Он же вообще не видит, что происходит у него за спиной.
— Значит, впередиходящий будет идти спиной вперед, — нашелся король, — и не спускать глаз с принца.
Изабелла вновь попыталась заставить мужа отказаться от его неразумного плана. Но министры опять были против нее и послушно талдычили то, чего от них хотел король. Несколько дней подряд Фердинанд и Изабелла спорили за завтраком, обедом и ужином. Потом королева сдалась. «Вот когда Ян научится как следует говорить, — думала она, — уж он за себя постоит».
Чтобы платить жалованье очередным опекунам принца, королю потребовалось еще больше денег, и теперь ему не оставалось ничего иного, как поднять налоги. Люди было зароптали. Но глашатая сопровождала вся королевская армия, это усмирило подданных, и они отдали то, чего требовал король.
— Еще тридцать банок сверху ему подавай! — возмущенно рассказывал Отто, придворный поставщик сливового варенья, своей жене. — И платить за них он не собирается! И все из-за этого избалованного мальчишки!
— Не кипятись, Отто, — успокоила его жена Герда. Она как раз купала их дочку Софи в ушате на дворе. — Принц ведь тут не виноват. Подумай, он же лишь немного старше нашей Софи.
Герда подняла девочку из ушата и стала вытирать ее полотенцем. Софи хихикала от удовольствия. Потом она вырвалась и подбежала к отцу. Он, смеясь, посадил дочку себе на плечи, заржал конем и побежал с нею по огороду.
— Отто, — беспокоилась мать, — ты ее уронишь.
— У нас тут не дворец, — отшутился отец и лихо перемахнул через грядку.
Глава 3, в которой король Фердинанд запрещает большую Е и нанимает буквореза
Принц Ян подрос и стал бледным, пугливым мальчиком, вечно окруженным опекунами. Играть ему разрешалось только с одним маленьким мячиком. Мячик был круглый и гладкий, и Ян все время его ронял. Со временем он стал довольствоваться тем, что катал мячик своим слугам, а те легонько катали его обратно.
Вдобавок к насекомолову, путеуборщику, двум рядомходящим, следомходящему и впередиходящему король нанял еще двух носильщиков по лестницам, одеждосогревальщика и распорядителя рыбьим жиром. Фердинанд снова поднял налоги, но так как он заодно увеличил армию на трех солдат, никто не посмел возмущаться.
Изабелла старалась смириться с непреодолимым самодурством мужа.
«Мальчик все равно вырастет, — утешала она себя. — Надо же ему учиться думать своей головой».
Ян рано научился читать и писать. Но отец разрешал ему брать в руки только тонкие книжки: толстые могли упасть мальчику на ноги и ушибить пальцы. Сначала Фердинанду вздумалось, чтобы его сын изучал только буквы без углов: если Ян привыкнет к угловатым буквам, рассуждал король, то он наверняка забудет о связанных с ними опасностях. Так что Станислав сперва познакомил воспитанника только с буквами З, О, С, Ф, Э. Наставник писал их мелом на грифельной доске, а Ян внимательно наблюдал и устно составлял буквы в слоги СО, ФЭ, ЗОС и так далее. Но через пару недель даже король признал, что из этих букв невозможно сложить ни одного осмысленного слова. К тому же он заметил, что у 3, С, Ф и Э есть опасные острые кончики и вообще-то из больших букв в алфавите должна остаться только О. Но что же можно выразить одной буквой О? Скрепя сердце Фердинанд разрешил сыну выучить весь алфавит — кроме буквы Е. Большая Е, заявил король, в точности похожа на вилку, и его бросает в дрожь от мысли,