Сказки французских писателей - Сидони-Габриель Колетт
Услышал его и юный Изамбер. Он сел в кресло позади девушки, не сказав ей ни слова.
Когда появился Жоффруа, его лицо показалось Батильде мужественным и благородным, а темные незрячие глаза юноши — самыми красивыми на свете. Едва он запел, Батильда ощутила такую нежность и одновременно такую печаль, что готова была разрыдаться. В этот миг Изамбер наклонился к ее уху и прошептал, что Жоффруа уже давно мог стать зрячим, если бы не его любовь к ней, Батильде. Ошеломленная девушка потребовала, чтобы он немедленно объяснился. И тогда Изамбер поведал ей свою историю и рассказал о том, как Жоффруа спас его и освободил и как, вместо того чтобы вернуть себе зрение, он предпочел пожелать, чтобы Батильда обрела слух. Можешь себе представить, как она была потрясена, услышав этот рассказ!
Ей и подумать было страшно о необходимости представиться Жоффруа. Она поспешно покинула замок. Вконец растерянная, девушка вернулась домой. Всю ночь она не могла сомкнуть глаз и решила любой ценой возвратить Жоффруа зрение.
Утром она оседлала лучшего коня и отправилась в Ломский лес. Это был храбрый поступок: лес кишел волками и другими дикими животными. Но любовь не страшится смерти, а мужество заставляет смиряться даже свирепых зверей. Никто из них не осмелился тронуть наездницу, пока она, повторяя про себя рассказ Изамбера, скакала что есть мочи сквозь чащу и кричала во весь голос:
— Старый хранитель Ломского леса! Если ты существуешь, отзовись!
Батильда надеялась, что эти слова его разгневают, и хранитель волей-неволей даст о себе знать.
Но время проходило, а ответа не было. И вот, когда она проезжала под ветвями необъятной ели, огромной, как крепостная башня, и такой высокой, что ее верхушка терялась в облаках, вдруг, точно из-под земли, раздался оглушительный голос:
— Кто здесь осмелился оскорблять меня?
Батильда остановила коня и, подняв глаза, увидела между громадными ветвями нечто напоминающее зеленую бороду вокруг черного дупла, похожего на рот.
— Хранитель! — воскликнула она. — Я не хотела тебя оскорбить. У меня к тебе всего лишь смиренная просьба. Мне кажется, ты совершил две ошибки…
— Я? — удивился голос.
— Во-первых, ты из-за пустяка целых сто лет продержал в пещере бедного юношу, вина которого невелика…
Батильду прервал громовой хохот.
— Во-первых, он там пробыл не сто лет, а всего сто минут. Это я так сделал, чтобы каждая минута казалась ему годом. Но я наказал его ему же на пользу: пусть учится хорошенько думать и не утверждает то, чего не знает. Выходит, я был прав, и он уже начал исправляться. А во-вторых?
— Во-вторых, — продолжала Батильда, — другой юноша спас его. В награду за это ты решил исполнить одно его желание. Юноша слеп, но ничего не попросил для себя. Ты не должен был его слушать. Ты обязан был вернуть ему зрение.
— Что же он пожелал? — спросил голос.
— Это не столь важно, — ответила Батильда.
Вновь раздался хохот.
— Как будто я не знаю, ведь он попросил наделить тебя слухом! Теперь ты слышишь. Так неужели ты по-прежнему несчастна?
— Да, — сказала Батильда, — я была счастлива, но с тех пор, как увидела Жоффруа и услышала его голос, жить мне стало горше прежнего.
Хранитель Ломского леса был суров, но добр, и горе Батильды его растрогало. Он решил испытать ее.
— Решилась бы ты снова оглохнуть, чтобы Жоффруа прозрел?
— Да! — без колебаний ответила девушка.
— Что ж, храбрости тебе не занимать! Если так, срежь кусочек коры с моего ствола. Не опасайся, ты не причинишь мне вреда. Возьми кору с собой. Свари на меду бруснику, терновую ягоду и дикую малину. Затем брось туда кору и снова все провари. Дай это питье твоему слепому, а вместе с ним выпей и сама. И всей душой пожелай, чтобы к нему вернулось зрение. Тогда он прозреет, но ты снова оглохнешь.
— Я все сделаю, — сказала Батильда, — однако разреши возразить: так будет несправедливо.
— Почему?
— Ведь если я опять оглохну, получится, что ты не исполнил желание Жоффруа.
— Верно, — ответил голос, — но тут я уже бессилен. Я всего-навсего хранитель этого леса, скромный подданный Хранителя Всех Лесов; мои возможности ограничены: я могу исполнять только одно желание в награду за один мужественный поступок. И если ты хочешь, чтобы Жоффруа прозрел, но ты слышала бы по-прежнему, нужен еще один, третий, смельчак, готовый пожертвовать всем ради вас обоих. Иначе ничего не выйдет.
Конечно, для бедной Батильды такой договор был слишком жестоким, но куда невыносимее сознавать, что она слышит ценой слепоты Жоффруа! Девушка приблизилась к еловому стволу и срезала с него кусочек коры.
— Так, — раздался голос. — Теперь запомни: я могу исполнять желания в награду лишь за бескорыстные поступки. В противном случае любое желание обернется против того, кто его загадает. Берегись: если в последний миг ты отступишь, заколеблешься или в глубине души пожалеешь о затеянном, ты рискуешь навлечь большую беду и на Жоффруа, и на себя. Так что подумай хорошенько! А теперь прощай и будь отважна.
Это мрачное предостережение повергло Батильду в дрожь, но, полная решимости, она отправилась в замок, собирая по дороге бруснику, терн и малину. Тотчас по возвращении она сварила на меду кусочек еловой коры и ягоды. Питье было готово. Теперь осталось самое трудное: дать его выпить Жоффруа и одновременно выпить самой.
Батильда вспомнила, что иногда, в перерывах между песнями, юный певец пил воду, чтобы голос звучал лучше. Первым делом следовало уговорить мать еще раз посетить замок Жоффруа, но это не составило большого труда. Разумеется, свой план Батильда хранила в тайне от матери, которая воспротивилась бы ему всеми силами.
И вдруг, когда они уже скакали к замку, та спросила: — Что за серебряный кувшинчик у тебя на поясе? — Брусничная вода, — ответила Батильда. — Прошлый раз было душно, а мне так хотелось пить!
— Это ты хорошо придумала, — одобрила мать. — Дашь и мне немного!
Бедняжка Батильда совсем опечалилась: она не могла отказать матери, но если бы та выпила напиток одновременно с ней и Жоффруа, к чему бы это привело? Вдруг бы она, ее матушка, ослепла или оглохла? Всю оставшуюся дорогу девушка трепетала от страха, еще и еще раз спрашивая себя, как поступить, и с ужасом чувствуя, что мужество ее покидает.
Тем не менее она все думала и думала, пока наконец не нашла верный, как ей показалось, способ избавить мать от страшного риска. Для этого и для того, чтобы ей самой выпить одновременно
