Эви и животные - Мэтт Хейг
Эви ни с кем не делилась правдой о том, где родилась и как её зовут на самом деле. Всё это осталось в таком далёком прошлом, что казалось неправдой.
Но девочка продолжала видеть сон об изумрудном удаве и ядовитой лягушке. Он снился ей целый год с того самого дня, как она выпустила крольчиху из клетки. А когда Эви перешла в новую школу – «школу для больших», как называла её бабушка Флора, – то стала видеть его даже чаще.
За утренним тостом с арахисовым маслом Эви сказала отцу:
– Сегодня ночью мне опять приснились удав и пятнистый древолаз. И, знаешь, такое чувство, будто всё это произошло на самом деле.
Папа оторвался от телефона, сделал глоток кофе и посмотрел на Эви.
– По-моему, очень интересный сон.
Эви нахмурилась.
– Пап, я о том и говорю, что это непохоже на сон. Это похоже на воспоминание, которое всплывает в виде сна. Мне кажется, когда-то я стояла в том лесу и мысленно разговаривала со змеёй.
Папа медленно покачал головой.
– Понимаешь, Эви… я не утверждаю, что это невозможно. Но будет лучше, если ты не станешь путать сны с воспоминаниями. Пусть прошлое остаётся в прошлом. Ты – Эви, а не Изабелла. Я – Лео, а не Сантьяго. Давай забудем о твоём Даре и о джунглях Амазонки. Наша настоящая жизнь – здесь, в Лофтинге. Давай сосредоточимся на ней.
Папа допил кофе и поставил чашку на стол.
А Эви пошла собираться. Её ждал ещё один день в старшей школе Лофтинга.
Рамеш
По дороге в школу Эви встретила хмурого господина в зелёной вощёной куртке. Он выгуливал английского спаниеля, который, как и все представители этой породы, был милым, дружелюбным чудиком. Едва завидев Эви, он принялся яростно вилять хвостом и шумно втягивать носом воздух.
– Привет, привет. Как дела? Я счастлив. Жизнь хороша. Я тоже хороший. Я тебе нравлюсь? – Мысли так и крутились в его голове. – Ты пахнешь чистотой. Чистотой и кокосом. Я даже не знаю, что такое кокос, но ты им пахнешь.
Хозяин резко дёрнул поводок.
– Ай! Неужели он не догадывается, как это больно? – обиженно подумал спаниель.
Эви посмотрела на мужчину с мрачным вытянутым лицом. Она уже открыла рот, чтобы сказать: «Простите, вашей собаке не нравится, когда вы дёргаете поводок», – но удержалась. Эви потребовалась вся сила воли, чтобы промолчать. Она совсем не гордилась своим поступком, но обещала папе и бабушке Флоре не высовываться. Эви помнила, что должна скрывать свой Дар.
Поэтому она молча потрепала спаниеля по голове и пошла в школу.
За год, минувший с тех пор как Эви с Леонорой поругались из-за мальтийской болонки, она едва ли обменялась с бывшей лучшей подругой парой слов. И это несмотря на то, что они перешли в одну школу. Леонора сразу стала звездой – даже дети из старших классов нередко просили у неё автограф. На Эви она не обращала ни малейшего внимания, разве что иногда хихикала над ней, перешёптываясь со стайкой новых подруг. Все они были копиями Леоноры.
А вот у Эви друзей почти не было.
Она так боялась разболтать свои секреты, что совсем замкнулась в себе. Единственным человеком в школе, с которым ей нравилось общаться, был мальчик по имени Рамеш. У него были блестящие чёрные волосы и на удивление низкий голос для двенадцатилетнего. Рамеш увлекался гитарой и старыми видеоиграми, а ещё любил страшных животных. Его мама работала в городском зоопарке.
В тот день на математике они разбирали теорему Пифагора о прямоугольных треугольниках. Поначалу Эви даже слушала с интересом: миссис Азикиви рассказывала о самом Пифагоре, древнегреческом философе и гениальном математике, который верил, что у животных есть душа, и стал вегетарианцем до того, как это вошло в моду.
Но потом учительница перешла к теореме и треугольникам, и в классе воцарилась скука.
Даже миссис Азикиви не скрывала, что ей скучно.
– И вот Пифагор открыл, что квадрат гипотенузы, – сонно бубнила она, – стороны́ треугольника, лежащей напротив прямого угла, равен сумме квадратов двух других его сторон. А значит, с помощью его теоремы вы можете рассчитать длину любой стороны прямоугольного треугольника или расстояние между двумя точками… М-м-м… перед вами лежат листки с заданиями. Найдите шестой вопрос и попробуйте вычислить длину стороны, отмеченной буквой «а».
Миссис Азикиви с видимым облегчением опустилась на стул, взяла классный журнал и уставилась в потолок.
– Гипотенуза – шикарное слово, – прошептал Рамеш, бездумно скользя взглядом по листку с задачами. – Ги-по-те-ну-за.
– Так могла бы называться газета для гиппопотамов, – сказала Эви.
– Отличная идея, – улыбнулся Рамеш.
Следующую пару минут они честно пытались посчитать длину стороны «а».
Пока дети пыхтели над заданием, миссис Азикиви благополучно уснула прямо за учительским столом.
Эви заметила, как Рамеш обвёл класс печальным взглядом. Хотя он много улыбался, в его глазах всегда таилась грустинка. Девочке хотелось знать, откуда она взялась, но новых друзей о таком не спрашивают. Поэтому она спрашивала Рамеша о зоопарке.
По мнению Эви, в идеальном мире все животные должны жить на воле. Но, насколько ей было известно, городской зоопарк Лофтинга входил в число лучших. Там ухаживали за животными, которые оказались на грани исчезновения.
– А кто тебе нравится больше всех в зоопарке? – шёпотом спросила Эви.
– Ну, я люблю сурикатов. Они прикольные. Но больше всего мне нравятся гребнистые крокодилы. Только в нашем зоопарке их нет. Это самые опасные животные на земле.
Эви покачала головой.
– А вот и нет.
– Шутишь, что ли? – удивлённо посмотрел на неё Рамеш. – Гребнистый крокодил может убить кого угодно на суше и в воде. Дикий буйвол ему на один зубок. Он даже с акулой справится – схватит за челюсть, крутанётся и голову ей оторвёт.
– Гребнистый крокодил даже не входит в тройку самых опасных существ, – вздохнула Эви.
– А, то есть людей мы тоже считаем?
Эви откашлялась.
– Люди жестоки и беспощадны, это даже не обсуждается. Мы убиваем друг друга. А ещё уничтожаем миллионы других живых существ. В «Нэшнл джиографик»[1] писали, что из-за людей целые виды вымирают в тысячу раз быстрее. Каждый день две сотни растений и животных исчезают с лица земли. И если мы не поостережёмся, то скоро останемся без гигантских панд, синих китов и индийских слонов. Их осталось очень мало.
– Умеешь ты испортить настроение, – хмыкнул Рамеш.
– Но даже если не считать людей, в число опаснейших
