Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович
Аргумент вроде «это позднейшие переписчики вставили» автоматически уничтожается простейшим вопросом: «Покажи ранние списки и поздние. Покажи оригинал!»
А нету... Ни ранних, ни поздних, ничего, отдаленно напоминающего оригинал. Сегодняшние «толкователи», не моргнув глазом, пишут в оправдание этакого курьеза, что-де «Слово о полку Игореве» на Руси совершенно не пользовалось популярностью, потому, мол, и сохранился один-единственный экземплярчик, счастливо попавший под пытливый взор Мусина-Пушкина.
Вообще-то те же самые ученые историки частенько любят ввернуть, что единичность того или иного раритета чаще всего как раз и служит признаком подделки...
Вернемся к «Слову». Там попадаются перлы, которые в двенадцатом столетии просто не существовали. Например, «шеломы латинские» на князях Романе и Мстиславе. В применении к Западу слово «латынцы» начало употребляться гораздо позже, века с XV, когда произошло скандальное разъединение церквей. В двенадцатом веке еще не было деления христианской церкви на «православную» и «латынскую», разногласия имелись, но не было все же резкого размежевания...
Князю Галицкому Ярославу посвящены такие строки: «Ты стреляешь с отчего златого престола Салтанов за землями».
«Салтан» – это султан. В двенадцатом веке никаких таких «султанов» в Турции еще не существовало, султаны там появились в самом конце четырнадцатого столетия. Эти строки как нельзя более уместны веке в шестнадцатом...
Чтобы подыскать хоть какое-то объяснение (не вычеркивать же неудобную строку из «великого памятника»?), историки придумали этакую заумь: «салтаны», дескать, вовсе не турецкие, а – арабские. И дело якобы в том, что Ярослав Галицкий готовясь принять участие в крестовом походе против султана Саладина...
Одна беда: и в западноевропейских, и в древнерусских письменных источниках ни словцом не упоминается о подобных намерениях Ярослава. А ведь подобные предприятия требовали отправки послов к предводителям крестоносцев, каких-то переговоров, договоренностей, непременно остались бы упоминания о послах и переговорах... Но – нету...
В другом месте – очередной ляп. «Рассечены саблями калеными шлемы Аварские тобою, ярый тур Всеволод!»
Та же традиционная история, что с пеной у рта доказывает подлинность «Слова», не менее категорична касаемо аваров: гласит, что означенные авары начисто исчезли в девятом веке. Как же князь Всеволод ухитрялся дубасить саблей каленой по шлемам вымерших еще триста лет назад воинов? Что за роман ужасов с ожившими древними покойниками?
Быть может, тот, кто сочинил «Слово», попросту плохо разбирался в древней истории...
Отдельные циники, которыми богат наш век, давно уже утверждают, что «слово о полку Игореве» списано со вполне реального исторического памятника под названием «Задонщина». Эта рукопись повествует о войне русских с Мамаем.
Вот «Задонщина» как раз оригиналами похвастать может, и не одним. Ее краткий вариант сохранился в так называемом Кирилло-Белозерском списке, датируемом 70-ми годами XV века. Известны четыре экземпляра «расширенного варианта», шестнадцатого и семнадцатого столетий.
Аргументы? Извольте.
«Слово» начинается так: «Начнем же ту песню по былинам сего времени...»
Так вот, «серьезные ученые» нам сообщают, что слово «былина» в древнерусских текстах встречается только в «Слове» и «Задонщине». И загадочная страна «Хинове» упоминается только в «Слове» и «Задонщине», и нигде больше. Иные комментаторы видят в «Хине» Китай – но в «Слове» Ярославна недвусмысленно упоминает про «хинове стрелы», летящие в ее мужа Игоря. Значит, «Хинове» – это где-то рядом, уж никак не Китай...
Наконец, в «Слове» попадаются предельно загадочные слова, которых вообще больше никогда не встречается в древнерусских текстах: таинственные «шереширы» и не менее таинственная «зегзица». Историки опять-таки (по другим поводам, разумеется) любят говаривать, что подобное «словотворчество» – еще один признак «новодела». Между прочим, как ни бились, так и не отыскали «реку Каялу» и загадочные «Дудутки близ Новгорода», упоминаемые в «Слове».
Еще об истории его находки. Когда Новиков впоследствии был посажен, конфискованные архивы его «Типографической компании» попали к Мусину-Пушкину. Среди прочего Мусин отыскал там и работы умершего недавно писателя, историка и экономиста М. Д. Чулкова. Того самого, что за десять лет до того издал четырехтомное «Собрание разных песен» – народные исторические песни и сказания, которые Чулков в значительной степени подверг обработке. Следовательно, опыт работы со старыми «песнями», их творческого дополнения у него имелся.
Так вот, вскоре после работы с бумагами Новикова-Чулкова Мусин-Пушкин и припер Екатерине «Слово о полку Игореве», к которому она осталась совершенно равнодушна...
Быть может, кое-что знала?
Вторично свою копию старинной рукописи Мусин-Пушкин показал в 1797 г. императору Павлу I. Тот распорядился: издать! Но Мусин-Пушкин отчего-то начал подготовку к изданию только год спустя. Циники уверяют, что он попросту дожидался смерти Новикова, первоначального хозяина бумаг Чулкова, который – единственный! – мог что-то знать о подлинном авторе «Слова».
Вот такая история о «древнем» памятнике, чьего оригинала не существует – а сам «памятник» набит либо терминами, которых нет ни в одной другой древнерусской рукописи, либо ляпсусами, которых автор двенадцатого века ни на что не мог сделать. Каждый вправе относиться к нему по-своему.
Но вернемся к Екатерине.
Ее смерть была внезапной. Войдя в гардеробную, лакеи застали императрицу на полу, без сознания, и в себя она так уже и не пришла. Разумеется, ходили всевозможные дурацкие слухи: будто ее ткнули копьем снизу, пардон, в нужнике. А еще – якобы зловредные и всемогущие масоны, раздосадованные гонениями на них, подослали к императрице верного человека, и он украдкой ее оцарапал булавкой, смазанной злодейским ядом кураре. Чушь, разумеется. Не подлежит сомнению, что смерть Екатерины последовала от естественных причин.
Как никогда бывает, это была не просто смерть человека, венценосца, а конец целой эпохи. Это эпоха умерла – «век золотой Екатерины».
Но не сам восемнадцатый век.
Столетия плохо привязаны к конкретным цифрам. Справедливее будет считать, что восемнадцатый век закончился примерно в 1815 г. – когда было покончено с Наполеоном, самым блистательным осколком восемнадцатого столетия, когда помаленьку стали дряхлеть, уходить, кто в прямом, кто в переносном смысле, люди, воспитанные и сформированные восемнадцатым веком – и на смену им массово стали выдвигаться молодые, принадлежавшие уже другому столетию, девятнадцатому, новому. Эта смена поколений и есть реальная смена веков – а не забавы с арифметикой...
Да, между прочим... Занятно, но факт: Наполеона однажды форменным образом предсказала Екатерина, написавшая 11 февраля 1794 г., когда Бонапарт только-только стал бригадным генералом, почти ничем не примечательным: «Если Франция выйдет из теперешнего испытания, она будет сильнее, чем когда-либо; она станет послушной и кроткой, как ягненок; но ей необходим человек недюжинный, ловкий, смелый, стоящий выше своих современников, а может быть, и своего века. Родился ли он? Или нет? Придет ли он? Все зависит от этого. Если он появится, то остановить дальнейшее падение, и оно прекратится там, где он появится, во Франции или в другом месте».
Уж если это не предсказание, то, простите, не знаю, какого рожна вам и надо...
Эпоха умерла – а люди, как водится, ее в большинстве своем пережили. У них будет разная судьба. Немалых высот достигнет и умрет в почете Гаврила Романович Державин, успев перед смертью обратить внимание на кудрявого подростка, с жаром декламирующего юношеские пиитические опыты. Долгую и достойную жизнь проживет баснописец Крылов, в раннем детстве вместе с родителями переживший осаду пугачевцами крепости, где его отец служил офицером. Еще успеет поучаствовать в создании земского ополчения во время первых войн с Бонапартом Алехан Орлов. Чуть ли не до воцарения Николая I дотянет Платон Зубов, так ничем себя и не проявивший впоследствии – разве что тем, что был среди тех, кто шел свергать Павла, но по дороге пытался улизнуть, был в буквальном смысле схвачен за воротник генералом Беннигсеном и водворен в «строй». Сам не убивал – это вам не Алехан! – но актом отречения перед Павлом махал...
