Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович
А вот это в сто раз страннее, чем разночтения в имени. Потому что, во-первых, в Германии того времени метрические книги велись аккуратнейшим образом, а во-вторых, речь шла не о крестьяночке из глухих мест, а о наследной принцессе одного из старейших в Европе владетельных родов. Записи о ее появлении на свет просто обязаны были существовать! Хотя бы для того, чтобы удостоверить законность ее рождения, а следовательно, и притязаний на титул и трон! Из-за того, что подобные записи оказывались утраченными или умышленно изничтоженными, в благородных семействах происходило немалое число трагедий. Вспомните роман Коллинза «Женщина в белом». Там оказалось, что один из главных злодеев оказался самозванцем – долгие годы именовал себя «сэром», а потом копнули метрические книги и выяснилось, что о нем там нет никаких записей, потому что он незаконнорожденный, никакой не баронет, а шпана подзаборная... Да мало ли примеров?
В общем, записи о рождении Екатерины просто обязаны были существовать. Но загадочным образом куда-то делись еще при ее жизни. Хотя штеттинские архивы сохранились в полной неприкосновенности, не узнавши ни войн, ни стихийных бедствий...
Причина? Она лежит на поверхности. Поскольку есть серьезнейшие основания если не утверждать со всей уверенностью, то крепко подозревать, что Екатерину следует именовать не Софьей Христиановной, а Софьей Ивановной...
Потому что на сцене появляется третий – молодой (двадцати восьми лет от роду) человек, русский аристократ Иван Иванович Бецкой. Незаконный сын князя Трубецкого и шведской баронессы Вреде. Во время войн Петра I со шведами храбрый вояка Трубецкой, так уж не повезло, угодил в плен – и жилось ему в плену, в Стокгольме, весьма неплохо. В те времена еще сохранялась некоторая рыцарственность, и военнопленных не принято было материть в концлагерях. Даже рядовые солдаты, угодив в плен, жили, в общем, нормально, а офицеры и, особенно, знатные персоны и вовсе разгуливали свободно по чужой столице, пользуясь всеми благами жизни, преспокойно гуляли в кабаках с офицерами противника и вместе с ними шлялись по доступным красавицам (таковы уж были нравы эпохи). Вот и Трубецкой в плену крутил роман с баронессой Вреде практически в открытую – плодом чего был Иван Иванович Бецкой.
Вы уже отметили созвучие фамилий: Трубецкой – Бецкой? Тут нет никакого совпадения. В XVIII столетия у российских вельмож так было принято: фактически признавать своих незаконных детей, давать им собственную, но усеченную фамилию, выправлять дворянские грамоты. Румянцев – Мянцев, Бутурлин – Турлин, Репнин – Пнин, Головин – Ловин, Воронцов – Ранцов, Голицын – Лицын (я перечисляю реальные случаи).
Замечу в скобках: хорошо, что на русской службе в то время не состоял ни один немец из славной германской фамилии Блюхер. Представляете, каково бы пришлось сыночку, вздумай папаша по всем тогдашним правилам облагодетельствовать незаконного отпрыска? До конца жизни от насмешек не отмоешься...
Уточню еще: когда родители Екатерины сочетались браком, полковнику Христиану было сорок, а Иоганне – едва семнадцать. Особа, по воспоминаниям современников, очаровательная, легкомысленная, темпераментная, охотно следовавшая всем веяниям тогдашней моды. А мода, как мы уже выяснили, была такова, что повсеместно в Европе супружеская верность считалась не добродетелью, а прямо-таки извращением. Я говорю абсолютно серьезно. Светская дама без любовника или кавалер без любовницы вызывали лишь удивление и подозрения, что у них что-то не в порядке...
А между тем историческим фактом является то, что Иван Иванович Бецкой, светский человек и большой повеса, служивший секретарем российского посла в Париже, был прекрасно знаком с молодой герцогиней Иоганной и находился с ней в большой дружбе. Один из российских энциклопедических словарей XIX века. пишет об этом с трогательным простодушием: «Герцогиня сильно им заинтересовалась и относилась к нему очень хорошо».
Будь это какое-нибудь другое столетие, не восемнадцатое, я готов признать, что речь шла о чисто платонической дружбе. Но когда мы имеем дело с восемнадцатым, «галантным» веком, то лично я впадаю в здоровый цинизм, представляя себе этот треугольник: сорокалетний скучный полковник, простой, как табуретка, служивый, не блиставший какими бы то ни было достоинствами, оставшимися бы в памяти окружающих, бесцветный, воплощенная серость. Едва достигшая восемнадцатилетия ветреная красотка. И молодой дворянин, любитель жизни во всех ее проявлениях, дамский угодник, краснобай и острослов, человек, как мы позже убедимся, незауряднейший...
Кто-нибудь верит, что последние двое ограничивались светской болтовней и игрой в шашки, пока полковник торчал в казармах?
Лично я – ни капельки. Ну разумеется, у нас нет стопроцентных прямых доказательств. Но вот косвенных превеликое множество. Легкомыслие Иоганны в истории прилежно зафиксировано, как и мастерство Бецкого в покорении дамских сердец.
А позже все современники единодушно отмечали совершенно исключительное положение Бецкого при дворе Екатерины. Помянутый энциклопедический словарь констатирует: «Екатерина II по вступлении на престол, поставила Бецкого в исключительное положение: он имел непосредственное отношение только к ней (то есть в качестве государственного служащего подчинялся непосредственно императрице – А. Б.) и, по словам Греча, Екатерина чтила и любила его, как отца (выделено мною – А. Б.)».
А вот что пишет сам Греч, писатель осведомленный и точный:
«Эта немецкая принцесса (Екатерина II – А. Б.) происходила от русской крови. Отец ее, принц Ангальт-Цербстский, был комендантом в Штеттине и жил с женою в разладе. Она проводила большую часть времени за границею, в забавах и развлечениях всякого рода. Во время пребывания в Париже, в 1728 г., сделался ей известным молодой человек, бывший при русском посольстве, Иван Иванович Бецкой, сын пленника в Швеции князя Трубецкого, прекрасный собою, умный, образованный. Вскоре, по принятии его в число гостей княгини Ангальт-Цербстской, она отправилась к своему мужу в Штеттин и там 21 апреля 1729 г. разрешилась от бремени принцессою Софиею Августою, в святом крещении Екатерина Алексеевна. Связь Бецкого с княгинею Ангальт-Цербстскою была всем известна».
Добавлю, что Греч не сам все это сочинил, а опирался на мнение современников Екатерины Ангальт, а среди них было много тех, кто в качестве ее отца называл не законного мужа, а как раз Бецкого.
Быть может, это и объясняет отсутствие записей в приходских книгах. Вообще-то историкам известно собственноручное письмо принца Христиана от 2 мая 1729 г., в котором говорится, что у него в этом городе родилась дочь. Но, собственно говоря, это доказывает одно, что Екатерина родилась все же в Штеттине. Очень уж многие говорили о связи Иоганны с Бецким, очень уж вольными были тогдашние нравы... А что, собственно, принц должен был написать? Что у его супруги родился ребенок, к появлению коего на свет он никакого отношения не имеет? Подобные откровения рогатым мужьям как-то не особенно свойственны.
Между прочим, давным-давно существовала еще и другая версия, правда, аргументированная гораздо слабее: что Екатерина родилась в Дорнбурге, родовой резиденции Ангальтов, и ее отцом был молодой прусский принц, впоследствии – Фридрих Великий. Это еще раз доказывает, что ветреность Иоганны была всем прекрасно известна – о добродетельных дамах такие сплетки обычно не гуляют...
А если учесть, что принц Христиан относился к дочери без особой симпатии...
Явную путаницу внесла в историю о своем рождении и сама Екатерина. Она писала: «Я родилась в доме Грейфенгейма, на Мариекирхенхоф». Однако в Штеттине, достоверно установлено, никогда не было никакого «дома Грейфенгейма». И квартировал Христиан с семьей не на улице Мариекирхенхоф, а на Домштрассе.
Разумеется, всем этим фактам давали и другое объяснение. Бецкого-де Екатерина привечала исключительно как старого знакомого ее матери – но у Иоганны была масса подобных знакомых, однако Бецкой оказался единственным из них, к которому императрица относилась с таким расположением. Христиан мог потому не любить дочь, что хотел сына...
