Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович
Государыни
всепотданнейший раб
Граф Алексей Орлов.
1775 года, января 5 (16) дня.
Из Пизы.
Всемилостивейшая Государыня!
Угодно было Вашему Императорскому Величеству повелеть доставить называемую Принцесу Елизавету, которая находилась в Рагузах. Я со всеподданническою моею рабскою должностью, чтоб повеленьи Вашего Величества исполнить, употребил всевозможные мои силы и старанья, и счастливым теперь зделался, что мог я оную злодейку захватить со всею ее свитою на корабли, которая теперь со всеми с ними содержится под арестом на кораблях, и рассажены по разным кораблям. При ней сперва была свита до шестидесяти человек; посчастливелось мне оную уговорить, что она за нужно нашла свою свиту распустить, а теперь захвачена она сама, камармедхем ее, два дворянина Польских и несколько слуг, которых имена при сем осмеливаюсь приложить. А для оного дела и на посылки употреблен был штата моего Генерал-Адъютант Иван Кристенек, которого с оным моим донесением к Императорскому Величеству посылаю, и осмелюсь его рекомендовать и могу Ваше Величество как верный раб уверить, что оной Кристенек поступал со всею возможною точностию по моим повелениям и умел удачно свою роль сыграть. Другой же употреблен к оному делу был Франц Вольф; хотя он и не сделал многого, однако ж по данной мне власти от Вашего Императорского Величества я ево наградил чином капитанским за показанное им усердие и ревность в Высочайшей службе Вашего Императорского Величества. А из других кто к оному делу употреблен был, тех не оставлю деньгами наградить. Признаюсь, Всемилостивейшая Государыня, что я теперь находясь вне отечества, в здешних местах, опасаться должен, чтоб не быть от сообщников сей злодейки застрелену или окармлену. Я ж ее провез сам на корабли на своей шлюпке и с ее кавалерами, и препоручил над нею смотрение Контр-Адмиралу Грейгу, с тем повелением, чтоб он всевозможное попечение имел о ее здоровье, и приставлен один лекарь; берегся б, чтоб оная при стоян(ь)и в портах не ушла б; тож чтоб и ни каково б писмеца никому б не передала.
Равно велено смотреть и на других судах за ее свитою. Во услужен(ь)и же оставлена ее девка у ней камердинер; все ж письма и бумаги, которые у нее находились, при сем на рассмотрение Вашего Императорского Величества посылаю, с надписанием номеров. Я надеюсь, что найдутся тут несколько Польских писем о Конфедераци(и), противной Вашему Императорскому Величеству, из которых ясно изволите увидеть и имена их, кто они таковы. Контр-Адмиралу ж Грейгу приказано от меня и по приезде его в Кронштадт никому оной женщины не вручать без особливого именного Указа Вашего Императорского Величества.
Оная ж женщина росту небольшого, тела очень сухова, лицом ни бела, ни черна, а глаза имеет большие и открытые, цветом темнокарие и косы, брови темно-русые, а на лице есть и веснушки; говорит хорошо по французски, по немецки, немного по итальянски, разумеет по английски: думать надобно, что и польский язык знает, только ни как не отзывается: уверяет о себе, что она арабским и персидским языком очень хорошо говорит.
Я все оное от нее самой слышал: сказывала о себе, что она и воспитана в Перси(и), и там очень великую партию имеет; из Роси(и) ж унесена она в малолетстве одним Попом и несколькими бабами; в одно время была окармлена, но скоро могли ей помощь подать рвотными. Из Перси(и) же ехала через Татарские места около Волги, была и в Петебурге, а там через Ригу и Кенигсберг в Подстаме была и говорила с Королем Прусским, сказавшись о себе, кто оная такова; знакома очень между Князьями Имперскими, а особливо с Триерским и с Князем Голштейн-Лимбургским; была во Франции, говорила с Министрами, дав мало о себе знать.
Венский Двор в подозрени(и) имеет, на Шведской и Прусской очень надеется; вся Конфедерация ей очень известна и все начальники оной. Намерена была ехать отсель в Константинополь прямо к Султану, и уже один от ее самой верной человек туда послан, прежде нежели она сюда приехала; по объявлению ее в разговорах, родом этот человек персиянин и знает восемь или девять языков разных, говорит оными всеми очень чисто.
Я ж моего собственного заключения об ней прямо Вашему Императорскому Величеству донести ни как не могу, по тому что не мог узнать в точности, кто оная действительно; свойство ж оная имеет довольно отважное и своею смелостию много хвалится: этим то самым мне и удалось ее завести куда я желал. Она ж ко мне казалась быть благосклонною, чево для и я старался казаться перед нею быть очень страстен; наконец я ее уверил, что я бы с охотою и женился на ней, и в доказательство хоть сего дня, чему она, обольстясь, более поверила. Признаюсь, Всемилостивейшая Государыня, что я оное исполнил бы, лишь только достичь бы до того, чтобы волю Вашего Величества исполнить. Но она сказала мне, что теперь не время, по тому что она еще несчастлива, а когда будет на своем месте, тогда и меня сделает счастливым. Мне в оное время и бывшая моя невеста Шмитша (так!), могу теперь похвастать, что имел невест богатых. Извините меня Всемилостивейшая Государыня, что я так осмеливаюсь писать.
Я почитаю за должность все Вам доносить, так как пред Богом, и мыслей моих не таить.
Прошу и того мне не причесть в вину, буде я по обстоятельству дела принужден буду, для спасения моей жизни, и команду оставя, уехать в Россию и упасть ко священным стопам Вашего Императорского Величества, препоручая мою команду одному из Генералов по мне младшему, какой здесь на лицо будет. Да я должен буду и своих в оном случае обманывать и никому предстоящей мне опасности не показывать. Я всего больше опасаюсь Езуитов, а с нею некоторые были и остались по разным местам, и она из Пизы уже писала во многие места о моей к ней преданности, и я пренужден был ее подарить своим портретом, который она при себе имеет, а если захотят и в Роси(и) мне недоброходствовать, то могут по этому придратся ко мне, когда захотят.
Я несколько сомнения имею на одного из наших вояжиров, а легко может быть, что я и ошибаюсь; только видел многие французские письма без подписи имя, а рука кажется мне быть знакомая.
При сем прилагаю полученное мною одно письмо из под аресту, тож каковое она писала и Контр-Адмиралу Грейгу, на рассмотрение. А она и по се время еше верит, что не я ее арестовал, а секрет наш наружу вышел. Тож у нее есть и моей руки писмо на немецком языке, только без подписания имени моего, и что я постараюсь уйти из под караула, а после могу и ее спасти. Теперь не имею времени обо всем обстоятельно донести за краткость времени, а может о многом доложить Генерал-Адъютант моего штата. Он за нею ездил в Рим, и с нею он для виду арествован был на одни сутки на корабле. Флот под командою Грейковою, состоящей в пяти кораблях и одном фрегате, сейчас под парусами, о чем от меня дано знать в Англию к Министру, чтоб оной, по прибыти(и) в порт английский, был всем от него снабжаем. Флоту ж велено как возможно поспешать к своим водам. Всемилостивейшая Государыня, прошу не взыскать, что я вчерне мое доношение к Вашему Императорскому Величеству посылаю, опасаясь чтоб в точности дела не проведали и не захватили б где ни буть курьера моего и со всеми бумагами. Я ж, повергая себя ко освященным стопам Вашего Императорского Величества,
Всемилостивейшей моей Государыни,
всепотданнейши(й) раб
Граф Алексей Орлов.
1775 года. Февраля 14 (25) дня. Из Ливорны.
Всемилостивейшая Государыня!
Наимилостивейшее письмо Вашего Императорского Величества из Москвы от 22 марта имел счастье получить с курьером Гревенсом, в котором Всемилостивейшая Госурыня оказывать изволите матернюю Вашу милость ко мне за малые мои службы. Желал бы я, Всемилостивейшая Государыня, чтоб усердию моему, которое я ко освященной Вашего Императорского Величества особе имею, соответствовали мои душевные и телесные силы; тогда б я счел себя счастливым и достойным тех милостей, каковые Ваше Величество щедро на меня изливаете, а теперь оные принимаю яко недостойной, а из единова Вашего великодушия и особливой милости ко мне.
