Человек. Книга. История. Московская печать XVII века - Поздеева Ирина

Подобная замена имени хозяина именем слуги, сделанная тем же почерком, может иметь лишь одно объяснение. Оба вклада записывались одновременно или переписывались из оригинала Описи. Писец автоматически повторил окончание первой записи, а затем исправил ошибку. Поскольку обе записи следуют за «тетратями» «о постановлении первого патриарха Иева», вклад не мог быть сделан ранее 26 января 1589 г., когда Иов был возведен в патриарший сан.

Таким образом, брошюра, изданная в Казани, была вложена в Соль-вычегодский собор не ранее февраля 1589 г. и не позднее начала февраля 1604 г. (предельно поздний срок первой проверки). При этом весьма велика вероятность того, что запись принадлежит к ядру Описи, скопированному не позднее августа 1601 г. Издание же казанских «тетратей» датируется в пределах четверти века – между июлем 1579 и февралем 1604 (или же августом 1601) г.

Но даже столь широкая датировка брошюры имеет немаловажное значение для истории отечественного книгопечатания. Напомним, что суммарная датировка сводилась первоначально к 1579–1620 гг. Теперь же, после длительных выкладок и комбинаций, становится ясно, что типография появилась в Казани не позднее самого начала XVII в., и ее возникновение не было результатом прекращения деятельности Московского печатного двора в Смутное время. Издание брошюры уже нельзя связать с деятельностью Второго ополчения и освобождением Москвы в 1612 г. Речь идет о третьем известном в настоящее время (после Москвы и Александровой слободы), хотя и весьма скромном, центре книгопечатания в Московском государстве.

Уточнение датировки «тетратей», изданных в Казани, позволяет с достаточной степенью достоверности отождествить их с изданием, реально существующим, хотя и долго не замечавшимся историками отечественного книгопечатания. Речь идет о печатной службе явлению Казанской иконы, сохранившейся в составе конволюта Синодального собрания ГИМ (№ 447. Л. 437–465).

Это, безусловно, один из самых загадочных памятников российского книгопечатания XVI в. Впервые о нем сообщили в 1862 г. в знаменитом описании рукописей Синодальной (Патриаршей) библиотеки А.В.Горский и К.И.Невоструев. Краткие замечания патриархов отечественной археографии об этой брошюре стоят того, чтобы привести их целиком. В описании отмечено, что «концу рукописи приплетена печатная служба на день явления иконы Пресвятой Богородицы в Казани, без обозначения года и места печати. По характеру букв она, должно быть, напечатана в Москве и, вероятно, во время, близкое к явлению самой иконы»[709]. Цитируемое известие не привлекло внимания исследователей книгопечатания, вероятно потому, что затерялось на страницах гигантского труда, посвященного рукописным, а не печатным книгам (вечная проблема «непрофильной» научной информации). В результате брошюра не вошла ни в один из сводных каталогов русских кириллических изданий XVI в.[710]

На первый взгляд сведения Описи сольвычегодского Благовещенского собора и данные наблюдений А.В.Горского и К.И.Невоструева не дают достаточных оснований для подобного отождествления, но в реальности несогласованность между ними мнимая. Опись называет «тетрати» «стихирами и каноном», каковыми издание фактически и является. Горский и Невоструев назвали описанный ими экземпляр Службой. В обоих случаях это не самоназвание памятника[711]. Текст службы в брошюре, описанной Горским и Невоструевым, очень краток – содержит стихиры и один канон (для сравнения стоит указать, что в первом издании этой службы в составе Служебной Минеи на июль (М., 1629) текст дополнен каноном Одигитрии, а в киевском издании 1679 г., кроме того, – проложной Повестью о явлении иконы[712], т. е. практически соответствует определению, данному в соборной описи[713]).

Столь же мнимым является и противоречие в отношении места издания брошюры. В начале 1860-х гг. о существовании казанской типографии еще не было известно. Москва в данном случае выступает у Горского и Невоструева синонимом Великороссии, в противовес кириллическим типографиям, работавшим вне границ Русского государства, в Валахии, Венеции и Речи Посполитой. По справедливому замечанию А.И.Рогова, о подобном московском издании ничего не известно[714], поэтому противопоказания отождествлению брошюры в синодальном конволюте с «тетратями», печатанными в «Казане», из Описи 1579 г. отсутствуют.

Издание Службы явлению Казанской иконы Богоматери в составе конволюта Синодального собрания ГИМ представляет брошюру форматом в 4° (19x13,6 см). Это самое малообъемное из известных в настоящее время российских изданий XVI в. Экземпляр дефектен, в нем сохранилось 29 листов. Утрачен один лист в конце брошюры – насколько можно судить по тетрадям, первые три представляют обычные кватернионы, в четвертой изначально было 6 листов. Текст собственно Службы сохранился в брошюре целиком (завершается на обороте л. 29 словами: «…по сем великое славословие»). Утраченный лист мог быть чистым, или же на нем была помещена небольшая молитва Богоматери или ее Казанской иконе. Открытым остается вопрос выходных данных (не исключено, что известие о месте издания «тетратей» было включено в соборную Опись со слов вкладчика).

На экземпляре отсутствуют записи, позволяющие проследить его судьбу до того, как он оказался в составе конволюта. Судя по тому, что бумага издания (в отличие от предшествующего рукописного текста) подмочена, а первый лист «захватан», брошюра длительное время бытовала самостоятельно и вошла в состав синодального сборника лишь в последней четверти XVIII в., когда Сии. 447 приобрел существующий и ныне переплет[715].

Экземпляр, по-видимому, не сильно обрезан. Ширина верхнего поля 25 мм, нижнего – 37, правого – 4, левого – 14, при площади текста 138 х 82 мм. Издание не имеет сигнатур, пагинация кириллической цифирью в правом нижнем углу.

Брошюра напечатана на бумаге французского производства трех сортов[716]:

1) с водяным знаком «сфера», увенчанная лилией, с подвешенным внизу «сердечком». В справочнике знаку наиболее соответствуют № 912 и 913 в альбоме Н.П. Лихачева (1567 г.), менее близки знаки № 3179 (1560 г.), 2997 и 2998 (1562 г.), 3439 и 3440 (1564 г. – первопечатный Апостол Ивана Федорова и Петра Мстиславца), № 14028 (1559 г.) и 14029 (1563 г.) в альбоме Ш.М. Брике. Этот знак имеется лишь на одном двойном листе – 10 и 15, парный к нему, судя по сетке, л. 1 и 8 (без знака);

2) без водяных знаков (отличается от листов с филигранями плотностью сетки). Подобная бумага встречается в большинстве томов

Лицевого летописного свода и в Псалтыри, напечатанной Андроником Тимофеевым Невежей в Александровой слободе («Слободская Псалтырь») с 20 июня 1576 по 31 января 1577 г.[717];

3) с филигранью «дельфин» под маленьким трилистником (л. 18–23 и др.). Единственная аналогия этому знаку имеется в альбоме Брике, № 5847 (1584 г.). Знаки издания и альбома близки, но не идентичны, при этом приведенный в справочнике несколько деформирован, что указывает на длительное использование черпальной формы.

Учитывая, что брошюра не могла быть издана ранее июля 1579 г., для ее датировки имеет значение лишь младший из упомянутых водяных знаков. Он подтверждает мнение А. В. Горского и К.И.Невоструева, что «тетрати» были напечатаны, «вероятно, во время, близкое к явлению иконы». Датировка издания серединой – второй половиной 1580-х гг. неплохо согласуется и с фактом вклада в Благовещенский собор не ранее 1589 г.

В то же время наличие в издании, вышедшем не ранее 1579 г., бумаги с маркировкой 1560-х гг. представляет исключительный интерес для истории самой загадочной типографии. Запас (хотя, вероятно, и небольшой) бумаги с залеженностью свыше полутора десятилетий свидетельствует скорее о том, что деятельность казанской «штанбы» началась (или по крайней мере должна была начаться) задолго до рубежа 1570-х и 1580-х гг., а около середины 1560-х гг. или во второй их половине она прервалась. Такое предположение почти вплотную подводит к истокам собственно российского книгопечатания и находит прямое подтверждение в результате исследования и идентификации шрифта издания.