Человек. Книга. История. Московская печать XVII века - Поздеева Ирина

Поскольку около трети всех изданий Московского печатного двора второй половины XVII в. не сохранилось, а старообрядческая книжность памятников этого времени не признает, единственная надежда найти отсутствующие издания – именно работа в местных хранилищах. Реальность таких находок уже показали сплошные обследования названных выше фондов.

К сожалению, в Тверской области, хранители которой являлись инициаторами начала сплошного археографического обследования, после выхода каталога работы прекратились. Более того, фондохранилища фактически потеряли своих сотрудников – подготовленных археографов и авторов первой книги. Уже две администрации области не поддержали эту программу, несмотря на то что выставка «Вера и книга древней Твери», подготовленная на базе изучения хранилищ, имела большой успех даже далеко за пределами региона[664]. Только в 2013 г. благодаря фонду «Русский мир» и многолетним трудам Г.С.Гадаловой вышло в свет описание 90 рукописных книг XIV–XVI вв., выявленных и изученных тем же коллективом тверских специалистов[665]. Второй причиной «летаргии» Тверской программы стал уход из жизни активных ее пропагандистов – руководителей крупнейших тверских организаций-хранилищ (ГАТО и ТГОМ) М. И. Ильина и Ю.М.Бошняка[666].

Приступая к работам в Пермском и Ярославском регионах, археографы постарались учесть тверской опыт. Поэтому в этих регионах они являются не только научными руководителями программ «Книжные памятники Прикамья», «Древняя книга Ростово-Ярославской земли» и подготовки местных кадров, но и непосредственными исполнителями работ.

В настоящее время осуществлять в вузе такую деятельность систематически можно было только в форме производственной студенческой археографической практики. Естественно, для этого на историческом факультете МГУ стала ежегодно проводиться более интенсивная подготовка студентов к археографическим работам, которая позволила будущим специалистам не только приобрести профессиональные навыки, стать авторами-составителями фундаментальных публикаций, но уже до времени окончания вуза опубликовать самостоятельные исследования[667]. К сожалению, современная форма финансирования не позволяет включать в коллектив исследователей аспирантов, что существенно затрудняет работы.

Регионы же получили местные кадры профессионалов, систематически работающих с сохранившимися на их территории книжными памятниками и активно комплектующими свои фонды. С 2002 г. все работы были сконцентрированы в Пермской и Ярославской областях. Их результаты продемонстрировали не просто перспективность, но и уникальные возможности сплошного регионального выявления и описания книжных памятников. И дело не в том, что было выявлено в два раза больше древних книг, чем предполагалось, и даже не в том, что найдены десятки неизвестных или редчайших изданий. Сплошное обследование и описание местных книжных фондов позволяет представить, проанализировать, изучить региональное книжное собрание, в большей или меньшей степени отражающее местную книжную, а значит, и духовную культуру достаточно далекого и недалекого прошлого. При этом древняя книга для местных ученых и жителей из достаточно абстрактного явления превращается в конкретный исторический источник, всегда связанный с людьми, на этой земле жившими.

Как уже было отмечено, для изучения истории регионов и общерусской истории особо значимой является книга второй половины XVII в. – времени, подготовившего радикальные социальные, духовные и общественные перемены. Могут ли книги, сохранившиеся в исторически сложившемся регионе, через три с половиной века быть репрезентативным источником? Каковы критерии определения этого? Каковы методики изучения сохранившихся региональных собраний? Эти и многие другие вопросы (и новые возможности!) встали перед археографами, получившими столь значительные результаты региональных описаний.

Сегодня известны описания ряда книжных комплексов: исследование М. И. Малышевым собранных во время полевых работ усть-цилемских рукописных книг; описание Н.Н. Покровским и новосибирскими учеными найденных ими книжных памятников; краткое описание вологодских музейных хранилищ коллективом под руководством А. А. Амосова; исследования екатеринбургских археографов уральской и вятской книги; изучение описей библиотек русских монастырей – книжных центров своего времени; отдельных литературных произведений и книжных памятников. Но даже все это вместе взятое не могло заполнить лакуну в знаниях о реальном бытовании книги в русском обществе накануне Нового времени, о человеке читающем в исторической и социальной конкретике времени. Ответ на все эти вопросы могло дать только изучение комплексов книги, отражающих специфику места и времени, т. е. территориальных (точнее, региональных) книжных собраний.

Возможность изучения каждого экземпляра печатной книги как исторического источника связана с особенностями ее использования на Руси: большинство владельцев считали своим правом, а часто и долгом оставлять на полях книг записи самого разного характера – подтвержающие владение, продажу, иные способы передачи книги в другие руки; фиксирующие условия вклада, залога, завещания и т. д.

Значительная часть всех книг приобреталась с целью вклада в церкви и монастыри ради молитв за здравие, за упокой, на помин души людей, чьи имена указывались в записи на книге. Запись воспринималась как документ определенного типа, как договор вкладчика с храмом или монастырем; в записи обычно указывались цели вклада и те условия, которые должны были быть выполнены: внесение имен во вседневные или праздничные синодики, кормления в определенные дни и др. Однако главным условием, нередко несколько раз повторяемым в записи, было «вечное» (покуда сей храм стоит) пребывание книги в данном храме: «не продать, не заложить, не променять <…> и никакими хитростями от престола <…> не отдалить <…> доколе церковь сия стоит». На голову нарушителя этих условий вкладчик призывал всевозможные кары и требовал суда над ним самого Христа «на втором страшном пришествии».

В записях нередко указывались место покупки книги и ее цена, имена свидетелей законного приобретения книги, запрет детям и внукам требовать книгу из церкви; приводилась и иная самая разнообразная информация. Очень часто на книгах делали записи покупатели и продавцы, удостоверяя, куплена ли книга «зачисто» или за покупателем остался долг.

Именно на полях и чистых листах книг современники делали записи об особо важных событиях, необычных погодных явлениях и др. Причем такие записи оставляли владельцы и читатели древних книг и в давние века, и в недавнее время. Содержание записей бесконечно разнообразно; как правило, они датированы, информация правдива, так как записывалась на книге «божественной», к которой в русском народе неизменно сохранялось глубокое уважение, да к тому же многие записи делались скорее для себя, чем для других. На одной и той же книге, которая функционировала 300–400 лет, нередко находятся записи многих людей, живших в разное время, имевших разное социальное положение. Делались они с различными целями, которые позволяют проследить характер функционирования книги в разных условиях.

Совершенно особый характер и значение имеют записи по поводу текста книги, которые мы называем маргиналиями. Это выражение различного отношения к прочитанному: дополнения, указания на источники, оценка и многое иное, характеризующее грамотность и интересы читателя, интеллектуальное и эмоциональное восприятие прочитанного. До самого последнего времени, к сожалению, маргиналии, ввиду их объема, характера и других особенностей, требующих большого времени изучения, при описаниях не фиксировались вообще или отражались недостаточно точно, хотя являются уникальными источниками для изучения характера чтения. В последних каталогах ростово-ярославской и переславской кириллицы второй половины XVII в. все маргиналии кратко описаны: определялся характер, время, приведены наиболее яркие примеры текстов маргиналий. Суммарное изучение этого материала показало особую информативность таких записей, содержащих нередко совершенно уникальную информацию о человеке читающем.