Василий Жуковский - Певец во стане русских воинов

Сестрица же Марлиночка меня

Близ матушки родной моей в саду

Под деревом тюльпанным погребла».

Башмачник в это время у окна

Шил башмаки; услышав песню, он

Работу бросил, выбежал во двор

И видит, что сидит на кровле птичка

Чудесной красоты. «Ах! птичка, птичка, —

Сказал башмачник, – как же ты прекрасно

Поешь. Нельзя ль еще раз ту же песню

Пропеть?» – «Я даром дважды не пою, —

Сказала птичка, – дай мне пару детских

Сафьянных башмаков». Башмачник тотчас

Ей вынес башмаки. И, левой лапкой

Их взяв, свою опять запела песню

Звучней, чем прежде, птичка и, допевши,

Спорхнула с кровли с новою добычей,

И полетела далее, и скоро

На мельницу, которая стояла

Над быстрой речкою во глубине

Прохладныя долины, прилетела.

Был стук и шум от мельничных колес,

И с громом в ней молол огромный жернов;

И в воротах ее рубили двадцать

Работников дрова. На ветку липы,

Которая у мельничных ворот

Росла, спустилась птичка и запела:

«Зла мачеха зарезала меня»;

Один работник, то услышав, поднял

Глаза и перестал рубить дрова.

«Отец родной не ведает о том»;

Оставили еще работу двое.

«Сестрица же Марлиночка меня»;

Тут пятеро еще, глаза на липу

Оборотив, работать перестали.

«Близ матушки родной моей в саду»;

Еще тут восемь вслушалися в песню;

Остолбеневши, топоры они

На землю бросили и на певицу

Уставили глаза; когда ж она

Умолкнула, последнее пропев:

«Под деревом тюльпанным погребла»;

Все двадцать разом кинулися к липе

И закричали: «Птичка, птичка, спой нам

Еще раз песенку твою». На это

Сказала птичка: «Дважды петь не стану

Я даром; если же вы этот жернов

Дадите мне, я запою». – «Дадим,

Дадим!» – в один все голос закричали.

С трудом великим общей силой жернов

Подняв с земли, они его надели

На шею птичке; и она, как будто

В жемчужном ожерелье, отряхнувшись

И крылышки расправивши, запела

Звучней, чем прежде, и, допев, спорхнула

С зеленой ветви и умчалась быстро,

На шее жернов, в правой лапке цепь

И в левой башмаки. И так она

На дерево тюльпанное в саду

Спустилась. Той порой отец сидел

Перед окном; по-прежнему в углу

Марлиночка; а мать на стол сбирала.

«Как мне легко! – сказал отец. – Как светел

И тепел майский день!» – «А мне, – сказала

Жена, – так тяжело, так душно!

Как будто бы сбирается гроза».

Марлиночка ж, прижавшись в уголок,

Не шевелилася, сидела молча

И плакала. А птичка той порой,

На дереве тюльпанном отдохнувши,

Полетом тихим к дому полетела.

«Как на душе моей легко! – опять

Сказал отец. – Как будто бы кого

Родного мне увидеть». – «Мне ж, – сказала

Жена, – так страшно! Все во мне дрожит;

И кровь по жилам льется как огонь».

Марлиночка ж ни слова; в уголку

Сидит, не шевелясь, и тихо плачет.

Вдруг птичка, к дому подлетев, запела:

«Зла мачеха зарезала меня»;

Услышав это, мать в оцепененье

Зажмурила глаза, заткнула уши,

Чтоб не видать и не слыхать; но в уши

Гудело ей, как будто шум грозы,

В зажмуренных глазах ее сверкало,

Как молния, и пот смертельный тело

Ее, как змей холодный, обвивал.

«Отец родной не ведает о том».

«Жена, – сказал отец, – смотри, какая

Там птичка! Как поет! А день так тих,

Так ясен и такой повсюду запах,

Что скажешь: вся земля в цветы оделась.

Пойду и посмотрю на эту птичку».

«Останься, не ходи, – сказала в страхе

Жена. – Мне чудится, что весь наш дом

В огне». Но он пошел. А птичка пела:

«Близ матушки родной моей в саду

Под деревом тюльпанным погребла».

И в этот миг цепочка золотая

Упала перед ним. «Смотрите, – он

Сказал, – какой подарок дорогой

Мне птичка бросила». Тут не могла

Жена от страха устоять на месте

И начала как в исступленье бегать

По горнице. Опять запела птичка:

«Зла мачеха зарезала меня».

А мачеха бледнела и шептала:

«О! если б на меня упали горы,

Лишь только б этой песни не слыхать!»

«Отец родной не ведает о том»;

Тут повалилася она на землю,

Как мертвая, как труп окостенелый.

«Сестрица же Марлиночка меня…»

Марлиночка, вскочив при этом с места,

Сказала: «Побегу, не даст ли птичка

Чего и мне». И, выбежав, глазами

Она искала птички. Вдруг упали

Ей в руки башмаки; она в ладоши

От радости захлопала. «Мне было

До этих пор так грустно, а теперь

Так стало весело, так живо!»

«Нет, – простонала мать, – я не могу

Здесь оставаться; я задохнусь; сердце

Готово лопнуть». И она вскочила;

На голове ее стояли дыбом,

Как пламень, волосы, и ей казалось,

Что все кругом ее валилось. В двери

Она в безумье кинулась… Но только

Ступила за порог, тяжелый жернов

Бух!.. и ее как будто не бывало;

На месте же, где казнь над ней свершилась,

Столбом огонь поднялся из земли.

Когда ж исчез огонь, живой явился

Там братец; и Марлиночка к нему

На шею кинулась. Отец же долго

Искал жены глазами; но ее

Он не нашел. Потом все трое сели;

Усердно богу помолясь, за стол;

Но за столом никто не ел, и все

Молчали; и у всех на сердце было

Спокойно, как бывает всякий раз,

Когда оно почувствует живей

Присутствие невидимого бога.

1845

Басни

Сокол и голубка

Голубку сокол драл в когтях.