Лемони Сникет - Зловещая лесопилка
И Вайолет с облегчением увидела, что к ним приближается не кто иной, как Клаус. На нем были новые очки, которые отличались от прежних лишь тем, что были совсем новыми и от этого блестели в лунном свете. Он сдержанно и как-то странно улыбнулся сестрам, словно он их не слишком хорошо знает.
— Клаус, мы так о тебе беспокоились, — сказала Вайолет, обнимая брата, когда тот подошел к ним. — Тебя так долго не было. Что с тобой случилось?
— Я не знаю, — ответил Клаус очень тихо, и сестрам пришлось податься вперед, чтобы его расслышать. — Я не могу вспомнить.
— Ты видел Графа Олафа? — спросила Вайолет. — Доктор Оруэлл с ним заодно? Они что-нибудь тебе сделали?
— Не знаю. — Клаус покачал головой. — Я помню, что разбил очки, помню, как Чарльз привел меня в здание в форме глаза. Но больше ничего не помню. Я даже не помню, где я сейчас.
— Клаус, — твердым голосом сказала Вайолет, — ты в Полтривилле, на лесопилке «Счастливые Запахи». Этого ты просто не можешь не помнить.
Клаус не ответил. Он просто смотрел на сестер широко-широко раскрытыми глазами, словно они были аквариумом с золотыми рыбками или выставочными экспонатами.
— Клаус? — спросила Вайолет. — Я же сказала, ты 6 Полтривилле, на лесопилке «Счастливые Запахи».
Клаус по-прежнему не отвечал.
— Наверное, он очень устал, — обращаясь к Солнышку, сказала Вайолет. — Либу, — с сомнением в голосе проговорила Солнышко.
— Тебе надо лечь в постель, — сказала Вайолет. — Иди за мной. И наконец Клаус заговорил.
— Да, сэр, — тихо сказал он.
— Сэр? — повторила Вайолет. — Я не сэр, я твоя сестра!
Но Клаус снова замолк, и Вайолет сдалась. По-прежнему держа Солнышко на руках, она пошла к общежитию, Клаус, шаркая ногами, побрел за ней. Отблески луны сверкали на его очках, с каждым шагом он поднимал небольшие тучки пыли, но не говорил ни слова. Тихо, как мимы, Бодлеры вернулись в общежитие и на цыпочках направились к своим койкам. Однако, подойдя к ним, Клаус остановился и во все глаза уставился на сестер, словно забыл, как забираются на среднюю койку.
— Клаус, ложись, — ласково сказала
Вайолет.
— Да, сэр, — ответил Клаус и лег на нижнюю койку, по-прежнему глядя на сестер широко раскрытыми глазами. Вайолет села на край койки и сняла с Клауса ботинки, которые тот снять забыл, но он, казалось, даже не заметил этого.
— Мы все обсудим утром, — прошептала Вайолет. — А теперь, Клаус, постарайся немного поспать.
— Да, сэр, — отозвался Клаус и сразу закрыл глаза.
Через секунду он уже крепко спал. Вайолет и Солнышко смотрели, как подергиваются его губы. С самого раннего детства во сне у Клауса подергивались губы. Возвращение Клауса, конечно же, должно было принести облегчение, но никакого облегчения Бодлеры-сестры не чувствовали, совсем никакого. Они еще никогда не видели, чтобы их брат так странно себя вел. Весь остаток ночи Вайолет и Солнышко просидели на верхней койке, не сводя глаз со спящего Клауса. Но сколько они на него ни смотрели, им так и не удалось избавиться от чувства, что их брат не вернулся.
Глава седьмая
Если вам довелось пережить хоть одну неприятность, то вам, вероятно, говорили, что утром вам станет лучше. Это, разумеется, полнейший вздор, потому что неприятность остается неприятностью даже прекраснейшим утром. Например, если бы единственным подарком, который вы получили на день рождения, был крем для выведения бородавок, кто-нибудь наверняка посоветовал бы вам хорошенько выспаться и дождаться утра, но утром тюбик с кремом для выведения бородавок по-прежнему лежал бы рядом с нетронутым праздничным тортом и на душе у вас было бы так же скверно, как прошлым вечером. Однажды мой шофер сказал, что утром мне станет лучше, но когда я проснулся, оба мы по-прежнему находились на крошечном острове, окруженном крокодилами-людоедами, и, как вы, уверен, понимаете, мое самочувствие в связи с этим соседством отнюдь не улучшилось.
С бодлеровскими сиротами все было именно так. Как только Мастер Флакутоно загремел своими кастрюлями, Клаус открыл глаза и спросил, где он все-таки находится, отчего Вайолет и Солнышку лучше вовсе не стало.
— Клаус, что с тобой? — спросила Вайолет.
Клаус так внимательно посмотрел на Вайолет, словно когда-то, много лет назад, ее видел, но забыл ее имя.
— Не знаю, — ответил он. — Мне вообще трудно что-нибудь вспомнить. Что было вчера? — Как раз об этом мы и хотим спросить тебя, Клаус, — сказала Вайолет, но их грубый работодатель ее прервал.
— Поднимайтесь, ленивые лилипуты! — заорал Мастер Флакутоно, подойдя к койке Бодлеров и снова громыхнув кастрюлями. — На лесопилке «Счастливые Запахи» нет времени на долгие сборы! Немедленно выбирайтесь из кровати и марш на работу!
Глаза Клауса еще больше расширились, и он сел на койке. Через секунду, ни слова не сказав сестрам, он уже шел к двери общежития.
— Молодец! — сказал Мастер Флакутоно и еще раз громыхнул кастрюлями. — А теперь все остальные! На лесопилку!
Вайолет и Солнышко переглянулись и поспешили вслед за братом и другими рабочими, однако едва Вайолет сделала пару шагов, как что-то заставило ее остановиться. Рядом с койкой Бодлеров на полу остались ботинки Клауса, которые она сняла с него ночью. Клаус даже не надел их, прежде чем уйти. — Его ботинки! — сказала Вайолет, нагибаясь, чтобы их поднять. — Клаус, ты забыл надеть ботинки!
Она побежала за братом, но тот даже не оглянулся. Когда Вайолет оказалась у двери, Клаус уже шел босиком через двор.
— Граммл? — окликнула его Солнышко, но он не ответил.
— Живей, дети, — сказал Фил. — Надо спешить на лесопилку.
— Фил, Клаус заболел, — сказала Вайолет, глядя, как Клаус открывает дверь лесопилки и во главе остальных рабочих входит внутрь. — Он едва с нами разговаривает и, похоже, ничего не помнит. Вот взгляните! Сегодня утром он не надел ботинки! — Ну-ну, смотрите на хорошую сторону, — сказал Фил. — Сегодня нам надо закончить связывать доски, а потом перейдем к штамповке. Штамповка — самая простая часть лесопильного процесса.
— Наплевать мне на лесопильный процесс! — закричала Вайолет. — С Клаусом что-то не в порядке!
— Не надо устраивать лишних неприятностей, Вайолет, — сказал Фил и зашагал к лесопилке.
Вайолет и Солнышко беспомощно переглянулись. Им не оставалось ничего другого, как последовать за Филом через двор на лесопилку. Внутри уже жужжал веревочный станок, и рабочие начали связывать последние кипы досок. Вайолет и Солнышко поспешили занять места рядом с Клаусом и ближайшие несколько часов завязывали узлы, и старались завязать разговор с братом. Но под жужжание станка и грохот кастрюль Мастера Флакутоно говорить было трудно, и Клаус ни разу не ответил сестрам. Наконец последние доски были связаны, Фил выключил станок, и все получили по жевательной резинке. Вайолет и Солнышко, схватив Клауса за руки, потащили своего босого брата в угол лесопилки, чтобы там с ним поговорить.
— Клаус, Клаус, пожалуйста, поговори с нами, — взмолилась Вайолет. — Ты нас пугаешь. Ты должен нам сказать, что сделала доктор Оруэлл, только тогда мы сможем тебе помочь.
Но Клаус только смотрел на сестер широко раскрытыми глазами.
— Эшам! — вскричала Солнышко.
Клаус не промолвил ни слова. Он даже не положил в рот резинку. Вайолет и Солнышко, смущенные, испуганные, сели рядом с братом и обняли его, словно боялись, что он ускользнет от них. Так они и сидели, горстка Бодлеров, пока Мастер Флакутоно не громыхнул кастрюлями, давая знать, что перерыв закончился.
— Время штамповки! — сказал Мастер Флакутоно, откидывая с глаз космы седого парика. — Всем выстроиться в шеренгу для штамповки. А ты, — добавил он, указывая рукой на Клауса, — ты, счастливчик лилипут, будешь управлять станком. Подойди сюда, я дам тебе инструкции.
— Да, сэр, — спокойным голосом ответил Клаус.
Сестры открыли рот от изумления. Клаус заговорил впервые с тех пор, как они вышли из общежития. Он молча высвободился из объятий Вайолет и Солнышка, встал и медленно пошел к Мастеру Флакутоно; пораженные сестры молча смотрели ему вслед.
Наконец Вайолет повернулась к Солнышку и вынула из ее волос веревочное волоконце — сделала то, что сделала бы их мать. Старшая Бодлер уже в который раз вспомнила про обещание, данное ею родителям сразу после рождения Солнышка. «Ты старший ребенок в семье Бодлеров, — сказали тогда ее родители. — И, как старшая, ты всегда будешь в ответе за младших. Обещай нам, что всегда будешь о них заботиться и следить, чтобы с ними не случилось никакой беды». Вайолет, конечно, знала, что, говоря так, родители не могли и представить себе, что беды, которые выпадут на долю ее брата и сестры, будут столь вызывающими — здесь это слово означает «столь явно, явно ужасающими», — и все же у нее было такое чувство, как если бы она не сдержала данного родителям обещания. Беда с Клаусом случилась, и Вайолет не могла избавиться от чувства, что именно она должна его из этой беды вызволить.
