Вадим Фёдоров - Обыкновенные волшебные часы
— Увы, — Тик-Так сокрушённо вздохнул, — боюсь, что, плохо вас понимаю. Не могли бы вы пояснить это простым примером?
— Ну, конечно же! На примере я легко покажу вам, что моя теория помогает в решении насущных задач нашей страны. Возьмём известные утверждения.
Первое. Куклы не едят, и, следовательно, им не надо производить продуктов питания. Это очевидная вещь, которая легко доказывается. Из этого вытекает недоказуемое следствие, единственно важное для моей теории, а именно: куклы имеют много свободного времени.
Второе. У нашей страны есть соседи — толстяки, которые много едят и любят красивое. Из этого следует второе недоказуемое следствие, а именно: для кукол, которые красивы, толстяки представляют потенциальную опасность.
Задача — обезопасить себя от возможного посягательства со стороны толстяков, которые любят красивое. Решение, подсказанное моей теорией, таково: чтобы занять кукол и обезопасить себя от толстяков, куклам следует производить множество продуктов, которыми нужно закармливать толстяков до полной потери человеческого облика. Известно, что благополучие, достигнутое без вкладываемого труда, приводит к вырождению. Поэтому люди, чтобы развиваться, должны неизменно трудиться, а не ссориться, как утверждает мой коллега Сакалева!
— Сопротивление не ссора! — возразил Сакалева. — И вы, коллега, это знаете!
Но логик Полякра продолжал как ни в чём не бывало:
— И вот мы создали в Стране Толстяков изобилие, и они почти совсем перестали работать. Толстяки стали ещё толще и, главное, ещё ленивее. Куклы им готовят, подают к столу и… информируют нас о настроениях в стране. В итоге, дорогой друг, мы не только ликвидировали опасность со стороны толстотелых, но и стали фактическими хозяевами в их стране. При этом наши куклы заняты делом и трудятся так много, что нам пришлось создать на острове огромные склады, в которых мы храним излишки произведённого нами продовольствия.
— Но ведь куклы, — воскликнул взволнованно Часовщик, — созданы вовсе не для того, чтобы работать и тем более управлять, людьми!
— Возможно, вы отчасти правы. Первоначально кукол создавали, чтобы забавлять детей. Но ведь мы уже созданы… — Сакалева многозначительно поднял палец.
— Ну и что же это значит?! — не понял Тик-Так.
— А это значит, дорогой друг, что куклам не нравится быть игрушкой в чужих руках. Ведь куклы совершенствуются. И поэтому неизбежно настает день, когда куклы сами проявляют желание играть теми, кто их первоначально создал. Ведь это же логично, коллега? — обратился он в сторону логика Полякры.
— Вполне, — ответил логик, и Часовщика поразило непроницаемое выражение, которое приняло лицо Поликры, всего несколько минут назад излучавшее добродушие и тепло.
— Но ведь это… это… — растерянно произнёс Тик-Так, пытаясь подобрать выражение помягче. Но подходящие слова не приходили, и он закончил упавшим голосом: — Бунт… бунт вещей против человека…
Сакалева криво ухмыльнулся, и лицо его сделалось злым и непреклонным:
— Не понимаю причин вашего волнения. Согласитесь, что кукла, которую вы изволили назвать вещью, совершеннее человека. И если при этом она способна учиться, то не принадлежит ли нам по праву — вы слышите, по праву! — место в мире более высокое, чем отвели нам люди?!
— Или даже более высокое, чем занимает человек?! — подхватил Полякра.
Тик-Так был совершенно обескуражен этим взрывом честолюбия кукол. И он в первый раз подумал о том, сколь милы его сердцу многие человеческие недостатки. Но ведь у кукол нет сердца. И при мысли об этом он вдруг со всей остротой почувствовал опасность бездушной логики, и его ужаснули последствия коварной политики кукол.
Смущаясь, он поспешил проститься с Сакалевой и Полякрой и покинул комнату, в которой всё казалось чужим, враждебным и… бесчеловечным! Он не смог бы, наверное, объяснить, почему так сильно подействовала на него беседа с логиком и психологом. И хотя ветер по-прежнему приносил из сада запахи прекрасных живых цветов, Тик-Так поймал себя на мысли о том, что он воспринимает их недоверчиво.
«Что ж, посмотрим, чем занимаются в Стране Кукол представители самой точной из наук», — решил Часовщик и постучал в дверь с табличкой, на которой значилось:
МАТЕМАТИК БУСС
МАТЕМАТИК СКАФФ
Войдя, он попал в просторную комнату, стены которой были превращены в грифельные доски. Кое-где висели таблицы, испещрённые формулами и многочисленными чертежами. Как и в соседней комнате, два одинаковых стола стояли напротив друг друга. За одним из них, склонившись, сидел математик Скафф. Над ним был начертан девиз: «Справедливо — потому что случайно». Над столом математика Бусса надпись утверждала нечто противоположное, а именно: «Справедливо — потому что не случайно».
Математики встретили Тик-Така очень сердечно и беззаботно принялись обсуждать дворцовые сплетни, разбивая в пух и прах легенду о чрезвычайном однообразии и скучности учёных, посвятивших себя абстрактнейшей из наук.
Наконец, Тик-Таку удалось незаметно перевести разговор на более серьёзные темы, и он поинтересовался: какие же задачи решает в Стране Кукол самая чистая из наук?
— Да уж, чище и не бывает, — хмыкнул почему-то математик Скафф, — можете поверить.
Однако математик Бусс отнёсся к вопросу Тик-Така серьёзно:
— Сударь, никто и никогда в Стране Кукол не позволил бы нам заниматься ненужными и непрактичными вещами. Чистой науки нет, как нет и чистой практики. Вздором представляется одно без другого… Мы забыли вас с самого начала предупредить, — о, это вполне профессиональная рассеянность! — что мы с коллегой Скаффом занимаемся исследованиями соотношения в нашей стране прав и обязанностей. Иными словами, мы обосновываем справедливость разделения между куклами многого и малого. Так вот, мой коллега является сторонником точки зрения, что в случайном мире права должны быть распределены равномерно, а обязанности — одним больше, другим — меньше…
Разумеется, я придерживаюсь противоположной точки зрения, — невозмутимо продолжал Бусс. — Иначе я не сидел бы с коллегой Скаффом в этой комнате вместе. Я думаю, что для общества кукол полезнее разделить права на «больше и меньше», а обязанности — поровну.
— Но разумнее было распределить поровну и права и обязанности, как этого требует справедливость, — резонно заметил Тик-Так.
— Ну нет, это годится разве что для людей, — не согласился Скафф. — Для кукол мы должны поддерживать внутренний конфликт или, как выражается наш великий Сакалева, «создавать внутреннее сопротивление».
— Но сами-то вы понимаете, что это несправедливо?! — взволнованно произнёс Часовщик.
— А вот этими вопросами занимаемся не мы! — вдруг жестко оборвал Бусс и холодно посмотрел на Тик-Така.
— Да! Да! — поддержал Скафф. — Справедливость в вашем толковании есть эмоциональная человеческая категория, а мы — математики. И всякие там эмоции мешают достижению высшего совершенства, к которому идём мы, куклы. А впрочем, вам, наверное, следовало бы побеседовать на эту тему с историком Маоной и поэтом Шнявой: они-то на этом деле собаку съели.
Математики замолчали и выжидающе уставились на Часовщика. В их глазах явно сквозило нежелание продолжать беседу. Тик-Так пожелал им успеха в работе. В ответ они сухо поклонились.
Совершенно обескураженный, Тик-Так снова оказался на веранде. Ах, как не хватало ему сейчас милых, насмешливых и добрых друзей. В их обществе было всё просто и естественно и поэтому свободно и красиво. Но Тик-Так решил до конца постичь дух этой странной страны. И, тяжело вздохнув, он направился к двери, на которой значилось:
ИСТОРИК МАОНА
ПОЭТ ШНЯВА
Постучав, он вошел. Убранство комнаты приятно поразило Тик-Така. Здесь всё было по-домашнему. Дрова потрескивали в камине перед которым задумчиво сидел поэт Шнява, пошевеливая кочергой поленья. Историк Маона раскинулся на диване, укрыв ноги ярким шотландским пледом, и читал «Жизнеописание двенадцати цезарей» Светония.
— Входите, входите, — приветствовал поэт вошедшего Тик-Така, — и присаживайтесь к огню. Нет ничего приятней, чем посидеть и поболтать вот так, у камина. Не правда ли, коллега?
Поэт всех называл «коллегами», полагая, что в душе каждого скрыто великое поэтическое дарование и только условия и недосуг мешают каждому создать великие произведения поэзии.
— Да, да, входите, пожалуйста, — Маона прервал чтение и легко поднялся с дивана. Подойдя к Тик-Таку, он взял его под руку и повёл к камину.
— Располагайтесь запросто, — подвинулся поэт, — у нас здесь, знаете ли, без церемоний.
Тик-Так подсел к огню, и ему на мгновение показалось, что он снова сидит у костра в далекой Лапутии, его друг Брадобрей рассказывает какую-то небылицу, Кот Василий блаженно дремлет, греясь у костра, а Кошка Машка слушает, не перебивая, и щурится на прыгающие языки пламени. Часовщик даже слегка тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. И чтобы как-то завязать беседу, он спросил:
