Юрий Степанов - Таблетки от непогоды

— Я думаю! — отвечал Заяц. — Семь раз отмерь — один отрежь!

— Думать и дурак может, а вот ты поработай с мое, тогда тебе и думать не захочется, — отвечал Барсук.

Однажды утром лежал Заяц, как обычно, под кустом и думал. Морщил лоб, кусал травинку. А мимо Барсук огромное бревно тащил.

— Зачем тебе бревно, Барсук, или дом собрался строить?

— Нет! Хочу кол вбить, чтобы никто не говорил, что у меня нет ни кола ни двора, — ответил Барсук.

— Так это же бревно, а не кол! — сказал Заяц. — Кол должен быть намного тоньше и короче.

— Спасибо, что предупредил, — сказал Барсук, — я-то думал: чем больше — тем лучше.

Бросил Барсук бревно и снова побежал в лес. Лежит Заяц под кустом — думает. Тащит мимо него Барсук прутик.

— Куда это ты, Барсук, прутик несешь? — спрашивает Заяц. — Или корзину плести собрался?

— Хочу кол вбить, чтобы никто не говорил, что у Барсука нет ни кола ни двора, — отвечает Барсук.

— Кол должен быть толще, — сказал Заяц, — а это обыкновенный прутик.

— Можно и потолще принести, не переломлюсь, — говорит Барсук.

Бросил он прутик и снова пошел в лес.

Заяц лежит под кустом. Морщит лоб, покусывает травинку — думает. Проходит мимо Барсук с палкой.

— Зачем тебе палка понадобилась, Барсук, или от волков хочешь ею отбиваться?

— Хочу кол вбить, чтобы никто не говорил, что нет у меня ни кола ни двора.

— Это же палка! — говорит Заяц. — А кол должен быть толще.

Отшвырнул Барсук палку со злобой и говорит:

— Целый день потратил, а кола так и не вбил.

— Завтра вобьешь! — говорит Заяц.

— Ну уж нет! — говорит Барсук, — Завтра я буду себе двор строить.

— Дело хорошее, — говорит Заяц, — только ты, прежде чем за дело браться, хорошенько подумай. А то получится с двором, как с колом.

— Тебе делать нечего, ты и думай, — отвечает Барсук, — а у меня голова не казенная.

Был уже вечер, садилось солнце, и Барсук пошел домой, чтобы с утра приняться за новую работу. Он ворчал, ругая Зайца, который весь день под кустом пролежал и палец о палец не стукнул.

Когда Барсук скрылся, Заяц стукнул себя лапкой по лбу и крикнул:

— Эврика!

После этого он стал что-то мастерить и дотемна успел сделать капкан. Теперь он мог спать спокойно: если лиса или волк подкрадутся к нему — обязательно в капкан попадут.

— Мало много работать. Надо еще работать с умом, — сказал Заяц, засыпая.

Курица

У курицы было много цыплят, а сколько — она понятия не имела. Она считала только до одного, а два для нее было уже — много.

Повадился кот Васька таскать у курицы цыплят. Чуть цыпленок отстанет — Васька цап его — и в кусты.

«У кого это кот цыплят таскает? — думает курица. — Не иначе как у Пеструшки-разини».

Своих цыплят курица пересчитает: «Раз, много…» И успокоится. А Васька все таскает и таскает у нее цыплят. Видит это курица и возмущается:

— Бывают же такие мамы на свете! Я бы за своего цыпленка все глаза этому коту выдрала.

Наконец осталось у курицы только два цыпленка. Курицу охватило легкое беспокойство. Раньше, когда цыплята собирались у нее под крылом, было тесно, а теперь словно нет никого. Пересчитала курица цыплят: «Раз, много» — и успокоилась. Но на другой день и эти цыплята пропали. Поклохтала курица, побегала по двору — никто не явился на ее зов.

— Были у меня цыплята? — рассуждала курица. — Были! Ел их кто-нибудь? Не ел! Куда же они подевались?

Гуляла по двору Пеструшка со своим многочисленным выводком, а больше цыплят не было.

— Значит, мои цыплята стали уже большими и самостоятельными, — решила курица, — и беспокоиться мне больше о них нечего.

И курица со спокойной совестью пошла высиживать новых цыплят.

Глупый Хомячок

Получил Хомячок письмо из города: «Приезжай, дорогой, в гости, — писал незнакомый Волк, — не бойся, не съем. Для меня сейчас дороже всякого мяса — душевное тепло и внимание. Мы не знакомы, но это не беда. Слышал я, что только ты один в лесу сохранил еще свою простоту и отзывчивость. Пожалей серого, приезжай. Я бы и сам в лес убежал, да боюсь темноты. Фонарей-то в лесу нет. Да и каждая мышь теперь по лесу с ружьем ходит. А тут меня никто за волка не считает. Работаю на складе дворняжкой. Приезжай, чайком побалуемся, поговорим по душам».

— И не думай ехать, — сказал Ослик, — разве можно Волку верить.

— Жалко мне его, — ответил Хомячок, — я его приласкаю, пожалею — ему и легче станет.

Бросил Хомячок все дела и отправился в дорогу. Но не успел от норки отойти, как повстречал Волка.

— Куда это ты, Хомячок, спешишь? Не в город ли к Волку?

— К Волку в гости. Он мне приглашение прислал, — отвечает Хомячок.

— И ты не боишься его? — удивился Волк.

— Не боюсь! Волку сейчас очень одиноко. Ему в городе теплоты и внимания не хватает. Его там зайцы совсем заели.

— Ну и глупый же ты, Хомячок! Много я слышал твоей глупости, но никогда бы не поверил, если бы сам не убедился. Знаешь, а ведь письмо-то я тебе написал.

— Зачем? — спросил Хомячок.

— А как тебя еще из норки выманишь? Дичи совсем не стало. Решил на всякую мелочь переходить.

— А я-то думал, что хоть один волк хорошим стал!

— Ну, ты полегче выражайся! — рыкнул Волк. — А то съем.

— Если будешь есть — ешь скорее, а то мне некогда, — сказал Хомячок, — я из-за тебя все дела бросил.

— Нет уж, уволь! Есть я тебя не буду, даже если умолять будешь. Съешь, а потом сам таким же глупым станешь. Начнешь еще зайцев жалеть и овец. А за отзывчивость спасибо. Впервые меня кто-то пожалел.

И Волк убежал. Хомячок вернулся к норке.

— Ты почему возвращаешься? Передумал? — спросил Ослик.

— Я уже встретил Волка, — ответил Хомячок.

— И он тебя не съел?

— Он сказал, что таких глупых, как я, он не ест.

— Теперь понятно, почему Волк все время за мной охотится, — сказал Ослик.

Хомячок еще раз перечитал письмо Волка, вздохнул и сказал:

— Лучше бы Волк меня съел. После встречи с ним мне так стало холодно и одиноко, хоть волком вой.

Свое и чужое

У Хомячка вскочил прыщ на носу — больно и неприятно. Казалось, в нос вцепился страшный зверь и грызет, грызет.

Хомячок потерял сон, аппетит. В этот момент к нему в гости пришел Сурок и стал рассказывать, что в мире делается.

— В тридесятом царстве землетрясение, — сказал Сурок.

— А у меня прыщ на носу! Меня от него всего трясет.

— А тридевятое царство в тартарары провалилось.

— А у меня прыщ на носу, чтоб ему туда же провалиться, — говорил Хомячок.

— Говорят, скоро конец света! — сказал Сурок.

— А у меня прыщ на носу, и никакого конца ему не будет!

— Бесчувственный зверек! — закричал Сурок. — Можно подумать, что твой прыщ важней всего на свете, что у других прыщей не бывает!

— Бывают и у других прыщи, но мой больней чужого.

Слова Хомячка возмутили Сурка. Он хотел уйти от него, сильно хлопнув дверью, но налетел лбом на косяк двери.

— Ой-ёй-ёй! — застонал Сурок. — Ой, больно!

— Подумаешь, шишка на лбу! — сказал Хомячок. — Тебе бы мой прыщ, тогда бы ты не так запел.

— Да моя шишка в сто раз больней твоего прыща! — закричал Сурок.

— Тридесятое царство трясет. Тридевятое в тартарары провалилось. Скоро конец света, а он со своей шишкой носится.

— Ты что, издеваешься? — закричал Сурок. — Провались ты со всеми царствами! Еще друг называется. Больше ноги моей у тебя не будет.

И Сурок ушел.

А Хомячок остался при своем мнении, что его собственный прыщ больнее чужого и тем более шишки Сурка.

Лиса и Мышонок

У Мышонка не было ни мамы, ни папы. Никто его уму-разуму не учил, никто не говорил, что можно, а чего нельзя.

Много раз он был на краю гибели, но всегда ему везло: помогала смекалка. Однажды он нос к носу повстречал Лису.

— Все! — сказала Лиса. — Разрешаю пискнуть разок напоследок. Жаль все же сироту.

Лиса закрыла глаза, облизнулась, стряхнула с мордочки прилипшие куриные перышки, потянулась… Мышонок не стал пищать, а быстро вскарабкался на какое-то дерево. Лиса опомнилась, хотела схватить Мышонка, а он уже высоко.

— Ты что же это делаешь, негодник! — возмутилась Лиса. — Разве мыши по деревьям лазают? Твои родители поумнее тебя были, но такого никогда не вытворяли. Мыши должны бегать по земле.

— Я этого не знал! — ответил Мышонок. — Некому было учить.

— Теперь ты знаешь! Спускайся вниз, извинись и больше никогда так не делай.

Мышонок хотел спускаться, но задержался.

— Куда это годится! — возмущалась Лиса. — Никаких правил не соблюдаешь, беспризорник. А если я летать начну, что тогда? Слезай сейчас же!