Галина Лебедева - Приключения Огуречной Лошадки
Дорога привела её к старому, заброшенному аэродрому. Здесь они с Огуречной Лошадкой много раз скакали, разгоняясь, прежде чем взлететь. Только здесь пока ещё ничего не изменилось. Между плотно пригнанными каменными плитами прорастала гусиная травка и подорожник. Катя сорвала травинку, зажала её ладонями так, что та натянулась зелёной стрункой, и дунула. Раздался переливчатый долгий звук. Катя засмеялась… и вдруг — ту-дух, ту-дух, ту-дух! — к ней мчалась, закинув рогатую башку, коза Алексашенька.
— Всё… всё… всё… не могу… не… не могу больше… — тяжело поводя боками, проблеяла она, валясь с копыт.
Некоторое время она лежала, будто в обмороке, потом засучила ногами, дёрнула хвостиком и поднялась.
— От кого это ты так удирала? — спросила Катя.
— Ни от кого. Я тренируюсь. — Алексашенька перевела дух.
— Зачем?
— Зачем-зачем… Всё-то тебе расскажи. Полина говорит, что мы с Огуречной Лошадкой сестры, что мы с ней родные по матери, только отцы у нас разные. А так — и происхождение, и воспитание, и даже внешность у нас как у близнецов.
Катя от удивления не могла вымолвить ни слова. Коза поняла, что круто загнула.
— Ну да, ну да… Вымя и рога… ну, ещё шерсть и всё такое прочее, — мямлила она, смягчая сказанное. — Всем этим я пошла в отцовскую родню, но вот четыре ноги, копытца, зелёные глаза и кроткий нрав — это нам с Огуречной Лошадкой досталось от мамочки. Фу, как я заболталась, а мне надо работать над собой. Всё вроде получается: и скорость есть, и резвость, вот только полётности нет. Но это даётся тренировкой. — Коза уже присела, чтобы скакнуть и умчаться, но вдруг передумала. — Слушай, хочешь прокатиться? Садись, садись, — подставила она спину, — я ещё никого не катала.
Катя потопталась нерешительно.
— Да садись же, не стесняйся! — пританцовывала от нетерпения Алексашенька.
И Катя села.
— Ну как?
— Нормально, — вежливо ответила Катя, чтобы не обидеть козу. Ей было жёстко, тряско, она уже пожалела, что согласилась кататься, а коза всё не унималась.
— Ещё немного, и я буду летать. Главное — секрет разгадать, как это делать. Ты ведь, наверно, знаешь? — скосила она на Катю жёлтый глаз. — Научить можешь? Ты не думай, я отблагодарю! Я ведь как мыслю, — доверительно рассуждала она, — я ведь знаю, что настоящей-то твоей Лошадки нет. А я — вот она! Её, прежнюю-то, кто видел? Ты, Полина, Повар да этот горе-изобретатель, — труся по аэродрому, болтала Коза. — Полина за меня всегда. Это точно. Испытано. А эти два недоумка ничего не докажут. Да и кто их слушать станет?
«Как бы соскочить?» — думала Катя.
Ей стало как-то стыдно. Она тут же пожалела, что согласилась прокатиться на этой проклятой козе. И спина у неё какая-то колкая и костлявая, и воняет от неё чем-то. Зелёнкой, что ли?
— Теперь я — Огуречная Лошадка! Я! — радостно вопила коза, набирая скорость.
Катя изо всех сил держалась за рога. Её трясло и мотало просто ужас как!
— Сто-о-о-й! Стой! — кричала она, но коза ничего не слышала.
Выпучив жёлтые глазищи, Алексашенька орала, перекрывая ветер:
— Береги-и-ись! Разойди-и-и-сь! Задавлю-ю-у-у!
Вдруг где-то у козы под мышкой запищал телефон. Коза тормознула, подняв тучи пыли, и заблеяла в мобильник.
— Да! Я. Я. Порядок… Понято… Забиваем стрелку через час. О'кей!
Катя уже совсем было сползла с её тощей спины, но коза почувствовала её намерение удрать и, ловко подкинув её задом, чтобы не съезжала, радостно затараторила:
— Ты мне нужна. У меня теперь есть спонсор, такое шоу закрутим! «Девочка и Огуречная Лошадка!» В общем, соглашайся! Я — Огуречная Лошадка, а ты — моя девочка.
Они уже подъезжали к опушке леса. Над деревьями высоко поднимался единственный дуб. Старый знакомый. Здесь была мягкая гусиная травка, и Катя приготовилась падать. Она отпустила рога и кубарем полетела в кусты.
На ветке дуба сидел Дятел. Да-да! Всё в том же, но теперь слегка потёртом чёрном жилете и в красном, немного полинявшем картузике.
— Дятел! Здравствуй, Дятел!
Дятел церемонно поклонился и шаркнул ножкой:
— С мягкой посадкой. Ты что, с дуба свалилась?
— Да нет, это я с козы Алексашеньки, — вставая и отряхивая платье, засмеялась Катя.
— А она здесь всё время тренируется. Пойдём ко мне в гости, — приплясывал Дятел на ветке. — Потолкуем, чайку попьём, славно проведём вечерок. Я, признаюсь, старый сплетник, очень люблю всякие новости!
— А что белки? Как они? Живы-здоровы? — спрашивала Катя, ставя ногу на нижнюю ступеньку знакомой лесенки, иссушенной солнцем и ветрами.
— О! Профессор Хвостатов пережил большое горе. Белочка заболела от простуды и умерла в феврале, когда были сильные ветры и морозы. Он очень плакал. Но пришла весна, и он снова женился. И знаете, Катенька, кажется, опять очень удачно. Его новая жена — Кротиха. Да-да! Надо же, совершенно противоположные натуры, абсолютно разные характеры. И вот тебе на! — Дятел пожимал плечами, крутил носом, и непонятно было, рад он за профессора или осуждает его.
Он открыл маленькую круглую дверцу и пропустил гостью в своё гнездо.
— А я, знаете ли, убеждённый холостяк, — вздохнул Дятел. — Живу один. Была у меня жена Дятлиха — настырная, носатая, упрямая! Упрётся в своё — и долбит, и долбит… Но я её передолбил, и она меня бросила. Вот теперь один.
Кате было всё это удивительно и немного смешно, но она боялась, что Дятел перестанет рассказывать ей свои трогательные истории, и слушала, не сводя с него глаз.
— А вчера я влюбился в Синицу, — радостно блестя глазами, продолжал он почему-то шёпотом. — Умница! Красавица! Певица! Но разве она пойдёт за меня, дурака старого? — Бедняга сокрушённо вздохнул.
Катя с любопытством оглядывалась. По стенам развешано множество полочек, сделанных из сучочков и щепочек. Они были набиты всякой всячиной: журналами, растрёпанными книжечками. Как-то бочком в угол входил маленький письменный стол, к которому были привёрнуты чёрные тисочки. Лежали отвёртки, молоточки, лупа, а в выдвинутых ящиках, в коробочках и баночках теснились мелкие винтики-шурупчики и прочая мелочь.
— Вот так и живу. Чиню магнитофоны, часы, телевизоры.
На этом же столе стояла сковородка с жареными семечками и закопчённый заварочный чайник.
Самодельный деревянный абажурчик бросал полосатые тени на потолок и на потёртый коврик на полу. Катя почувствовала себя очень уютно. Она с удовольствием уселась в старое плюшевое кресло, такое продавленное, что оно напоминало гнездо.
— С ножками, с ножками! — подсказал Дятел. — Залезай без церемоний.
И Катя, скинув босоножки, поджала под себя ноги. Маленький, чуть больше спичечного коробка телевизор мерцал в углу. Знакомые дикторы вели свои передачи, и нахальная реклама всё время перебивала их: «Огуречный лосьон», «Огуречный крем», «Огуречный шампунь»… И везде — на банках, пузырьках и этикетках — красовалась её Огуречная Лошадка и она сама у неё на спине в ромашковом венке.
— Что за чудеса! — изумлялась Катя.
— Ну, поняла теперь, почему тут все с ума посходили? — рассмеялся Дятел.
Он налил Кате чаю в большую синюю чашку и сам присел рядышком с такой же большой кружкой. Когда был выпит весь чай, Катя знала все секреты всех жителей леса. И Дятел тоже узнал один секрет — Катин. Про заветный узелочек с семечками от Огуречной Лошадки.
Поклявшись страшной клятвой: «Чтоб мне остаться без носа, если проболтаюсь!» — Дятел попрощался с Катей до завтра.
— Осторожней, не упади! Держись за перила, — заботливо напомнил он, высунув нос из-за двери.
С соседней ветки шарахнулись две вороны. Они, как всегда, подслушивали.
Тётка Полина примчалась с рынка на велосипеде, приткнула руль к забору, нацепила очки и, выхватив из корзины на багажнике газету, принялась читать. Потом забегала по дому, чертыхаясь и ахая.
— Это что ж это делается-то! Ай-ай-ай! Вот знать бы, соломки бы подстелить… В руках, можно сказать, миллионы держала и упустила! — бормотала она, направляясь в огород к огуречной грядке. — Вот! Вот это место! — бормотала она. — Здесь она, моя ласточка, моя тютюлечка и родилась! Я, можно сказать, мать её родная, поливала её, подкармливала! А теперь, выходит, я одна остаюсь ни при чём!
И, решительно развернувшись, Полина понеслась назад к дому. Вскоре она вынесла доску, на которой обычно раскатывала лапшу. Теперь на ней, хотя и криво, но ярко, цветными фломастерами, было написано: «Здесь родилась Огуречная Лошадка!» Полюбовавшись своей работой, Полина приколотила доску над калиткой и принялась наводить чистоту и красоту.
— И у меня все о'кей! Культур-мультур не хуже чем у людей.
Она выдирала бурьян, расчищая дорожку от огуречной грядки к калитке, посыпая её песочком, ровняя, притаптывая.
