Александр Дюма - Сказки
Пьер сообразил, что, если промедлить и не открыть колбаснику, кем он является на самом деле, тот его заколет. Разинув пасть, он крикнул, стараясь произносить слова как можно членораздельнее:
— Эй! Животное! Я не поросенок!
Колбасник выронил нож. Колени его задрожали, он выпустил нашего героя. На четвереньках отползши к выходу, бедняга вскочил и, подгоняемый ужасом, бросился наутек.
Пьер поднял нож своими, уже снова человечьими, руками и кинулся вслед за обидчиком, решив познакомить его самого с остротой лезвия.
Тот обернулся и, завидев свиноголовое чудовище — а голова Пьера действительно запаздывала с превращением! — закричал дурным голосом и прыгнул в реку, где чуть было не захлебнулся. Выбирался он из нее так суматошно и смешно, что окончательно возвратившийся в человеческий облик Пьер покатывался со смеху и даже выронил нож, поскольку руками приходилось подпирать бока, как всегда поступают во время приступа хохота.
Продолжая смеяться, Пьер вошел в свой дом. Не привыкшая к такому состоянию хозяина, гусыня спросила, что развеселило его. И парень с удовольствием рассказал своей приятельнице историю с колбасником…
Вечером был устроен ужин, как говорят дипломаты, тет-а-тет, то есть на двоих.
За десертом, пребывая в отличном настроении, Пьер заявил сотрапезнице:
— Госпожа гусыня, мне до смерти надоели все эти птицы, рыбы и прочие животные, и в следующий раз я желал бы стать кем-нибудь красивым… Прошу вас как друга: посоветуйте, ради Бога, как сделать, чтобы мои пожелания не заканчивались неприятностями?
— Не знаю, — честно призналась гусыня. — Кстати, мэтр Пьер, вы, должно быть, обратили внимание на то, что чем меньше остается яиц, тем медленнее протекает превращение?
— Да-да!.. Я в самом деле заметил, что метаморфозы — будь то превращение в кого-либо или же возвращение в человеческий облик — происходит все труднее… Ну да ладно… Что вы думаете, госпожа гусыня, о бабочках? Я полагаю, быть бабочкой легко и красиво. Невелик труд порхать от цветка к цветку. К тому же, у бабочек прелестные ложа: они спят, как правило, в кустах роз или среди лилий… Ну так что скажете, к примеру, о махаоне?.. Жить я буду в своем саду, который же вдобавок стану украшать своей персоной!
— Ей-богу! — ответила птица, начинавшая побаиваться ответственности за даваемые советы. — Я считаю, мэтр Пьер, что вам следует действовать исключительно по собственному усмотрению. Что до меня… я совершенно не хочу больше вмешиваться в ваши дела…
Но, как мы говорили, дорогие дети, когда Пьеру что-нибудь взбредало в голову, то выбить из нее это уже было невозможно… И вот наш герой взял предпоследнее яйцо и без долгих колебаний разбил, пожелав стать самой красивой бабочкой.
Пьер сидел на хромом табурете, а гусыня стояла перед ним.
— Ах! — воскликнула она. — У вас отрастают усики! А вот и лапки! И крылышки!.. Ах, какие красивые!..
Но лицо парня исказила страшная гримаса.
— Вам больно? — участливо спросила птица.
— Мне страшно плохо, — отвечал Пьер. — Ой, как больно в груди! О-ля-ля!.. Как ломит спину! О мои руки! О мои ноги! О моя…
Тут он замолчал. Гусыня так и не узнала, что еще собирался сказать о своих ощущениях ее хозяин. Голова его превратилась в головку бабочки, и говорить ему уже было трудно.
Превращение, впрочем, вскоре закончилось. Тело Пьера стало обрастать пушком. И вот он уже был не Пьер-крестьянский парень, а сине-желто-черная бабочка, именуемая махаоном.
Окно было открыто. Вылетев на улицу, Пьер какое-то время порезвился в лучах летнего солнца, затем перелетел через крышу и очутился в саду.
Гусыня, знавшая, что он намеревался поселиться именно здесь, уже ждала его. Махаон стал порхать над ней, хотя краснолапая была далеко не цветок.
— Ах, как прелестно! — восклицал Пьер. — Ах! Какая чудесная жизнь! Как приятно парить в воздухе, пить росу, питаться медом и ароматами. Я больше не человек. И даже не бабочка! Я божество!
— Однако, мэтр Пьер, кое-что вам забывать не следовало бы, — проговорила старая гусыня. — Конечно, ваше существование приятно! Но имейте в виду: оно будет недолгим, потому что бабочки, насколько мне известно, относятся к племени эфемеров, то есть существ быстроисчезающих. Так что у вас всего один день жизни. Сутки… не больше. Разумеется, счастье не измеряется в единицах времени, и можно двадцать четыре часа прожить счастливее, нежели восемьдесят лет.
— Черт возьми! — всполошился Пьер. — Хорошо, что вы мне об этом напомнили. Я тоже где-то что-то об этом читал! Ах, я простофиля! Если бы у меня были кулаки, я надавал бы себе тумаков за такую глупость! Стоило так мучиться, чтобы сразу умереть?! Как бы теперь не опоздать с возвращением в человеческий облик!
— Не теряйте ни минуты, мой дорогой мэтр Пьер! — воскликнула гусыня. — Скорее пожелайте стать самим собой! Торопитесь! Мне кажется, вы уже начали слабеть!
Страх парализовал Пьера, и он упал в траву.
— Хочу стать человеком! Хочу стать самим собой! — простонал он.
Но, как мы уже отмечали, дорогие дети, с некоторых пор превращения протекали все медленнее и медленнее. К тому же проходили они теперь далеко не безболезненно, и во время обратного превращения Пьеру пришлось претерпеть невыносимые мучения. Но, как бы то ни было, желание Пьера вновь стать человеком было произнесено вовремя, хотя и в самый наипоследний момент. Прошел не один час, прежде чем Пьер освободился от личины бабочки. И только с последними лучами солнца, сопровождаемый гусыней, он смог войти в собственный дом.
Пьер был совершенно разбит. Он лег в постель и тут же заснул.
Проснувшись на следующее утро, он вспомнил, что осталось всего одно яйцо, и стал размышлять, как бы поудачнее его использовать.
В этом, последнем, яйце была вся судьба нашего героя.
И потому он уселся на скамью у двери дома и задумался.
Старая гусыня украдкой за ним наблюдала.
Вдруг Пьер вздрогнул.
— О чем задумались, мэтр Пьер? — окликнула она его.
— Думаю над тем, что пожелать… Осталось всего одно яйцо.
— Да уж… пожалуйста, не ошибитесь на этот раз! Я вижу, вы собираетесь разбить яйцо, но совершенно не представляете себе, что с вами станет… Впрочем, можете его не трогать… но в таком случае никогда не узнаете, что в нем было! Удача или нет?.. Что до меня, то, ради Бога, не спрашивайте меня ни о чем! Я не хочу влиять на ваше решение.
— И все-таки, скажите, госпожа гусыня, если и это превращение мне не понравится — смогу ли я вновь стать человеком?
— Несомненно! Но кто знает, сколько времени для этого понадобится?
Пьер махнул рукой:
— Была не была! Рискнем… До сих пор все мои пожелания заканчивались неудачей. Может, на этот раз повезет? Впрочем, мне больше любопытно, чем страшно. Если я не разобью этого яйца, то всю оставшуюся жизнь буду себя упрекать за то, что, возможно, упустил свое счастье… Вот оно! В руке!.. Пан или пропал!
Пьер размахнулся и разбил яйцо о стену.
В тот же миг он почувствовал, как тысячи перьев пронзили его кожу. Он сполз со скамьи и оказался стоящим на двух коротких лапах, а между глазами у него вырос длинный желтый клюв, позволявший смотреть только в бок.
Пьер воскликнул:
— Кем же я стал?
— Гусыней! Гусыней! — закричала его подружка, да так и покатилась со смеху.
От негодования кровь вскипела у Пьера.
— Что это значит, госпожа гусыня? Мне кажется — да простит меня Создатель! — вы смеетесь надо мной!
— Ох! — отвечала гусыня, с трудом переводя дыхание. — Вы стали не просто гусыней, а гусыней такой странной, что на вас просто невозможно смотреть без смеха. Вы как-то смешно кривитесь и у вас невероятно скрипучий голос; вдобавок вы страшно косите обоими глазами! Прошу меня извинить за смех, мэтр Пьер, но уверяю вас, что если бы вы могли себя видеть, вы бы тоже рассмеялись!
Виляя хвостом, расстроенный Пьер ушел в курятник и вышел оттуда мрачный и изнеможенный, лишь после того, как превратился в человека.
Этот урок оказался особенно горьким. Всю ночь наш герой не сомкнул глаз, а наутро, бросив серп на плечо, пошел в поле, оставленное ему родителями.
— Здравствуйте, мэтр Пьер! — приветствовала его гусыня, копавшаяся у дверей. — Куда это вы направляетесь с утра пораньше?
— Вы что? Ослепли? — довольно грубо оборвал ее Пьер. — Иду работать.
— Отцы-святители! — ехидно проговорила птица. — Похоже, чудесам не будет конца…
На что Пьер отвечал, приосанясь:
— Безмозглая птица! Ступай к себе подобным! В птичник! Что до меня, то я достаточно поумнел, чтобы понять, наконец, как был я глуп, пренебрегая достоянием, дарованным мне Провидением, и, по сути, терял время даром в поисках, из которых ничего, кроме разочарований и неприятностей, не получил, потому что мне все хотелось быть не тем, кем я есть на самом деле. Но самой большой моей глупостью было просить совета у какой-то гусыни, которая добилась только того, что я стал гусыней… Однако вот что я вам скажу, моя милая. Я решительно не желаю более мечтать о невозможном. Я бесповоротно решил следовать примеру своих трудолюбивых родителей. Идя по их стопам, я получу в будущем все необходимое для жизни в этом мире.
