Кэтрин Ласки - Легенды ночных стражей 2: Сокрушение.

— Чего-чего? — не понял Сумрак. — При чем тут юмор? Что может быть смешного в мозге и желудке?

— В следующий раз слушай внимательнее, Сумрак. Я говорил не о юморе, который ха-ха-ха, а о гуморах, которые жидкости. Так называют четыре главных сока, которые определяют совиный нрав и темперамент. В пропавшей книге, «Острый крупинкит и другие расстройства мускульного желудка», как раз рассказывалось о гуморах и о том, как они связаны с сокрушением.

Сорен моргнул. Отулисса уже рассказывала им об этом кошмарном заболевании.

— Скажите пожалуйста, Эзилриб, — робко попросил он, — а что случилось с Вислошейкой? У нее сокрушение, да?

Эзилриб тяжко вздохнул и покачал косматой головой.

— Нет у нее никакого сокрушения! Она просто старая глупая сова, только и всего. У нее не было никакого разлада между мозгом и желудком. Вислошейка просто запуталась, сделала неправильные выводы; кроме того, у нее очень узкий кругозор и, следовательно, небогатый выбор решений. Ей показалось, что Чистые сумеют лучше нас заботиться о ее обожаемом Великом Древе.

— Но тогда что же такое сокрушение? — спросила Отулисса.

— Это очень трудно объяснить. Это даже не высший магнетизм, а гораздо более сложная материя… Теперь, когда книга безвозвратно утрачена, я даже не представляю, с чего начать объяснение.

— Но это имеет какое-то отношение к высшему магнетизму? — уточнила Отулисса.

— Несомненно, самое прямое. Видите ли, в каждом совином мозгу содержатся крошечные элементы магнитных частиц… совсем маленькие, намного меньше крупинок. Иногда их называют частицами оксида железа или магнетитами. Эти частицы помогают нам ориентироваться во время полета, ибо позволяют чувствовать расположение земных магнитных полей.

Примула, только что вошедшая в библиотеку, внимательно прислушивалась к их разговору.

— А теперь представьте, что все эти микроскопические частицы совиного мозга подверглись некоему сильному, направленному воздействию, — продолжал Эзилриб. — Прежде всего такое вмешательство повредит внутренний компас, позволяющий совам ориентироваться на местности. Все вы помните, как это случилось со мной. Но этим вред не ограничивается.

При определенных условиях могут подвергнуться разрушению и другие жизненно важные системы. Порой удар поражает не навигационные инстинкты, а мускульный желудок. У такой совы желудок становится словно каменный и теряет способность испытывать и переживать чувства. В некоторых случаях появляется бред, галлюцинации. Грубо говоря, такие проявления и называют острым крупинкитом.

— Скажите, пожалуйста, а в библиотеке есть какая-нибудь литература по гуморам или квадрантам? — быстро спросила Отулисса. — Я хотела бы получше ознакомиться с этой темой.

— Разумеется. Идем, я покажу тебе несколько полезных трудов, — кивнул Эзилриб, направляясь к дальним шкафам библиотеки, и Отулисса торопливо засеменила за ним следом.

Друзья переглянулись и украдкой покачали головами. Пусть Отулисса этим занимается, если хочет, а их это нисколько не касается.

Впрочем, Сорен был рад визиту Эзилриба. Может быть, если Отулисса займется изучением крупинкита, она немного охладеет к планам нападения на Чистых?

Честно говоря, ее одержимость уже порядком всем надоела.

Отулисса не сомневалась в том, что Чистые вскоре вернутся. Она твердила как заведенная: «Первый удар! Мы должны ударить первыми!» Сорен прекрасно знал, что ей никогда не удастся склонить на свою сторону Борона с Барран и членов совиного парламента.

Отулисса могла планировать все что угодно, но вероломное нападение без объявления войны противоречило вековым традициям ночных стражей.

— А можно я тоже взгляну на эти книги? — робко спросила Примула.

Отулисса моргнула, остальные тоже захлопали глазами.

До сих пор маленькая Примула не проявляла особой тяги к знаниям.

— Конечно, — ответила Отулисса.

— Я просто хочу взглянуть, — пробормотала Примула.

Солнце уже поднялось над горизонтом, когда совы вернулись в свои дупла.

Эглантина чувствовала себя очень усталой, потому что впервые за долгое время совершила длительный перелет над морем.

Мадам Плонк запела «Ночь прошла», и к тому времени, когда она добралась до второго куплета, Эглантина уже крепко спала.

Примула вернулась в дупло с первыми звуками песни. Весь остаток ночи она просидела над книгами вместе с Отулиссой.

Стоило ей влететь в дупло, как Рыжуха быстро открыла глаза.

— Где ты была?

— Читала в библиотеке, — ответила Примула.

— Должно быть, книга была очень интересной.

И тут Примула снова солгала — уже второй раз за последнее время:

— Да нет, ничего особенного. Забавный сборник шуток и загадок, вроде тех, которые так любит читать Эглантина. — Она повернула голову и показала глазами на свою лучшую подругу. Потом снова посмотрела на Рыжуху и прошептала: — Кажется, она перестала видеть те странные сны. Она твердила, что они прекрасные, но мне кажется, это были настоящие кошмары. Бедняжка Эглантина металась ночи напролет, когда ей снилась эта гадость.

— Да, — сонно ответила Рыжуха. — Я понимаю, о чем ты. Иногда мне приходилось просыпаться и хлопать ее крылом, чтобы немного успокоить.

— Ты очень добрая, Рыжуха, — ответила Примула.

«Надо быть с ней подружелюбнее, — виновато подумала она про себя. — Она совсем не такая плохая! И вообще, скоро ночь Украдки».

Все совы чувствуют себя лучше, когда земля делает оборот, удаляясь от солнца, и ночи становятся длиннее.

Примула закрыла глаза и стала слушать окончание колыбельной. Голос мадам Плонк серебряными колокольчиками переливался в утреннем воздухе:

Это дерево — наш дом,Мы здесь живем.Мы свободны и свободными умрем.Пусть покоен будет день ваш,Сладок сон.Глаукс — это ночь.У дня и ночи свой закон.

Вскоре Примула уснула. Много позже, в разгар дня она услышала какую-то возню и сонно приоткрыла глаза.

Она увидела, что Рыжуха стоит, склонившись над Эглантиной. «Глаукс! Бедняжка опять увидала кошмар, а Рыжуха хлопает ее по спинке… Добрая верная Рыжуха». Примула зевнула и снова провалилась в сон.

А Эглантине в это время снился сон. Она наконец-то просунула клюв сквозь густую бороду мха. В глубине дупла, спиной к ней, сидела сова, очень похожая на ее мать. Эглантина уже хотела крикнуть: «Мама!» — но сова вдруг обернулась.

Она была совсем как мама! Очень похожа… и все-таки не совсем. Лицо у этой совы было гораздо больше и белее, чем у мамы, а еще у мамы никогда не было такого страшного косого шрама, темневшего среди расходившихся в стороны перьев.

«Все это время я ждала тебя!»

«Правда?»

«Да, дорогуша».

Что-то кольнуло Эглантину сквозь сон. Дорогуша? Непривычное, чужое слово. Мама никогда так не говорила… И все же Эглантину непреодолимо тянуло к ней.

«Кто ты?»

«Ты прекрасно знаешь кто я! И вовсе не нужно ждать до ночи Украдки. Ты будешь готова гораздо раньше, любимое мое дитя…»

Эглантина снова вздрогнула и открыла глаза.

Бледные лиловые сумерки струились в дупло.

Эглантина поискала глазами Примулу, но та уже проснулась и вылетела из дупла. Зато Рыжуха была здесь и мирно спала в своем гнезде.

Только что приснившийся сон казался Эглантине еще более реальным, чем все предыдущие. Мама сказала, что скоро она будет готова! Это случится еще до Украдки!

Эглантина почувствовала, что просто не выдержит, если немедленно не поделится с кем-нибудь этой новостью. Она снова покосилась на Рыжуху и увидела, как та пошевелилась во сне.

Интересно, что скажет Рыжуха, когда узнает про ее сны? Вдруг подумает, что она спятила?

Рыжуха открыла глаза, и Эглантина возбужденно запрыгала к ее гнездышку.

— Я должна тебе кое-что рассказать, — выпалила она, не замечая, как насторожилась сипуха. — Только пообещай, что не примешь меня за сумасшедшую!

— Разве я могу такое подумать?! Ты самая рассудительная и самая умная сова на всем дереве, — горячо заверила подруга.

— Тогда поклянись мускульным желудком, что никому не расскажешь!

Рыжуха дотронулась крылом до перьев на своем животе и торжественно произнесла:

— Клянусь. В чем дело?

— Слушай, — выпалила Эглантина и набрала в легкие побольше воздуха. — Знаешь, я уже довольно долго вижу сны.

Рыжуха кивнула.

— Ну так вот, мне кажется, это посерьезнее, чем просто сны. То есть они… настоящие… Они говорят мне кое о чем.

— О чем же они тебе говорят, Эглантина? — очень ласково спросила Рыжуха.

— О том, что моя мама жива… И папа, думаю, тоже. Кажется, я даже знаю, где они сейчас. — Эглантина помолчала и добавила: — В Клювах!