Михаил Каришнев-Лубоцкий - Чудесное наследство. Книга 2
– Типун тебе на язык! – прошипел Кракофакс, фыркая словно рассерженная кошка. – Опять сглазишь!
И он оказался прав, наши неприятности еще только, только начинались.
Сначала сумку, а вместе с нею и нас с дядюшкой, швырнули на полочку, которая тянулась вдоль внутренней стенки самолета над креслами пассажиров. Сила броска была так велика, что я буквально влип в мягкий сафьяновый переплет блокнота. А дядюшку, эту несчастную малютку размером с обыкновенную блоху, так ударило по голове флакончиком духов, что он стал даже заикаться – правда, временно, всего лишь первые две – три минуты после нашей «посадки» в самолет.
– Го-говорил я теб-бе, сгла-лазишь! – прохрипел он, поднимаясь с четверенек и отпихивая в сторону ногой злополучный флакон. – Вот, сгла-глазил!
– Зато теперь все пойдет отлично, – попробовал я его успокоить.
Но старик просто взвыл, услышав мои слова:
– Замолчи, замолчи немедленно! Или я за себя не отвечаю!
Я взглянул в его, ставшее вдруг безумным, лицо и понял, что дядюшка не лжет. Вот именно про таких, как он, наверное и говорят, что «они за себя не отвечают». Я помог Кракофаксу присесть на краешек блокнота и примостился с ним рядом.
– Больно? – спросил я с искренним сочувствием.
– А ты как думаешь?
– Не знаю, флаконом с духами меня еще не пристукивало…
Дядюшка сердито засопел и отвернулся в сторону. Но долго играть в молчанку он, конечно, не смог и спустя минуту пробормотал:
– Хоть бы скорей взлетали… В горле так все пересохло!
Я знал, что в самолетах стюардессы подают пассажирам прохладительные напитки. Но уверенности в том, что они и нас угостят стаканчиком лимонада или фанты, у меня не было. Поэтому логической связи в дядюшкиных словах я не уловил и очень удивился:
– Ты хочешь выбраться из сумки наружу? Смотри как бы не вышел новый скандал!
В ответ на мое умное предостережение Кракофакс как всегда насмешливо фыркнул:
– Во-первых, мы с тобой невидимки. Во-вторых, даже если нас и обнаружат, то из самолета уже не высадят. А в-третьих, лучше пожить еще несколько минут на свободе, чем задохнуться через полчаса в этой душегубке!
И он храбро пополз к свету, оставив меня терзаться на дне сумочки в печальных раздумьях.
Наконец я тоже сделал свой выбор и, пробормотав: – «Эх, была не была!», пополз за отважным пуппитроллем следом.
Но едва мы успели с Кракофаксом добраться до горловины нашего проклятого узилища, как нас вновь отбросило на дно сумки какой-то невидимой силой.
– Кажется, мы взлетаем, – догадался я вскоре и бережно вытащил из-под себя полуживого дядюшку. – Нужно было пристегнуться ремнями…
– А умнее ты ничего не мог сказать?! – простонал сквозь стиснутые зубы бедняга Кракофакс и, пошатнувшись, вцепился обеими руками в лацканы моей клоунской курточки.
Я не обиделся, ведь он был абсолютно прав. Мне даже стало приятно, что у меня есть такой дядюшка, который и в самый тяжелый момент не теряет ясности в мыслях.
– Об этом я как-то не подумал, – проговорил я, виновато улыбаясь. – Ведь мы с тобой вверху, а кресла с ремнями безопасности находятся внизу!
– И снова ты ошибся! – хмыкнул Кракофакс самодовольно. – Да будь мы с тобой и там, где все остальные пассажиры, мы все-равно не смогли бы пристегнуться! А почему – подумаешь как-нибудь на досуге. А сейчас, мой друг, полный вперед! Пока я не промочу горло, я не успокоюсь!
И упрямый пуппитролль вновь пополз к свету, словно сонная муха почуявшая после долгой зимы первые лучи весеннего теплого солнышка.
Глава двенадцатая
Лайнер набрал высоту довольно быстро, и неприятное ощущение, что будто бы кто-то хватает тебя за шиворот и тянет на дно сумки, исчезло. «Пожалуй, и мне надо взглянуть на пассажиров, – подумал я и побрел неспеша к дядюшке. – Все какое-то развлечение, да и свежего воздуха глотнуть не мешало бы!»
Подойдя к Кракофаксу, я прилег рядом с ним и, так же как он, высунул голову из сумки. Прямо под нами в мягких уютных креслах сидели господин Дитрих и какой-то грузный с одутоловатым красным лицом мужчина-гнэльф. Старая баронесса и Паулина сидели в креслах, расположенных чуть впереди. Фрау Луиза, кажется, дремала, глаза ее были закрыты. А вот шустрая внучка баронессы вертела головой из стороны в сторону, пытаясь разглядеть все и вся в салоне лайнера.
– Побудем еще немного невидимками, – прошептал дядюшка, печально вздыхая. – Эта девчонка может устроить такой шум, если заметит нас…
В этот момент две симпатичных стюардессы стали развозить пассажирам прохладительные напитки, и мой дядюшка, забыв о Паулине, забормотал, словно в бреду:
– О, лимонад!.. О, пепси-кола!.. О, крем-содовая!.. О, мерхенбургский коктейль!..
Признаюсь, у меня тоже потекли слюнки при виде такой роскоши, и я с трудом проглотил сухой комок, подступивший к горлу.
– Нам не перепадет, лучше не расстраиваться, – прошептал я, пытаясь привести Кракофакса в чувство.
Но он, увы, не унимался.
– Как мне хочется сделать хоть один глоток моего любимого лимонада!.. Или припасть к фужеру с чудесным прохладным крюшоном!.. Или взять эту изящную тонкую соломинку и пить, пить, пить этот сказочный мерхенбургский коктейль!.. – бормотал он, словно какой-нибудь шаман изгоняющий злых духов.
И вдруг дядя резко смолк. А внизу, прямо подо мной, что-то тихо булькнуло. Я пошарил руками рядом с собой – Кракофакса в сумке не было! Тогда я снова свесил голову вниз и увидел, как толстый гнэльф старательно ковыряется соломинкой в своем стакане с коктейлем.
И тут я понял: Кракофакс свалился из сумки прямо в стакан с коктейлем! И теперь этот гнэльф пытается его выловить соломинкой! Но дядюшку он, разумеется, не видит и потому изумлен до крайности.
Наконец мужчине надоела «рыбная ловля» и он, выпустив «острогу» из рук, откинулся в изнеможении на спинку кресла.
«Если дядюшка не разбился при падении, – подумал я, побледнев от ужаса, – то наверняка получил тяжелые увечья от этой штуковины… Но даже если ему повезло и он избежал всего этого, то долго все-равно не продержится: стакан с коктейлем такой большой, а дядюшка такой маленький… Он неминуемо захлебнется!»
Я заметался по сумке, мучительно размышляя, что мне следует предпринять: то ли самому бросаться в коктейлевый омут и вытаскивать со дна любителя прохладительных напитков, то ли нужно поднимать тревогу и умолять Паулину и всех других пассажиров спасти моего неуклюжего дядюшку.
Пока я перебирал в голове эти варианты, Кракофакс, как оказалось к нашему общему счастью, времени зря не терял. Удачно нырнув «ласточкой» в стакан с мерхенбургским коктейлем, он, как ему и мечталось, сделал несколько глотков сказочного напитка и всплыл на поверхность. Увидел занесенную над головой дубину и вновь ушел на дно, теперь уже надолго. Ловко лавируя между вишенками и клубничками, он плавал там до тех пор, пока гнэльф-гарпунщик не взмок и не оставил свою затею поймать загадочного невидимку.
Убедившись, что смертельная опасность миновала, Кракофакс отважился снова подняться на поверхность. Отдышавшись, он стал карабкаться по гладкой крутой стенке стакана вверх и – о, чудо! – сумел добраться до края стеклянного сосуда.
«У меня были липкие руки, – так он объяснил мне впоследствии этот феноменальный случай. – Мне было труднее оторвать их от стакана, чем снова к нему прилипиться.»
Перевалившись на другую сторону, дядюшка так же ловко спустился вниз на столик и в изнеможении присел на свернутую вчетверо салфетку. Вытер о нее руки и…
Тут-то и случилось самое невероятное: дядюшка вдруг открыл рот и запел свою любимую песню:
Веселый парнишка споткнулся, упалИ шишку на лбу набил.И ею дорогу себе и всемПарнишка во тьме осветил.Ой, бум! Ой, бум! Ой, бум-бум-бум-бум!Ой, бум-бум-бум-бум, бум-бум!И можно отныне во тьме нам ходитьХоть целую ночь напролет,Нам будет парнишка во мраке светить,Пока тот фингал не пройдет!Ой, бум! Ой, бум! Ой, бум-бум-бум-бум!Пока тот фингал не пройдет!
Дядюшка сидел на салфетке, размахивал в такт песне невидимыми руками и изредка притопывал по откидному столику ножками, обутыми в крошечные, крошечные туфельки с медными подковками на каблучках. Он пел и, глуповато улыбаясь, посматривал на изумленные лица Дитриха Фитингофа и его соседа; а я, схватившись за голову руками, снова метался по краю проклятой сумки, не зная, как мне заставить замолчать не вовремя развеселившегося старичка пуппитролля.
Вдруг тучный сосед господина Дитриха очнулся от легкого столбняка и, занеся правую руку над столиком, сделал ею быстрое движение справа налево – так дети обычно пытаются поймать мух и комаров.
Ужасное предчувствие подкосило меня и я рухнул на колени. «Бедный дядюшка, ты погиб! Слава Богу, что ты успел исполнить свою лебединую песню!»
Охотник на певчих невидимок разжал кулак и посмотрел на ладонь: она была пуста. Тогда он поднес ладонь к уху и прислушался. Тишина…
