Ирина Балина - Крот Филипп и мышка По
– Сегодня же! – взревел медведь и поднялся на задние лапы.
Лис съёжился и припал к земле.
– Сегодня же… – шептал он, повторял он много раз, – и мне снова можно будет охотиться на моей земле? Вы, вы отдадите мне её?
– Хе-хе! Рр-ууаа! – рявкнул медведь. – Твои земли никудышные всё равно. Забирай их, когда приведёшь меня к этому месту.
Медведь удалялся вглубь валежника, а лис стоял, озирался по сторонам и дрожал. Он чувствовал медвежий запах повсюду. Даже когда не был здесь, теперь он чувствовал его всегда, тяжёлый, смрадный, нависший над ним, как грозовое облако.
Когда земля перестала хлюпать под тяжёлыми лапами удаляющегося медведя, лис повернулся и побрёл обратно в лес.
Промокшего усталого лиса увидели в то утро две пары глаз. Филипп и По сидели под небольшим навесом у мышиной норки и пили чай. Горячий сладкий напиток аппетитно дымился по прохладному утреннему воздуху. По несколько раз юркала в норку, чтобы вынести угощения к чаю, а потом вместе с Филиппом уселась под навесом, и они с наслаждением принялись завтракать.
– Ну и выдалась же ночка! – говорил Филипп. Гремело и трясло так, что земля сыпалась на голову.
– А у меня с потолка текла вода, – вздыхала По. Пришлось ведром выносить её наружу. Утихло только под самое утро, тогда и удалось немного поспать.
– Несладко же вам пришлось, – покачал головой Филипп.
– Это ничего, – с улыбкой ответила По, – зато дождик спел мне продолжение песни ветра.
– Я бы с радостью послушал его.
И По пересказала Филиппу, что она услышала от дождя в ту ночь:
Его ль молитва велика,Иль солнцу жалко светляка,Но вдруг подул холодный бриз,И дождь полился с неба вниз.
«Как быстро набежали тучи!»Подумал путник. Лес могучийЗелёной кроной зашумел,Он рад был – тоже пить хотел.
Наш путник высунул языкИ к капелькам дождя приник,О, как прохладна и свежаПогода! Пела вновь душа!
Который час грохочет гром,И путник уж скорбит о том,Что весь до ниточки промок,От холода не чует ног.
А потом заговорил Филипп: «Знаете, По, а это очень хорошо, что мы с вами встретились. Заходите как-нибудь и вы ко мне на чай. Потолкуем о том о сём. В Зелёном Лесу решительно не с кем общаться, кроме вас. Знай я это, возможно, никогда бы и не поднялся наружу».
– Но как же? – прервала его По. – А река? А звёзды? А светлячки? А ветер и дождик? Разве вы согласитесь теперь не видеть, не знать, не чувствовать всего этого?
– Бесспорно, всё это замечательно! – отозвался Филипп. – Зелёный Лес поразил меня своей красотой, но глубоко разочаровал своими обитателями.
– Что вы имеете в виду?
– К примеру, Эдмунд…
– Ах, Эдмунд и Марта? Чудное кроличье семейство! У них, кажется, шестеро?.. Нет, уже семеро малышей!
– Я бы сказал чудное. Все бегают, суетятся! За такой оравой не уследишь. Они и под ногами-то мешаются. А Марта! Марта – несносная упрямая крольчиха. Похоже, она так насела на Эдмунда, что он совсем перестал быть кроликом, он теперь все дни напролёт проводит на работе, а в выходные вынужден терпеть засилье крольчат в своём доме.
– А по мне так вполне счастливое семейство. Им некогда скучать, всегда полно дел.
– Чересчур!
– А как приятно видеть, как подрастают малютки.
– А как неприятно устранять каждый раз беспорядок, который они создают.
– Ну а бобры? Как же бобры? Разве не удивительно то, как они смогли построить такую огромную плотину?
– Громадина перекрыла ход реке и завалила один из моих проходов. К тому же бобры – огромные сопящие звери, довольно гадкие вблизи и глуповатые на деле.
По вздохнула и задумалась. Она хотела ещё многое сказать Филиппу, но решила сделать это позже. А в это время Филипп продолжал, он уже не мог остановиться. Поминутно отхлёбывая чай, он стал восклицать всё громче и громче: «А этот лис Гилберт! Он чуть было не съел тебя на той полянке, помнишь? Прохвост, каких свет ещё не видывал! Да, звери глупы, и он глуп, но как он навязчиво обходителен в своей этой глупости! Какой подхалим и лжец!». Казалось, Филипп говорил ещё долго, но По слушала его лишь одним ухом. Вторым она внимала просыпающемуся лесу, пению птиц, шелесту листочков.
– По, дорогая моя По, с меня хватит знакомств с населением этого леса. Я никому здесь больше не подам лапы. Никому, кроме вас.
Филипп наконец выдохся и замолчал. Он стал замечать, что По уже давно не слушает его речей.
– М-мм… – как бы невзначай промычал он, – кажется, чай совсем остыл.
– Сейчас мы это исправим! – отозвалась, словно пробудилась от спячки, По, и исчезла в глубине своей норки.
Чудесное утро в тот день поднялось над лесом. Птицы пели особенно громко, а воздух был невероятно свеж после ночного дождя. Впрочем, на небе за весь день так и не показалось ни облачка, поэтому под яркими лучами солнца лес просох очень быстро, и в воздухе повисло марево. Поговаривали, что эта жара – предвестник не меньшего ливня. Но ливня в тот день не случилось. Случилось кое-что совсем другое…
Глава VI
На другом берегу
На обед в семействе кроликов сегодня было всё только самое любимое крольчатами: тушёные капуста и морковь, мочёные яблоки и брусничный пирог. Эдмунд-младший так намуштровал ребятню, что вчера все вели себя образцовым образом. Девочки помогли маме с уборкой и ужином, а мальчики не шалили, прибрались во дворике и даже пропололи грядки в огороде. За это Марта обещала им пирог и обещание своё сдержала. Папа кролик ещё был на работе. Без него, конечно, было не так весело наслаждаться любимой едой, но всё семейство знало, что самое лучшее начнётся вечером, когда папа вернётся домой, усядется у камина и станет рассказывать о том, как прошёл день на работе. А когда все новости закончатся, начнутся сказки. Этого крольчата ждали больше всего. Мама будет сидеть рядом в кресле-качалке и вязать, девочки заберутся к папе на колени, а мальчики окружат его со всех сторон, развалившись на полу. Потом один за другим они станут засыпать, а папа с мамой положат их в кроватки, укроют одеяльцами и поцелуют на ночь. Так заканчивался каждый день для кроличьего семейства. Однако то, что произошло дальше, заставило Марту усомниться в том, что и этот день кончится для них так же.
Крольчиха и дети сидели за обеденным столом. Ребятня была на диво молчаливой. Ещё бы! Сегодня они ели брусничный пирог – любимое лакомство. Отвлекаться от такого не хотелось никому, даже самым маленьким. Обострённое кроличье чутьё подсказало семейству, что на дворе был кто-то чужой за мгновение до того, как в дверь без стука или предупредительного приветствия ворвался лис.
– Г-гилберт! – воскликнула в испуге Марта.
Лис появился неожиданно, он никогда раньше не врывался к ним в дом без стука. На его грязной исхудалой морде зияли чёрные озёра ввалившихся глаз, они были выпучены, и взгляд их, казалось, проникал сквозь всё, на что он смотрел. Он стоял в дверном проходе, опёршись о дверной косяк одной лапой, сгорбленный, тощий, тяжело дыша и улыбаясь страшной, широкой, острозубой улыбкой.
– Здравствуй, Марта, – не успев отдышаться, выпалил он и окинул комнату своим пронзительным взглядом. Лис не переставал улыбаться, но улыбка его была теперь какой-то пустой, натянутой без старания, как небрежно надетый пиджак с помятыми рукавами, застрявшим внутри воротником и выбившейся подкладкой.
Марту захлестнул доселе неведомый страх, страх, переплетённый с паникой, с желанием вскрикнуть от ужаса. Она шарахнулась вперёд в попытке отгородить детей от незваного посетителя.
– Марта, Марта, милая… – полушёпотом запричитал лис и кинулся к ней.
Крольчиха чуть было не закричала от страха. Она не успела. Лис упал перед ней на колени и, схватив обе её лапы, сильно прижал их к своей мокрой холодной морде. Крольчиха зажмурилась и попятилась назад. Ей казалось, что сердце у неё сейчас выпрыгнет из груди.
– Марта, я знаю вас уже давно. Я знаю ваших детишек, я видел, как они росли и взрослели, как Эдмунд…
Он что-то ещё лепетал из того, о чём уже не раз ей говорил. Монолог его был каким-то надрывным, казалось, будто он сейчас заплачет. Марта отступала от него шаг за шагом и с ужасом обнаруживала, что он подползает к ней на коленях.
– Гил, Гилберт! – выговорила она наконец, – Что с тобой, Гил? Что случилось? Зачем ты тут? Иди домой.
– Н-нет, нет! Я должен… Я хочу… Марта, вам надо переехать. Вам нужно оставить это дерево.
– Гил, мы это уже обсуждали! И речи быть не может о том, чтобы…
– Марта, Марта! Немедленно, прямо сейчас, я прошу… Я умоляю тебя!
Дети ошеломлённые смотрели на происходящее из-под стола, куда они забрались, как только лис появился на пороге. Только Эдмунд-младший стоял позади матери и с трепещущим, как птаха, сердцем ждал, что произойдёт дальше.
