Сборник - Русские солдатские сказки
Грустно стало смотреть на это весёлому солдату.
«Что за люди пошли – хуже диких зверей грызутся!»
Махнул на них на всех рукой да и отправился в лес – авось там от людских мерзостей душой отдохнуть удастся.
Пошёл он строевым шагом по лесной дороге. Только собрался в чащу свернуть, глядь – стоит посередь дороги высокий камень, а на нём письмена. Буквы хоть и русские, да солдат наш вовсе читать не умел – некогда было на военной службе грамоте учиться.
– Что, служивый, небось, охота узнать, что здесь прописано?
Оглянулся солдат – а позади него старичок седобородый верхом на лошадке сидит.
– Как же не охота, дедушка, – всё же к зверям диким жить ухожу, а тут, может, дельный совет изображён насчёт того, как мне с ними ловчее поладить!
– Никакого совета тут нет, – говорит старичок, – а то написано, что обычно на подобных столбах пишется: «Налево пойдёшь – назад не воротишься, на месте останешься – в землю уйдёшь, направо повернёшь – самое дорогое потеряешь».
– Что ж, – рассуждает солдат, – назад ворочаться я покуда не собираюсь, на месте только в карауле стоял, а что до самого дорогого – так у меня никогда и не было ничего дороже гроша ломаного… Вот только отчего на камне этом про прямой путь ни слова не говорится?
– А чего говорить, когда и так известно – прямая дорога всех иных трудней и опасней.
– Ну, так я и собрался прямо в лес идти.
– А коли так, то знай – у зверей тоже не райская жизнь, особливо в последние времена. Как у людей, так и у них. Заправляют нынче в лесу волки да козлы. Главный волчина – разбойник лютый, над всеми хищниками начальник, всех без разбору загрызает, и от пули он ведьмами заговорён. А верховный козлище – тот опять же с нечистью в сговоре, и она его дармовой кормёжкой потчует, а он только утробу свою тешит, да всем прочим зверям и скотам своим сытым и бездельным бытием поганый пример подаёт. Так что лес наш теперь вроде как заколдованный.
– Эх, беда, – огорчается наш солдат. – Может, мне тогда к морю податься?
– На море, – рассказывает старичок, – опять же дурной закон заведён. Нету больше воли китам да чайкам – поставлен над ними той же нечистой силой великан в человечьем обличье. Не пускает он китов вдоволь воздуха глотнуть, чуть что – на глубину загоняет. А чаек словно голубей или ворон шугает, не даёт досыта рыбки на волнах поклевать. И дан ему для той злодейской службы конь летучий, чтоб над морями носиться и всю морскую живность в страхе держать.
– Как же все прочие звери такое надругательство терпят? – вознегодовал солдат.
– Да есть тут весёлая троица – кот-певун, медведь-плясун да сокол-крикун, – отвечает старик. – Они и средства знают, как тех врагов извести…
– Где ж их найти?
– Искать их не надобно, кликни только – сразу явятся. Им ведь самим, без людской помощи, нечистую силу никак не одолеть…
– А ты-то на что?
– А я что – я так, старичок-лесовичок, – хихикнул дед, да и растаял в воздухе вместе со своей лошадёнкой.
«Эге, – смекает о себе солдат, – не иначе, как меня бесовское наваждение морочит. Кликну-ка я для пробы того, кто поздоровее, – медведя-плясуна!»
И кликнул.
Нет, не обманул старичок! В тот же миг явился перед солдатом медведь – шапка на нём смешная, а сам с виду грустный.
– Ну-ка, Топтыгин, расскажи – как здешнего волка-живодёра одолеть, еже-ли он от всякой пули заговорён?
– Заговорён, да не от всякой, – отвечает медведь. – Возьмёт его такая пуля, которая на предателя заготовлена, да не стреляна.
«Батюшки-светы! – ахнул про себя солдат. – Да у меня ж как раз такая пуля ещё с Полтавской баталии припасена! Берёг её для Мазепы-изменника, да только не успел в дело употребить – к туркам сбежал окаянный гетман вместе со шведским Карлой…»
Зарядил он не мешкая ружьё заветной пулей – и в лес. А медведь за ним следом по кустам пробирается, за деревьями прячется.
Долго ли, коротко – повстречался ему тот самый волчище. Вскинул солдат ружьецо.
– Что ж ты, дурья голова, – скалится зверь, – нешто не знаешь, что я от пули заговорён?
– А ты того не ведаешь ли, что у меня на твой заговор такая пуля имеется, что всякого изменщика наповал бьёт? Потому как ты и есть изменщик своего рода: вместо того, чтобы подобно собратьям своим только слабых да больных промышлять – ты, нечестивец, разбойным обычаем всех подряд режешь!
Взвыл волчище, на дыбы встал, да поздно – точнёхонько в грудь вошла ему мазепина пуля, и повалился серый разбойник навзничь.
«Славно начали! – думает солдат. – Теперь позову того, кто полегче». И кличет сокола-крикуна.
Прилетел пернатый.
– Что у вас тут за козёл бодучий завёлся? – спрашивает его солдат. – И какое против него средство, когда с ним нечистая сила заодно?
– Никакой силой, ни хитростью его не возьмёшь! – верещит сокол. – Одного только он, говорят, перенести не может – отражения собственного вида. Только где ж в лесу зеркало достать?
– Зеркала, пожалуй, и у меня не сыщется, – почесал в затылке солдат. – Но покумекать можно. А ну, веди меня к этому обжоре.
Полетел сокол, а солдат за ним идёт да на ходу кивер свой начищает. Пока шли, так его надраил, что зайчики солнечные по деревьям так и запрыгали.
Вскоре видят – на поляне изба, в избе стол, за столом – козлище, и ему из печи прямо в рот лепёшки да блины по воздуху заплывают.
Не говоря лишнего слова, сунул солдат свой зеркальный кивер в открытую дверь. Увидал козёл отражение гнусной своей образины, подавился блином и на пол замертво грохнулся.
– Видно, и впрямь своя мерзость даже нечистому глаза колет, – усмехается солдат. – Ну, теперь дело за котом-певуном!
Явился тут же котик в шляпе и в сапожках.
– Ну, рассказывай, усатый, – велит солдат, – как великана-надсмотрщика повалить, чтоб он подводную и надводную живность не мучил?
– Ох, нелёгкое это дело, – мяукает кот. – Ничем его, идола, не завалишь. Одно средство – зубы ему выбить. Без них он и силу потеряет, и над летучим конём власти лишится. Вот только до зубов его тебе нипочём не допрыгнуть и ночью не подобраться – он всегда только одним глазом спит.
– Да, мудрено, – крутит солдат свой ус. – Тут только хитростью… А что он, верзила этот, орехи грызть любит?
– А то как же, – отвечает кот. – Он своими зубами сильно гордится и беспрестанно орехи щёлкает.
– Тогда не робей, – потирает руки солдат. – Бери кошёлку и айда на море. По дороге будем в неё гостинцы складывать.
Пришли они к морю, и начал солдат круглые камни подбирать да в кошёлку класть. Только набрал с десяток – тут перед ними великан как из-под земли вырос.
– Кто такие? – гаркнул громовым голосом.
– Да кто б ни были, – не сморгнув, солдат отвечает, – а вот хотим твоё высочество орешками угостить. Не откажи, сделай милость!
– Что ж, орешки мы очень уважаем, – закивал верзила.
Ухватил целую горсть да как прикусит – хруст аж по всему морю прокатился. А великаньи зубы костяным дождём на берег посыпались. Все вывалились, один только остался – не иначе, как для боли.
Сел долговязый дуралей на землю, ни рукой, ни ногой пошевелить не может.
Подскочил тут к солдату конь летучий, ржёт от радости – нет больше над ним нечистой власти!
Оседлали его солдат с котом и назад понеслись.
Прилетели в лес – а там уже веселье в полном разгаре. Все пляшут, поют, и солдат вместе со зверьём в пляс пустился.
И тут откуда ни возьмись появляется тот же седой старичок на лошадке.
– Ну, служивый, с лесной да морской нечистью ты сладил. А не попробовать ли теперь с кем посильнее сразиться?
– Отчего бы и нет, – солдат отвечает. – У меня и помощники завелись, целых трое. Так что говори, дедушка, кто ещё в нашей помощи нужду имеет?
Отвечает тот:
– Стоит в лесной чаще с незапамятных времён заброшенное царство-государство. Веков пять назад околдовал его подданных неизвестный чудодей за лень да за распущенность. И как-то чудно́ околдовал – будто выпустил из них нутро, одну оболочку оставил.
– Где же оно, государство это?
– Иди прямо, а потом сворачивай туда, где кусты самые колючие. Дойдёшь до сухого дуба, за ним увидишь поляну. Там и стоит царство заколдованное.
