Михаил Чулков - Русские сказки, богатырские, народные
С этими словами облик Добрады покрылся светлым облаком и она исчезла, а Богорис, сев на коня, поспешил на избавление супруги и отечества.
У городских ворот он увидел Зиланта, устремившегося на мою матушку, но тот был вновь удерживаем невидимой силой. Царь поспешил; чудовище видит его обнажающим меч и испускает пламя, сожигающее все окрестности. Все встречающееся ему погибает. Сам Богорис почувствовал жар и вылил на себя священные воды Буга-реки. В одно мгновение пламя лишается своего жара, и меч уже занесен для удара… Но Зилант приподнялся на хвосте, и князь не мог отсечь ему ничего, кроме одной головы. Та упала и окропившись черной ядовитою кровью и превратилась в камень. Чудовище испустило страшный рев и пустилось в бегство; Богорис настиг его, но Зилантовы крылья унесли его от ударов. Боевой конь князя мчался подобно ветру через поля, через речку, до самой горы; князь побуждал его прервать полет змиев и погубить его чародейную силу, он почти зацепил мечом и вторую голову, но чудовище скрылось в пропасти, похоронив там и труп свой и саму память о Сарагуре.
Родитель мой огорчился, видя старания свои безуспешными, но, подумав, счел произошедшее неминуемым определением судеб. Он оставил провидению будущий жребий государства своего и радовался, что освободил его от опустошителя. По возвращении он нашел Куридану невредимой и освободил её от тревог о себе. На досуге он передал ей всё, сказанное ему Добрадой и, как ему и было завещано, определил меч свой в оружейную палату. Остаток века их прошел в благоденствии. Я узнала предстоящую мне судьбу от Тугарина из уст моей родительницы и получила данный ей некогда Добрадой талисман, а брат мой Тревелий – тогда же получил болгарский престол.
Страх перед храбростью моего отца Богориса не скоро исчез из памяти наших неприятелей, это принесло болгарам много лет мира. Брат мой был государь правосудный и любим подданными. Нежность его ко мне составляла все мое утешение, мы не могли быть ни часу порознь.
Однажды, прогуливаясь с ним, услышали мы, что на полях близ Боогорда произошло чудное приключение в природе. Тревелий поехал туда, взяв и меня с собою. Мы увидели камень, имеющий точное подобие коня, который рос ежеминутно, так что на наших глазах достиг чрезмерной величины. Все удивлялись этой мнимой игре природы, но я, вспомнив слышанное от матушки моей о сказанном волшебницей Добрадой, поняла, что приближается начало моих бедствий, связанных с рождением Тугарина. От этого я пришла в столь великий ужас, что заметив это, брат мой счел, что я занемогла, и поспешил возвратиться. Едва успели мы отъехать сажен с двести, как почувствовали сильное землетрясение. Близстоящая Зилантова гора расселась надвое, и из расщелины появился страшный, в броню облаченный исполин; который невероятными шагами прошествовал к каменному коню, так что мы не успели еще ста сажен отъехать, как великан положил уже свою руку на коня. В мгновение ока тот вспыхнул жарким пламенем и ожил, что мы поняли по его необычайному голосу, ибо тот заржал так громко, что все лошади в колесницах наших попадали.
Только представь себе, сколь велик был трепет, всех тогда охвативший, и насколько он умножился, когда все мы увидели исполина, восседавшего на коне и скачущего с распростертыми руками прямо на нас. Какое тут спасение?! Всеобщий ужас не оставлял сомнений в том, что всем нам предстоит очутиться в пасти этого чудовища. Но убежать не было средств. Отчаяние возвратило нам мужество, и многие метнули стрелы в приближающегося великана, но те отскакивали от него, как от камня. Одна только стрела, выпущенная Тревелием ударила его в нос столь сильно, что он чихнул и, подхватив её, проглотил. После чего протянул было руки, желая схватить меня, но вдруг отдернул их назад так, словно обжегся, ибо стал дуть и плевать себе на ладони. Вторичное и третичное покушение его сопровождалось такой же неудачей, отчего великан пришел в великую ярость и, отъехав несколько назад, изрыгнул клятвы и ругательства. Пена била клубом изо рта его, подобного печному устью, и он с досады изгрыз себе пальцы в кровь. Наконец страшным голосом, от коего все принуждены были заткнуть уши, прокричал он моему брату: «Слушай, Тревелий! Вижу я, что мне не возможно взять сестру твою насилием, и для того я даю тебе три дня сроку, в которые ты должен будешь её уговорить, чтобы она отложила свои чары и добровольно согласилась быть моей женой; в противном же случае я из государства твоего сотворю непроходимую пустыню: города и деревни разорю и выжгу, всё живущее поем, а тебя самого разорву по суставам». Сказав это, он поворотился на своем коне и поскакал, дыхнув пламенем, отчего близстоящий дуб в мгновение обратился в пепел. Так он и скрылся в лесах, окружающих реку Каму.
Я пришла в себя не прежде, как в моих чертогах, и увидела брата моего, сидящего против меня в безмолвном ужасе. Тогда лишь поняла я, какая грозила мне опасность, если бы я не имела на себе талисмана, которому обязана была моим избавлением, и с той поры решила ни на минуту его с себя не снимать. Ведала я, чем можно бы спасти отечество мое, но помнила запрещение волшебницы, что с открытием тайны о таинственном мече стану неизбежной жертвой объятий великана. Этого было довольно для того, чтобы наложить на меня молчание, и брат мой, требующий моего совета, не получил в ответ кроме горьких слез, с которыми сообщал он свои, и, наконец, не зная, что начать, заключил требовать совета в Елабугском[13] оракуле, находящемся неподалеку от столичного города, на берегу реки Камы. Мы отправились в это святое место; по принесении в жертву обожаемому змию двух черных быков, введены были мы в капище. Брат мой задал вопрос: чем можно избавиться от нападения исполина Тугарина? Жрецы окружили божественного идола с кадилами, воспели песнь Чернобогу и с коленопреклонением просили о явлении через ответ средства к спасению их отечества. Идол поколебался и глуховатым голосом ответствовал: «Беды, терпение; поражение и победа; мечи, стрелы; утро вечера мудренее».
Ни князь, ни я, ни сами жрецы не могли растолковать этих божественно хитрых слов; однако уверяли нас, что точно такого ответа они и ожидали, что он очень хорош и непременно должен сбыться.
«Но что ж я должен предпринять согласно ему?» – вопрошал Тревелий.
«Последуйте ему в точности, ваше величество», – ответствовал верховный жрец. Мы не смели спорить с переводчиком Чернобога и отправились восвояси без всякого наставления, однако с надеждою.
Собран был тайный совет. Советники рассуждали, изъясняли, спорили, опровергали, доказывали и заключили, что с исполином следует сражаться, не давать ему ни ногтя моего, и наутро, по точной силе и разуму божественно не понимаемого ответа, отправить против Тугарина тысячу пращников, тысячу стрельцов, имеющих большие стрелы, и две тысячи вооруженных в панцири всадников. Что было заключено, было и исполнено: до свету еще выехал этот отряд. Целый день искали неприятеля, провозвестник охрип, крича противника – Тугарин не появлялся. На другой день провозвестник начал укорять исполина в трусости, однако недолго пользовался этой дерзостью. Тугарин выехал, и ужас остановил слова на устах глашатая. Воины, видя, что должно начинать сражение без предисловия, ибо провозвестник молчал, пустили в него тысячу камней и тысячу стрел. Тугарин в это самое время очнулся, потому что едучи дремал, и зевнул; все камни и стрелы попали ему в рот, и он, не чувствуя, откуда сие происходит, харкнул и выплюнул их вон, сказав: «Какое множество здесь мух!»
Изумились воины, сочли, что он чародей, и порешили выпустить в него еще по тысяче камней и стрел в самый нос, ибо прекрасно знали, что этот способ отнимает силу у всякого чародея. Усугубили они свои крепость и искусство; выстрелы были произведены столь удачно, что разбили исполину нос до крови. Тугарин увидел, что произошло это не от мух, и пришел в великий гнев.
«О, так против меня выслано войско! – вскричал он голосом, подобным грому. – Итак, я должен с болгарами поступать по-неприятельски!»
Сказав это, начал он хватать руками воинов по десятку и больше и глотать целиком. Не было им спасения, все погибли, только человек с двадцать поспешно удалились на конях, в числе коих был и глашатай. Исполин, видя, что неловко ему ловить их с лошади, соскочил и побежал на четвереньках; в минуту достигнув беглецов, одним зевком он всех захватил и проглотил. Увидев, что уже никого не осталось, подумал он, что напрасно не оставил одного, чтоб приказать к Тревелию свои угрозы. Но приметил, что нечто у него под носом шевелится (то был бедный глашатай, который, держа в руках копье, не попался в рот исполину, ибо копье воткнулось тому в нос, когда он хватал их зевком, и окостеневшие руки удержали провозвестника висящим на копье), он снял его пальцами и, увидев, что это человек, посадил его на ладонь и, отдув из обморока, наказал ему следующее:
