Сказки Бурого Медведя - Лепешкин Михаил

— Нет у нас силы биться с ними. Два больших рода против одного, да и то за последнее время ослабленного. Дружина мала — нам не выстоять.

— А разве нет в городе других людей и нет возможности пригласить сюда другие войска? Нанять степняков, позвать моих соплеменников-греков, да ваша дружина и ополчение? Да мы в десять раз большее войско соберём!

— Да как-то против своих совестно войной идти.

— За кого я отдал свою любимую дочку? За труса! Бедная Домокла, как ей жить с таким мужем? Кем с таким отцом будут мои внуки? Трусами, ни на что серьёзное не способными! И за что мне всё это на старости лет? Чему я тебя учил столько времени? И вот теперь, когда надо действовать, спасая от старой плесени свой народ, он колеблется и жмётся как слезливая девка!

— Так что же мне делать? — в отчаянии взмолился Лиходол.

— Княжеский стол брать и войско собирать, неслухов наказывать!

— Так как же я стол возьму, коли батюшка жив ещё? Силой тут ничего не сделаешь, не поддержит меня ни дружина, ни народ.

— Э-э, силой… Вот сразу и видно, что глуп ты, зятёк, да прост, как настоящий варвар. Кто после смерти батюшки твоего князем будет? Ты. Причём законным! Вот и надо всего лишь ускорить его смерть!

— Отца убить?! — округлил глаза Лиходол. — Да отцеубийцу у нас никогда князем не примут, и позор на голову мою и всех потомков моих до седьмого колена падёт!

— А если умрёт он от внезапной болезни? И ты как сын его скорбеть будешь и похоронишь отца с честью и пышностью? Кто ж на тебя подумает?

— Отрава тут может и подойдёт, но не прост люд у нас, вмиг раскусит в чём дело, да и Ворон многое насквозь видит и людям обязательно расскажет. Может какой другой способ есть?

— Давно слышал я про этого вашего ворона, да не верится мне, что способен он хоть на что-то. Обычная жирная птица, которая от пережора даже взлететь не может.

— Зря вы так, он ни разу не ошибся в своих предсказаниях и оценках будущего! А жрецы и лесные с ним как мы с вами разговаривают. Я сам это видел!

— Если всё это, как ты и говоришь, то оно уже конечно интересно, да только какая разница, узнает об этом кто-то или нет? Прямых доказательств нет, а ворона можно и охаять, будто старым стал да из ума выжил. Ты же как князь можешь любому голову срубить за клевету да наветы. Опять же, собрав войско да покорив Старое и Лесное, ты станешь никому не подсуден. Уничтожь местных дикарей, и некому будет оспорить твою власть над этими землями. Только ты и твои прямые потомки будут их законными потомственными хозяевами, а все пришлые не будут иметь на них никакого права.

— А не объединятся ли против меня иноземцы?

— Не объединятся. Слишком сильна в них кровная привязанность и подозрительность к чужакам. Это сейчас они объединились, чтобы местных задавить, а как только местные будут уничтожены и обращены в безправных рабов, иноземцы начнут грызться друг с другом. Твоё дело встать над ними. Пусть они приходят к тебе на суд, тогда ты сможешь засудить того, кто может подняться на тебя. Постоянно ссоря их друг с другом, ты будешь держать их в узде.

— Хитро, — усмехнулся Лиходол.

— Но сейчас от тебя надо только одно — стать князем.

— Хорошо, я сделаю то, о чём ты говоришь, только где мне взять зелье, которое сделает меня князем?

— Вот оно, — достал Карилис маленькую позолоченную скляночку. — Капнешь в кубок, да налив в него напиток, поднесёшь отцу. И всё.

— А можно, чтобы кто-то ещё это сделал? — не решаясь взять страшный сосуд, промямлил Лиходол.

— Если хочешь всё в тайне оставить, то сам делай. Любые помощники могут дело испортить или проболтаться.

— Я понял, — понурил голову Лиходол, пряча склянку в кошель. — Сделаю.

Уйдя от тестя, Лиходол послал слугу с наказом передать отцу, что есть серьёзный разговор, и просил, чтобы он вечером пожаловал к нему в хоромы на ужин.

Встречен князь был, как и положено, в светлице, усажен за накрытый стол, и Лиходол вышел, чтобы самолично принести отцу заморского вина. Налил себе, отцу, и откупорив склянку с зельем, поднёс её к отцовому кубку, но так и не смог вылить содержимое. Перед ним как морок побежали картины. Вот отец подбрасывает его высоко, аж к самому солнцу, а маленький Лиходол как птица машет руками и ничего не боится, ибо знает, что ловкий отец поймает его хоть и у самой земли! Вот на коня его сажает, вот бою учит! Вот дарит боевой меч! Вот в походе ловит щитом стрелу, что едва не вонзилась сыну в не защищённый железом глаз… Опустилась рука Лиходола. Закрыл он зелье и опять убрал в кошель. Нет, ничего он отцу не скажет и не сделает. Взял он поднос с кубками, но в этот момент вошла Домокла.

— Я поднесу князю угощение, — сказала, беря поднос из рук мужа. — Так почётнее будет.

Её чёрные глаза сверлили Лиходола, пронзая насквозь. Укоряя, обвиняя за слабость, за малодушие, и он понял, что она знала всё и спустилась только для того, чтобы проконтролировать выполнение воли её отца. Нет, дурой она не была, а коварство её было под стать Карилисову. Такая жена не даст пропасть, даже если тестюшка вдруг покинет этот мир, а в силу того, что он ей нужен, чтобы через него прибрать власть над этими землями, и не блеща настоящей женской красотой, будет верна ему до конца своих дней… или пока дети не вырастут. Лиходол в первый раз взглянул на жену с интересом. Она всё так же стояла, держа поднос с кубками, и буравила его глазами. Под этим взглядом он не смог удержаться, достал склянку, открыл и вылил её содержимое в отцов кубок. Домокла даже не глянула на это, смотря только мужу в глаза, а когда он спрятал склянку, наклонила голову в лёгком поклоне:

— Дозволь, муж мой, поднести угощение батюшке твоему?

— Поднеси, — еле выдавил из себя Лиходол.

Он как во сне вошёл в светлицу вместе с женой, взял с подноса свой кубок, а Домокла поднесла второй князю:

— Испей, господин наш!

— Благодарю, сноха, за почёт оказанный! — улыбнулся Горобой, беря кубок. — За твоё здравие пью! Да чтобы всё у вас всегда получалось!

Лиходолу так и хотелось выбить проклятый кубок из отцовых рук, крикнуть, обнять родные сильные плечи, но ноги будто в пол вросли, а онемевший язык так и не смог шевельнуться во рту.

Князь, осушив кубок до дна, вернул его на поднос, поморщился и принялся за закуски…

К вечеру следующего дня прибежал слуга и сообщил, что князю недужится и поэтому Лиходол должен вместо него быть на суде, который состоится рано утром на центральной площади. Только сейчас Лиходол до конца осознал, что обратной дороги уже нет, и ему стало страшно.

Ворон долго думы думал, в других Мирах летал, но вот встрепенулся на своём суку и огляделся по сторонам. Нет, тут близко всё тихо. Значит, что-то серьёзное в Мире случилось. Что? Посмотрел он на Небо, на Землю, на лес, раскинул взор свой на всю округу да увидел, что пусто в доме Горобоя! Нет его в этом Мире!

— Эх, Лиходол! Что ж натворил ты, глупый? Родную кровь предал да народу своему беду принёс! Думаешь, что сам править будешь, да не ведаешь, что тобой крутить станут, а когда не понадобишься больше, так отцову участь и разделишь! Родовида надо известить, пусть к войне готовится. Вон и Рысь с Любляной и Косолапкой идут, как раз вовремя! Пять лет мальчонке исполнилось, пора его воинскому делу начинать обучать. С лесом он уже освоился, со зверями тоже. Знает Рысь, как детей воспитать! Но кто-то ещё скачет… да не поймёшь сразу, то ли свои, то ли чужие? И много их!

— Здрав будь, Ворон! — наклонил голову Рысь, а Любляна с Косолапкой поклонились в пояс. — Снова мы к тебе за советом!

— Совет мой на сей раз прост будет — уходите отсюда быстрее! Скачут сюда люди недобрые да дело злое затевают!

— Какое зло в святом месте сотвориться может?

— Разное… Эх, поздно уже! Окружили! Ты подними-ка ко мне Косолапку, а сами спрячьтесь.

Поднял Рысь сына на дерево, подождал, когда тот повыше заберётся да в листве скроется, и едва отошёл от ствола, как выскочило на поляну больше сотни конных, среди них Лиходол с десятком верных кметей и Прядота с родичем своим ханом Карканом с воинами степными.