Жорж Санд - Розовое облако

Однако же ей пришлось удовлетвориться только своими глазами, и, продолжая смотреть на красную точку, она увидела, что притянула к себе все маленькие золотистые облака, которыми ее так заволокло, что ничего, уже не стало видно. Из маленьких облаков, собравшихся вместе, образовалось одно огромное облако, которое сияло и оборачивалось, как золотой шар над самой вершиной горы.

Через минуту шар начал подниматься еще выше и в то же время стал уменьшаться, наконец, он сделался совершенно розовым, и Катерина услышала, — что он запел таким чистым и приятным голосом, которого она никогда еще не слыхала: “Здравствуй, Катерина, узнаешь ли ты меня?”

— Да, да, — вскричала Катерина — я несла тебя в фартуке! Ты мой старый маленький друг, мое розовое облачко, вот теперь ты говоришь со мной, и я понимаю каждое твое слово. Но какое ты жестокое, мое хорошенькое облачко, ты сломало мою большую цветущую яблоню. Впрочем, я прощаю тебе это, ты такое розовенькое, и я так люблю тебя!

Облако отвечало ей:

— Твою яблоню сломало не я, Катерина, а гром, это злой дух, который закрадывается в мое сердце и который делает меня жестоким. Но смотри, каким я становлюсь кротким и спокойным в ту минуту, когда ты с любовью смотришь на меня! Не придешь ли ты как-нибудь на вершину ледяной горы? Это совсем не так трудно, как тебе говорили, напротив, это очень легко, и тебе стоит только захотеть. К тому же и я буду там, и если ты упадешь, то упадешь прямо на меня, я поддержу тебя, чтобы тебе не было больно. Приходи завтра, Катерина, приходи на рассвете дня. Я буду ждать тебя всю ночь и, если ты не придешь, то это так меня огорчит, что у меня из глаз польются крупные слезы, и весь день будет идти дождь.

— Я приду! — вскричала Катерина, — непременно приду!

Только что она успела сказать эти слова, как послышался страшный шум, похожий на пушечный выстрел, сопровождаемый треском картечи. Ей сделалось так страшно, что она бросилась бежать, думая, что гадкое облако опять принимается за прежнее и опять хочет отплатить ей за добро злом. Когда она в испуге бежала домой, ей встретился Бенуа, который спокойно шел из леса со своей собакой.

— Это ты выстрелил из ружья или это был гром? — спросила она у него.

— А, тебя напугал этот шум, — со смехом сказал он. — Это не ружейный выстрел и не гром, это лавина.

— Что это значит?

— Это значит то, что лед тает на солнце и с треском скатывается вниз, а вместе с ним обрушиваются камни, земля и иногда деревья, если они попадают ему на дороге, и даже люди, если они не успеют убежать вовремя, впрочем, это случается не часто, несчастные случаи бывают редки, но ты должна привыкнуть к этому. Теперь у нас стоит теплая погода, и лавины будут обрушиваться каждый день и даже каждый час.

— Я постараюсь привыкнуть к этому. Кстати, Бенуа, скажи мне, пожалуйста, можешь ли ты взойти на самый верхний зубец горы? Ты ведь мальчик и, наверное, ничего не боишься.

— Ну, нет, — сказал Бенуа, — на эти зубцы нельзя влезать; впрочем, я был недалеко от них, на том месте, где они начинаются. Но теперь не такое время, чтобы можно было забавляться этим, теперь слишком жарко, как раз попадешь в трещину.

— Не можешь ли ты мне сказать, что это за красная точка, которая виднеется иногда над верхним зубцом горы?

— Так ты видела эту точку, ну, у тебя хорошие глаза! Это знамя, которое путешественники водрузили месяц тому назад на самом верхнем утесе горы, для того чтобы дать знать людям, стоявшим внизу, что они добрались до этого места. Но сильный ветер заставил их поскорее вернуться назад, и они оставили там свое знамя, которое вихрем перебросило на вершину ледника и которое, наверное, останется там до тех пор, пока буря не отцепит его.

Катерина должна была удовлетвориться объяснением Бенуа. В эту минуту у ней в голове промелькнула мысль, которая снова пришла ей на ум, когда она увидела тетушку Колетту, проходившую мимо ледяной горы в пунцовом капюшоне, покрывавшем ей голову и плечи. Тетушка шла не так далеко, и Катерина могла узнать ее, и несмотря на то, что в этот день девочка не напряла и трех онов, она все-таки бросилась к ней навстречу, держа в руках свою прялку и пустое веретено.

XII

Очутившись в нескольких шагах от тетушки, она заметила свою рассеянность, но возвращаться назад было уже поздно. Она с нерешительным видом подошла к ней и спросила ее, не устала ли она от ходьбы по ледяной горе.

— В мои лета перестают чувствовать усталость, — ответила Колетта. — Впрочем, я возвращаюсь не с ледяной горы, дитя мое. Я шла безопасными тропинками, которые всегда можно отыскать, если захочешь.

— Ведь это вы, тетушка, были там наверху час тому назад? Я видела ваш пунцовый капюшон.

— Там наверху, Катерина? Где — там наверху?

— На знаю, — сказала Катерина, запинаясь. — Мне показалось, что я видела вас в небе под облаками.

— Почему ты думаешь, что я могу подняться так высоко? Разве ты считаешь меня феей.

— Боже мой, тетушка, если бы вы были феей, то в этом не было бы ничего удивительного. Говорят, что есть добрые и злые феи, вы, разумеется, были бы доброй феей, и люди, которые приходят сюда из деревни и которых я начинаю понимать, правду говорят, что вы работаете, как фея.

— Они говорят это мне самой, — ответила Колетта. — Но это только так говорится и из этого никак нельзя заключать, что я в самом деле фея. Я вижу, что у тебя мечтательная головка, в твои годы это совершенно естественно, и мне не хотелось бы видеть тебя такой же рассудительной, как я, это было бы слишком рано. Но все-таки тебе не мешало бы иметь немножко побольше здравого смысла, моя крошка. Я вижу, что ты не много напряла сегодня!

— Ах, тетушка, вы могли бы сказать, что я ничего не напряла!

— Не плачь, дитя мое, это придет со временем, нужно только иметь терпение…

— Боже мой! Вы всегда повторяете это, — с досадой вскричала Катерина. — Право, милая тетушка, вы уж чересчур терпеливы! Вы обращаетесь со мною как с ребенком, вы думаете, что я не могу выучиться скорее, а между тем, если бы вы только захотели!..

— Но в чем же дело? — сказала тетушка. — Ты делаешь мне упреки, как будто я знаю такой секрет, который может заменить настойчивость и старание. В таком случае, объявляю тебе, что я не знаю такого секрета и никогда не знала его. Ты недоверчиво качаешь головой, у тебя есть что-то на уме, чего я никак не могу отгадать. Дитя мое, открой мне свое сердце и дай мне заглянуть в него, как в книгу.

— Я открою вам все, — сказала Катерина, садясь возле тетушки на камень, обросший мхом. — У меня лежит на совести что-то, и я думаю, что от этого я и сделалась немного глупенькой!

Катерина покаялась тогда в своем любопытстве и рассказала, как она подсмотрела через щель в комнату тетушки.

— Я ничего не увидела и ничего не узнала, потому что вас там не было, но если бы вы не вышли в эту минуту, то я увидала бы, как вы работаете, и украла бы у вас ваш секрет.

— Ты ничего не украла бы, — сказала Колетта. — Повторяю тебе опять, что я не знаю никакого секрета. Если бы ты вздумала войти в мою комнату, то оттуда могла бы пройти и в мою рабочую, которая устроена наверху. В этой комнате я чешу лен и пряду свое облако; в жилых комнатах вредно чесать лен, потому что от него летят чуть заметные былинки, которые попадают в ноздри и в легкие, поэтому я и занимаюсь этим делом в самой верхней комнате, где воздух проходит совершенно свободно и уносит с собой эти былинки, которые подействовали бы вредно как на тебя, так и на других. Но ты мне сказала не все, Катерина, ты все толкуешь об облаках: скажи мне, какое понятие ты составила себе о них? Ты, кажется, смешиваешь облака, которые на небе, с тем тонким и белым веществом; которое я пряду из льна и которое в нашей стране, где так много искусных прях, называют облаком, чтобы дать понятие о чем-то необыкновенно легком.

Катерина была задета за живое тем, что так грубо ошибалась в значении слова и предавалась самым несбыточным фантазиям, тогда как дело было очень просто. Все это, однако же, нисколько не объясняло ей собственных ее видений, и, желая облегчить свое сердце, она заговорила о своем розовом облачке и рассказала все, как было.

Колетта слушала ее, не прерывая и не делая никаких насмешливых замечаний на ее счет. Вместо того, чтобы бранить ее и приказывать молчать, как то делала Сильвена, она захотела узнать все ее мечты, которые роились в этой маленькой головке, и выслушав все до конца, она задумалась и несколько времени сидела молча. Наконец тетушка сказала:

— Я вижу, что ты любишь все чудесное, а этого нужно остерегаться. Когда я была ребенком, то тоже мечтала о розовом облаке. Потом я сделалась молодой девушкой и встретилась с ним. На нем было платье, вышитое золотом, и белый султан…

— Что вы говорите, тетушка? На вашем облаке было платье и султан?..