Лемони Сникет - Зловещая лесопилка
— Думаю, что да, — ответил Клаус. — Я не очень разбираюсь в лесопильном бизнесе.
— О да, — сказал Чарльз. — Конечно, я думаю, что это хорошая сделка.
— Так вот, — сказал новый опекун, — вам троим я тоже хочу предложить хорошую сделку. Я слышал о том, что случилось с вашими родителями, это действительно очень скверно. Также я слышал и про этого субъекта Графа Олафа, который, похоже, изрядная дрянь, и про нелепого вида типов, что работают на него. Поэтому, когда мистер По мне позвонил, я придумал сделку. Состоит она в следующем: я постараюсь гарантировать, что Граф Олаф со своими сообщниками и близко к вам не подойдет, а вы будете работать на моей лесопилке, пока не станете совершеннолетними и не получите все свои деньги. Это честная сделка?
Бодлеровские сироты не ответили, поскольку сочли, что ответ и так ясен. Как известно, при честной сделке обе стороны предлагают что-нибудь более или менее равноценное. Если бы вам надоело играть со своим химическим набором и вы бы отдали его брату в обмен на кукольный дом, это была бы честная сделка. Если бы кто-нибудь предложил тайно вывезти меня из страны на парусной лодке в обмен на контрамарки на выступление балета на льду, это была бы честная сделка. Но работать годы и годы на лесопилке в обмен на старания ее хозяина держать Графа Олафа подальше — сделка чертовски нечестная, и дети это знали. — Ах, сэр, — сказал Чарльз, нервно улыбаясь Бодлерам, — вы, конечно, шутите. Лесопилка не то место, где могут работать маленькие дети.
— Очень даже то, — сказал новый опекун, запуская руку в свое облако, чтобы почесать лицо. — Это научит их ответственности. Это научит их ценить работу. И это научит их делать из деревьев плоские деревянные доски.
— Что ж, наверно, вам виднее, — сказал Чарльз, пожимая плечами.
— Но мы могли бы прочитать обо всем этом, — сказал Клаус, — и таким образом научиться.
— Правильно, сэр, — сказал Чарльз. — Они могут заниматься в библиотеке. Дети они, похоже, послушные и не причинят никаких хлопот.
— Опять вы про свою библиотеку! — фыркнул новый опекун. — Что за вздор! Не слушайте его, дети. Он настоял на том, чтобы мы создали библиотеку для наших рабочих, и я разрешил. Но она не заменяет упорного труда. — Сэр, пожалуйста, — взмолилась Вайолет, — по крайней мере, позвольте Солнышку оставаться в общежитии. Она ведь совсем маленькая.
— Я предложил вам очень хорошую сделку, — сказал человек. — До тех пор, пока вы остаетесь на территории лесопилки «Счастливые Запахи», этот Граф Олаф к вам и близко не подойдет. Вдобавок я даю вам место для сна, хороший горячий обед и жевательную резинку на ланч. И все, что вы должны мне взамен, — это какие-то несколько лет работы. На мой взгляд, это прекрасная сделка. Ладно, было приятно с вами познакомиться. Если у вас нет вопросов, я ухожу. Моя пицца остывает, а если я что и ненавижу, так это холодный ланч.
— У меня есть вопрос, — сказала Вайолет.
По правде говоря, вопросов у нее было много и большинство начиналось с фразы «Как вы можете». «Как вы можете заставлять маленьких детей работать на лесопилке?» — был один из них. «Как вы можете так жестоко с нами обращаться после всего, что мы пережили?» — был другой. Был и такой: «Как вы можете платить своим рабочим купонами вместо денег?» И такой: «Как вы можете кормить нас во время ланча только жевательной резинкой?» И еще: «Как вы можете терпеть, чтобы ваше лицо заволакивало облако дыма?» Но задавать эти вопросы было не слишком уместно, во всяком случае вслух. Поэтому Вайолет посмотрела прямо в облако своего нового опекуна и спросила:
— Как вас зовут?
— Не важно как, — сказал новый опекун. — Мое имя никто не может правильно произнести. Называйте меня просто Сэр.
— Я провожу детей до двери, Сэр, — поспешно проговорил Чарльз.
Хозяин лесопилки «Счастливые Запахи» махнул рукой и ушел. Чарльз дождался, чтобы Сэр отошел подальше, затем наклонился к детям и протянул им персик.
— Хоть он и сказал, что у вас уже был ланч, — проговорил Чарльз, — вот вам персик. — Ах, спасибо! — воскликнул Клаус и, торопливо разделив персик на три части, большую отдал Солнышку, потому что она не ела даже резинки. Бодлеры с жадностью проглотили персик. При нормальных обстоятельствах съесть что-нибудь так быстро и с таким шумом, особенно в присутствии человека, с которым они едва знакомы, было бы невежливо. Но обстоятельства были отнюдь не нормальными, и поэтому даже эксперт по хорошим манерам извинил бы Бодлеров за спешку.
— Знаете, — сказал Чарльз, — поскольку вы кажетесь такими славными детьми и поскольку сегодня вы очень много работали, я собираюсь кое-что для вас сделать. Догадайтесь, что именно.
— Поговорить с Сэром, — сказала Вайолет, вытирая подбородок от сока персика, — и убедить его не заставлять нас работать на лесопилке?
— О нет, — признался Чарльз. — Это ни к чему не приведет. Он не станет меня слушать. — Но вы его компаньон, — заметил Клаус.
— Это не имеет никакого значения, — возразил Чарльз. — Если он что-то решил, значит, решил. Я знаю, иногда он бывает немного гадок, но вы должны его извинить. У него было ужасное детство. Понимаете?
Вайолет посмотрела на пейзаж с морским берегом и снова вспомнила о том страшном дне на пляже.
— Да, — вздохнула она. — Понимаю. Но думаю, что и у меня самой ужасное детство.
— Так вот, я знаю, что поможет вам почувствовать себя лучше, — сказал Чарльз, — по крайней мере немного лучше. Прежде чем вы вернетесь к работе, давайте я вам покажу библиотеку. Потом вы сможете посещать ее, когда захотите. Пойдемте, она как раз в конце коридора.
Чарльз повел Бодлеров в конец коридора, и, несмотря на то что вскоре им предстояло вернуться к работе, несмотря на то что им предложили одну из самых нечестных сделок, какие когда-либо предлагали детям, они почувствовали себя немного лучше. Будь то библиотека Дяди Монти с книгами по рептилиям, или библиотека Тети Жозефины с книгами по грамматике, или библиотека Судьи Штраус с книгами по юриспруденции, или, еще лучше, библиотека их родителей с книгами обо всем на свете — они, увы, сгорели, — библиотеки неизменно помогали им чувствовать себя немного лучше. Уже одного сознания, что они смогут читать, было достаточно, чтобы у Бодлеров возникло чувство, будто их несчастная жизнь станет хоть немного светлее. В конце коридора находилась небольшая дверь, Чарльз остановился у этой двери и, улыбаясь детям, отворил ее.
Библиотека была большой комнатой, уставленной элегантными деревянными книжными стеллажами и удобными диванами, чтобы на них сидеть и читать. По одной стене тянулся ряд окон, так что света для чтения имелось более чем достаточно, а по другой — ряд пейзажей, так что глазам было на чем отдохнуть. Бодлеры вошли в комнату и огляделись. Но лучше они себя не почувствовали, вовсе нет.
— А где книги? — спросил Клаус. — Все эти элегантные книжные стеллажи пусты.
— Это единственный недостаток нашей библиотеки, — признался Чарльз. — Все остальное в полном порядке. Сэр ни в какую не дает денег на покупку книг. — Вы хотите сказать, что здесь вообще нет книг? — спросила Вайолет.
— Только три, — ответил Чарльз и направился к самому дальнему стеллажу. Там на самой нижней полке одиноко стояли три книги. — Без денег, конечно, трудно покупать книги, но у нас есть три, которые мы получили в качестве пожертвований. Сэр пожертвовал книгу «История лесопилки „Счастливые Запахи"». Мэр Полтривилля пожертвовал книгу «Конституция Полтривилля». А вот эту, под названием «Передовая Окулярная Наука», пожертвовала Доктор Оруэлл, врач, которая живет в городе.
Чарльз поднял все три книги, чтобы показать, как они выглядят, и дети в замешательстве и страхе впились в них глазами. На обложке «Истории лесопилки „Счастливые Запахи"» был портрет Сэра с облаком дыма вместо лица. На обложке «Конституции Полтривилля» красовалась фотография старого башмака, свисающего с флагштока. Но больше всего бодлеровских детей поразила и напугала обложка «Передовой Окулярной Науки».
Я уверен, вам много раз приходилось слышать, что о книге нельзя судить по обложке. Но как трудно поверить в то, что человек, который, не будучи врачом, носит хирургическую маску и седой парик, окажется очаровательной личностью, так же трудно было детям поверить, что «Передовая Окулярная Наука» в самом ближайшем будущем принесет им что-нибудь кроме беды. Вы можете и не знать, что слово «окулярная» означает «относящаяся к глазу», но, даже не зная этого, легко пришли бы к такому заключению, взглянув на обложку. А на обложке было напечатано изображение, которое дети сразу узнали. Узнали по своим страшным снам и на основании собственного опыта. Это было изображение глаза, и бодлеровские сироты узнали в нем знак Графа Олафа.
Глава пятая
В последующие дни бодлеровские сироты ощущали тяжесть в желудке. В случае с Солнышком все было понятно: когда Клаус разделил персик, ей досталась часть с косточкой. Как правило, косточку, разумеется, не едят, но Солнышко была очень голодна и любила есть твердое, отчего косточка и попала в ее желудок вместе с теми частями фрукта, которые вы или я сочли бы для этого более пригодными. Но тяжесть в желудке мучила двух других Бодлеров вовсе не от угощения Чарльза, а от всеобъемлющего чувства обреченности. Они не сомневались, что Граф Олаф скрывается где-то поблизости, как хищник, готовый наброситься на них, стоит им зазеваться.
