Алан Милн - Винни Пух и Все-Все-Все
— Предположим, — сказал он Пятачку, — ты бы хотел поймать меня. Как бы ты за это взялся?
— Ну, — сказал Пятачок, — я бы вот как сделал: я бы сделал западню, и я бы поставил туда приманку — горшок меду. Ты бы его учуял и полез бы за ним, и…
— Да, я бы полез за ним туда, — взволнованно сказал Пух, — только очень осторожно, чтобы не ушибиться, и я бы взял этот горшок с медом, и сперва я бы облизал только края, как будто там больше меда нет, понимаешь, а там отошел бы в сторону и подумал о нем немножко, а потом я бы вернулся и начал бы лизать с самой середины горшка, а потом…
— Ну ладно, успокойся, успокойся. Главное — ты был бы в ловушке, и я бы мог тебя поймать. Так вот, первым делом надо подумать о том, что любят Слонопотамы. По-моему, желуди, верно? У нас сейчас их очень много… Эй, Пух, очнись!
Пух, который тем временем совсем размечтался о меде, очнулся и даже подскочил и сказал, что мед гораздо приманочней, чем желуди. Пятачок был другого мнения, и они чуть было не поспорили об этом; но Пятачок вовремя сообразил, что если они будут класть в ловушку желуди, то желуди придется собирать ему, Пятачку, а если они положат туда мед, то его достанет Пух. Поэтому он сказал: "Очень хорошо, значит, мед!" — в тот самый момент, когда Пух тоже об этом подумал и собирался сказать: "Очень хорошо, значит, желуди".
— Значит, мед, — повторил Пятачок для верности. — Я выкопаю яму, а ты сходишь за медом.
— Отлично, — сказал Пух и побрел домой.
Придя домой, он подошел к буфету, влез на стул и достал с верхней полки большой-пребольшой горшок меду. На горшке было написано "М и о т", но, чтобы удостовериться окончательно, Винни-Пух снял с него бумажную крышку и заглянул внутрь. Там действительно был мед.
— Но ручаться нельзя, — сказал Пух. — Я помню, мой дядя как-то говорил, что он однажды видел сыр точь-в-точь такого же цвета.
Винни сунул в горшок мордочку и как следует лизнул.
— Да, — сказал он, — это он. Сомневаться не приходится. Полный горшок меду. Конечно, если только никто не положил туда на дно сыру — просто так, шутки ради. Может быть, мне лучше немного углубиться… на случай… На тот случай, если Слонопотамы не любят сыру… как и я… Ах! — И он глубоко вздохнул. — Нет, я не ошибся. Чистый мед сверху донизу!
Окончательно убедившись в этом, Пух понес горшок к западне, и Пятачок, выглянув из Очень Глубокой Ямы, спросил: "Принес?" А Пух сказал: "Да, но он не совсем полный". Пятачок заглянул в горшок и спросил: "Это все, что у тебя осталось?" А Пух сказал: "Да", потому что это была правда.
И вот Пятачок поставил горшок на дно Ямы, вылез оттуда, и они пошли домой.
— Ну, Пух, спокойной ночи, — сказал Пятачок, когда они подошли к дому Пуха. — А завтра утром в шесть часов мы встретимся у Сосен и посмотрим, сколько мы наловили Слонопотамов.
— До шести, Пятачок. А веревка у тебя найдется?
— Нет. А зачем тебе понадобилась веревка?
— Чтобы отвести их домой.
— Ох… А я думал, Слонопотамы идут на свист.
— Некоторые идут, а некоторые нет. За Слонопотамов ручаться нельзя. Ну, спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
И Пятачок побежал рысцой к своему дому, возле которого была доска с надписью "Посторонним В.", а Винни-Пух лег спать.
Спустя несколько часов, когда ночь уже потихоньку убиралась восвояси, Пух внезапно проснулся от какого-то щемящего чувства. У него уже бывало раньше это щемящее чувство, и он знал, что оно означает: ему хотелось есть.
Он поплелся к буфету, влез на стул, пошарил на верхней полке и нашел там пустоту.
" Это странно, — подумал он, — я же знаю, что у меня там был горшок меду. Полный горшок, полный медом до самых краев, и на нем было написано "М и о т", чтобы я не ошибся. Очень, очень странно".
И он начал расхаживать по комнате взад и вперед, раздумывая, куда же мог деваться горшок, и ворча про себя песенку-ворчалку. Вот какую:
Куда мой мед деваться мог?Ведь был полнехонький горшок!Он убежать никак не мог — Ведь у него же нету ног!Не мог уплыть он по реке(Он без хвоста и плавников),Не мог зарыться он в песке…Не мог, а все же — был таков!Не мог уйти он в темный лес,Не мог взлететь под небеса…Не мог, а все-таки исчез!Ну, это прямо чудеса!
Он проворчал эту песню три раза и внезапно все вспомнил. Он же поставил горшок в Хитрую Западню для Слонопотамов!
— Ай-ай-ай! — сказал Пух. — Вот что получается, когда чересчур заботишься о Слонопотамах!
И он снова лег в постель.
Но ему не спалось. Чем больше старался он уснуть, тем меньше у него получалось. Он попробовал считать овец — иногда это очень неплохой способ, — но это не помогало. Он попробовал считать Слонопотамов, но это оказалось еще хуже, потому что каждый Слонопотам, которого он считал, сразу кидался на Пухов горшок с медом и все съедал дочиста! Несколько минут Пух лежал и молча страдал, но когда пятьсот восемьдесят седьмой Слонопотам облизал свои клыки и прорычал: "Очень неплохой мед, пожалуй, лучшего я никогда не пробовал", Пух не выдержал. Он скатился с кровати, выбежал из дому и помчался прямиком к Шести Соснам.
Солнце еще нежилось в постели, но небо над Дремучим Лесом слегка светилось, как бы говоря, что солнышко уже просыпается и скоро вылезет из-под одеяла. В рассветных сумерках Сосны казались грустными и одинокими; Очень Глубокая Яма казалась еще глубже, чем была, а горшок с медом, стоявший на дне, был совсем призрачным, словно тень. Но когда Пух подошел поближе, нос сказал ему, что тут, конечно, мед, и язычок Пуха вылез наружу и стал облизывать губы.
— Жалко-жалко, — сказал Пух, сунув нос в горшок, — Слонопотам почти все съел!
Потом, подумав немножко, он добавил:
— Ах нет, это я сам. Я позабыл.
К счастью, оказалось, что он съел не все. На самом донышке горшка оставалось еще немножко меда, и Пух сунул голову в горшок и начал лизать и лизать…
Тем временем Пятачок тоже проснулся. Проснувшись, он сразу же сказал: "Ох". Потом, собравшись с духом, заявил: "Ну что же!… Придется", — закончил он отважно. Но все поджилки у него тряслись, потому что в ушах у него гремело страшное слово — СЛОНОПОТАМ!
Какой он, этот Слонопотам?
Неужели очень злой?
Идет ли он на свист?
И если идет, то з а ч е м?…
Любит ли он поросят или нет?
И как он их любит?…
Если он ест поросят, то, может быть, он все-таки не тронет поросенка, у которого есть дедушка по имени Посторонним В.?
Бедный Пятачок не знал, как ответить на все эти вопросы. А ведь ему через какой-нибудь час предстояло впервые в жизни встретиться с настоящим Слонопотамом!
Может быть, лучше притвориться, что заболела голова, и не ходить к Шести Соснам? Но вдруг будет очень хорошая погода и никакого Слонопотама в западне не окажется, а он, Пятачок, зря проваляется все утро в постели?
Что же делать?
И тут ему пришла в голову хитрая мысль. Он пойдет сейчас потихоньку к Шести Соснам, очень осторожно заглянет в западню и посмотрит, есть там Слонопотам или нет. Если он там, то он, Пятачок, вернется и ляжет в постель, а если нет, то он, конечно, не ляжет!…
И Пятачок пошел. Сперва он думал, что, конечно, никакого Слонопотама там не окажется; потом стал думать, что нет, наверно, окажется; когда же он подходил к западне, он был в этом совершенно уверен, потому что услышал, как тот слонопотамит вовсю!
— Ой-ой-ой! — сказал Пятачок. Ему очень захотелось убежать. Но он не мог. Раз он уже подошел так близко, нужно хоть одним глазком глянуть на живого Слонопотама. И вот он осторожно подкрался сбоку к яме и заглянул туда…
А Винни-Пух все никак не мог вытащить голову из горшка с медом. Чем больше он тряс головой, тем крепче сидел горшок.
Пух кричал: "Мама!", кричал: "Помогите!", кричал и просто: "Ай-ай-ай", но все это не помогало. Он пытался стукнуть горшком обо что-нибудь, но, так как он не видел, обо что он стукает, и это не помогало. Он пытался вылезти из западни, но, так как он не видел ничего, кроме горшка (да и тот не весь), и это не получалось.
Совсем измучившись, он поднял голову (вместе с горшком) и издал отчаянный, жалобный вопль…
И именно в этот момент Пятачок заглянул в яму.
— Караул! Караул! — закричал Пятачок. — Слонопотам, ужасный Слонопотам!!! — И он помчался прочь, так что только пятки засверкали, продолжая вопить: — Караул! Слонасный ужопотам! Караул! Потасный Слоноужам! Слоноул! Слоноул! Карасный Потослонам!…
Он вопил и сверкал пятками, пока не добежал до дома Кристофера Робина.
— В чем дело, Пятачок? — сказал Кристофер Робин, натягивая штанишки.
— Ккк-карапот, — сказал Пятачок, который так запыхался, что едва мог выговорить слово. — Ужо…пото… Слонопотам!
— Где?
— Вон там, — сказал Пятачок, махнув лапкой.
