Коллектив Авторов - Казачьи сказки

Долго ли так казак шел, коротко ли, видит, мужик с лопатой ходит. Остановится, землю копнет. Отойдет. Опять копнет. Припадет. Встанет. Дальше идет. Приляжет на живот, ухом к земле припадет, вроде, как слушает. Странный, словом, мужичок. В себе ли?

Окликнул его Ларька. Вздрогнул мужичок, оторопь его взяла. Смотрит на казака перепугано.

Подошел Ларька поближе и озадачился. Одет мужичок как бы наоборот. Вся одежа наизнанку напялена, картуз козырьком назад, правый лапоть на левой ноге, а левый – на правой.

Спрашивает его Ларька, а самого смех разбирает.

– Ты чо это вырядился, как шут гороховый?

Хмыкнул мужичок, скриворотился, глаза плутоватые отвел, много-де будешь знать, скоро состаришься.

– А все-таки, – допытывается Ларька.

– Ты кто таковой выискался, чтобы меня к допросу призывать.

– Я кто таковой? Ну что ж, скажу, мне таить нечего.

Рассказал Ларька мужичку в двух словах, кто он да чего на этом месте оказался.

Расчувствовался мужик.

– Эх, ты, человек, – говорит, – душа твоя нагишом. Мыслимо ли честным трудом денежку скопить. Да такого сроду на белом свете не бывало. Так и быть – подсоблю я тебе. Разбогатеешь, мне еще спасибо скажешь.

– Как так? – удивился Ларька.

– А вот так. Клад найдем, и я тебе долю дам.

Рассмеялся Ларька.

– Так тебе клад и приготовили.

Обиделся мужичонка.

– В каждом деле свой толк имеется. Я столько трудов положил, чтобы след клада разыскать.

Понятно стало Ларьке, отчего мужик одет шутом гороховым.

Не удержался казак, подтрунил над ним.

– Ну, а что – напал на след?

– Напал, – отвечает мужичок. – Тока ты не скалься. Желаешь – будь мне сотоварищем, не желаешь – скатертью дорога.

Понял Ларька, дело серьезный оборот принимает. А вдруг и вправду что-нибудь из этой затеи выйдет, и согласился у мужика в сотоварищах быть. Поучает Ларьку мужик.

– Клад абы кому не дается. Он заговоренный. Его умеючи надо брать.

Вот и наладились они компанией клад искать. Мужик с лопатой впереди выфигуривает, а Ларька за ним следом идет. Ходили-ходили, кажись, конца-краю этой канители не видать. Харчишки у мужичонки уже подобралися.

Наконец, подходит он к Ларьке и шепчет:

– Нашли.

– Что нашли, – спрашивает казак.

– Как что? Клад!

– Где же он?

– Вон под тем камнем.

– Так давай, – говорит Ларька, – откроем.

Смеется мужичок, довольный.

– Вот дурная голова! Полночи надо ждать. Присели они. Ждут, томятся. Быстрей бы стемнело. Приложил мужичок ухо к земле.

– Послушай, – говорит.

Припал к земле Ларька: грохочет что-то там внизу, лязгает. Мужичонка говорит:

– Это черти бочки с золотом катают.

Среди ночи грохот стих, подошли они к камню, отвалили его, и открылся им вход в подземелье.

Предупреждает мужик казака.

– Что бы ни увидел, что бы ни услышал, ни слова мне не говори.

– Ладно, – отвечает Ларька.

И полезли они в подземелье. Чуть прошли, свет забрезжил. Доходят они до залы, а там денег – кучи насыпаны. Бери – не хочу. А на тех кучах кот Китоврас разлегся, сладко дремет. Вот тебе и сторож!

Начали сотоварищи деньги в мешок собирать. И показалось мужику, что Ларька серебро в мешок кладет, а золото оставляет. Разозлился он и говорит:

– Глаза разуй, дурья башка! Золото в стороне оставляешь, а серебро гребешь.

Что тут началось! Кот проснулся, замяукал, захохотал. Кинулся Ларька назад к выходу. Обрушились потолки… Очнулся казак, темно вокруг. Из завала выбрался, никак руки-ноги целы – и то счастье. Куда ни пойдет – везде серые стены. Знать, суждено ему помирать в этом склепе. Присел, загоревал Ларька, Катерину вспомнил.

Вдруг свет пред ним замерцал. Голову поднял, девица перед ним стоит в белых одеяниях, за собой манит. Пошел за ней Ларька. Куда ж деваться? Скоро девица его к выходу привела. Обрадовался Ларька, на свет Божий вышел. Дышится, не надышится. Рассветет уже скоро. Звезды еле видно. Хотел девицу поблагодарить, а та лебедем обернулась и улетела.

Вспомнил Ларька мужика, заплакал. И решил, хватит судьбу испытывать, надо до дому к Катерине возвертаться.

Дошел Ларька до города. Решил в трактир заглянуть, перекусить чего-нибудь. От голода живот свело. Голод-то, он не свой брат. Подсел к нему ражий детина, спрашивает:

– Ты что невеселый такой?

– Да счастье мной играет, – отвечает казак.

– Пока на воле, смейся, брат, – говорит детина. – Любишь ты ли Матрену Ивановну?

– Какую?

– Нашу тетку, что всех нас веселит, приголубливает и спать с собой укладывает.

– Такой не знаю.

– Так знай.

И детина поставил на стол бутылку вина.

Рассмеялся Ларька, хорош детинушка, нечего сказать.

– А знаешь ли ты, казак, сколько в этой бутылке добра и зла?

– Нет, не знаю.

– Пока я с тобой, учись познавать добро и зло. Выпьешь мало – зло, выпьешь много – зло, выпьешь достаточно – добро.

И это понравилось Ларьке. Выпили они, перекусили и вышли из кабака, хмельные.

Детина спрашивает Ларьку.

– Есть ли у тебя деньги?

– Нету.

– А не призанять ли нам денег у тороватого купца?

– Как это?

– А так, обухом сундуки потрогать.

– Не в совесть это, – отвечает Ларька.

– Совесть подлежит до одного Большого суда, а не человеческого. Посмотри, птицы небесные чем живут? Воровством. Стянула зерно, не попалась, ну и сыта. Отец небесный их питает и греет.

– Так то птицы, а мы люди.

– А ты куда ни кинься, все люди воруют, только нам не велят.

– Да кто ты таков? – спрашивает Ларька.

– Ты видел волю, она по белу свету ходит?

– Нет, не видел. А какая она?

– Со мной схожа, – говорит детина и рассмеялся.

– Так ты, вор, что ли?

– Не вор, не тать, тока на ту же стать.

Подбил-таки детинушка Ларьку к его промыслу пристать.

– Я, – говорит, – тебе милость оказываю, а ты супротивничаешь.

И поклялся казак быть с вором за один.

Купил детина живую курицу на базаре. Последние деньги отдал.

– Да на кой она тебе сдалась? – спрашивает Ларька.

– Дай срок, сам все увидишь, – отвечает детина.

Подошли они к дому купца. Забор около него высоченный. Доска к доске пригнана. Ничего не углядишь что там во дворе делается. Детинушка кинул курицу через забор. В ворота постучал. Открыл ему сторож.

– Чего надоть?

– Мил человек, курица моя через забор перелетела, споймать надо.

Поворчал что-то сторож, но детину за ворота пустил.

Пока курицу ловили, детина все ходы-выходы высмотрел. «Ловок, шельма, – подумал Ларька, – за таким не пропадешь».

Дождались они ночи. Через забор перебрались. Не успел Ларька и шаг шагнуть, как схватил его сторож. Ларька отбиваться начал. Не тут-то было. Руки у сторожа точно обручи железные. Позвал Ларька детину на помощь. Да тот махнул через забор, только его и видели. А казака хватили чем-то по голове и сознания лишили.

Очнулся Ларька уже в тигулевке. Тело избито, живого места нет. Подвел детина его под каторгу. Лежит казак, думает: «Ну, детинушка, по гроб живота своего не забуду я твоей милости». Права была Катерина, ох как права: везде хорошо, где нас нет.

Видит казак, девица перед ним в белых одеяниях объявилась, за собой манит. Встал Ларька, дверь открыта, стража спит. Вышел на волю, поклонился девице. А та лебедем обернулась и улетела.

«На кого ж эта девица лицом сходствует, – думает Ларька, – не понять».

Добрался до своей станицы Ларька. А там его большое гореванье поджидает.

– Скрепи сердце, – говорят ему, – утонула твоя Катерина в озере, и тому уж много времени прошло.

Понял враз Ларька, что это она его из беды выводила. Вошла ему незнаемая боль в сердце. Выпытывает он, что да как получилось.

– Она, как утопла, то сюда по ночам приходила, – говорит один из дядьев. – Вокруг хаты топотила, все стонала-плакала, тебя звала.

– Ну, а ты чо ж? – спрашивает Ларька.

– А я чо, с крыльца из берданы в нее стрелил. С тех пор перестала наведываться.

Вскочил Ларька, хотел на дядьку кинуться. Удержали его.

– Ничо с ней с этого не сделалось, а худое на хату могла б накликать.

– Куда же хуже, – говорит Ларька.

– Навроде ей хозяйский сын докучал, проходу не давал. Не нарошно она это дело произвела. А все одно – грех большой, на себя руки наложить.

Пошел Ларька хозяйского сынка искать. Узнал он, что отправил его отец на дальний хутор, от беды подальше.

Добрался Ларька до хутора. Обыскался – нет нигде хозяйского сынка. Настиг он его в камышах.

– Ты что ж это здесь своим жирным телом комарам служишь. Тот на колени упал.

– Не убивай! – кричит. – Любил я ее не меньше твоего.

– Шабаш! Зараз я тебя расчахну.

– Меня убьешь, а ее не возвернешь.

Удивительны слова его стали для Ларьки.