Редьярд Киплинг - Маугли
Всё это должно вам показать, до чего многое Маугли приходилось заучивать наизусть, и, повторяя одно и то же больше ста раз, он очень уставал. Однако, как Балу сказал Багире в тот день, когда Маугли был побит и, рассерженный, убежал от него:
— Человеческий детёныш и есть человеческий детёныш, а потому он должен знать весь Закон Джунглей.
— Но подумай, какой он маленький, — возразила чёрная пантера, которая, конечно, избаловала бы мальчика, если бы Балу не мешал ей. — Как все эти слова могут умещаться в его маленькой голове?
— Разве в джунглях есть что-нибудь настолько маленькое, чтобы звери его не трогали? Нет. Вот потому-то я и учу детёныша; потому-то я и бью его, правда, очень нежно, когда он забывает мои слова.
— Нежно! Что ты знаешь о нежности, Железные Лапы? — проворчала Багира. — Сегодня у него всё лицо разбито из-за твоей… нежности. Гр!
— Пусть лучше я, любящий детёныша, покрою его ссадинами с головы до ног, чем он, по невежеству, попадёт в беду, — с жаром ответил бурый медведь. — Теперь я учу его Великим Словам Джунглей, которые послужат для него защитой среди населения — птиц, змей и всех существ, охотящихся на четырёх ногах, помимо его собственной стаи. Если только детёныш запомнит слова, он получит возможность требовать покровительства от всех созданий, живущих в джунглях. Разве ради этого не стоило слегка побить его?
— Пожалуй; только смотри, не убей детёныша. Он же не древесный пень для оттачивания твоих тупых когтей. Но, что это за Великие Слова? Конечно, гораздо вероятнее, что я окажу кому-нибудь помощь, нежели попрошу её, — сказала Багира, вытянув одну из своих передних лап и любуясь как бы изваянными резцом когтями синевато-стального цвета, которые украшали её пальцы. — А всё же мне хотелось бы узнать эти слова.
— Я позову Маугли, и он скажет их тебе… если захочет. Иди сюда, Маленький Брат!
— У меня в голове шумит, как в дупле с пчелиным роем, — послышался мрачный голосок над их головами; Маугли скользнул по стволу дерева и, ступив на землю, рассерженный и негодующий, прибавил: — Я пришёл для тебя, Багира, а совсем не для тебя, жирный, старый Балу.
— Мне это всё равно, — ответил Балу, хотя он был обижен и огорчён. — В таком случае, скажи Багире Великие Слова Джунглей, которым я учил тебя сегодня.
— Великие Слова какого народа? — спросил Маугли, довольный возможностью показать свою учёность. — В джунглях много наречий, я знаю их все.
— Ты знаешь далеко не все. Видишь, о Багира, они никогда не благодарят своего учителя. Ни один волчонок не возвращался, чтобы поблагодарить старого Балу за его уроки. Ну, ты, великий учёный, скажи Слова Народа Охотников.
— Мы одной крови, вы и я, — сказал Маугли, с акцентом медведя, как это делают все Охотники.
— Хорошо. Теперь Великие Слова Птиц.
Маугли повторил ту же фразу, закончив её свистом коршуна.
— Теперь Слова змей, — сказала Багира.
В ответ послышалось совершенно неописуемое шипение; потом Маугли брыкнул ногами, захлопал в ладоши, всё в виде одобрения себе и прыгнул на спину Багиры. Тут он уселся, свесив ноги в одну сторону, барабаня пятками по блестящей шкуре пантеры и строя самые ужасные гримасы бурому медведю:
— Так, так; из-за этого стоило получить несколько синяков, — нежно проговорил медведь. — Когда-нибудь ты вспомнишь меня.
После этого Балу повернулся в сторону и сказал Багире, что он упросил Хати, дикого слона, который знает все подобные вещи, сказать ему Великие Слова; что Хати отвёл Маугли к болоту, чтобы услышать Змеиные Слова от водяной змеи, так как Балу не мог их произнести, и прибавил, что теперь человеческий детёныш защищён от всех случайностей в джунглях, потому что ни змея, ни птица или четвероногое животное не посмеют сделать ему вреда.
— Ему некого бояться, — в заключение сказал Балу, с гордостью похлопывая себя по огромному пушистому брюшку.
— Кроме его собственного племени, — сказала про себя Багира, и вслух прибавила, обращаясь к Маугли: — Пожалей мои рёбра, Маленький Брат. Что это за танцы взад и вперёд?
Маугли старался обратить на себя внимание Багиры, дёргая её за шерсть на плече и колотя её ногами. Когда пантера и медведь стали его слушать, он закричал во весь голос:
— Таким образом, у меня будет собственная стая, и я стану весь день водить их между ветвями.
— Это ещё что за новое безумие, маленький сновидец? — спросила Багира.
— И я буду бросать ветки и грязь в старого Балу, — продолжал Маугли. — Они обещали мне это. А?
— Вуф, — громадная лапа Балу сбросила Маугли со спины Багиры, и мальчик, лежавший теперь между его огромными передними лапами, понял, что медведь сердится.
— Маугли, — сказал Балу, — ты разговаривал с Бандар-логом, с Обезьяньим Народом?
Маугли посмотрел на Багиру, желая видеть, не сердится ли также и пантера: её глаза были жёстки, как яшмовые камни.
— Ты был с серыми обезьянами, с существами без Закона, с поедателями всякой дряни. Это великий позор.
— Когда Балу ударил меня по голове, — сказал Маугли (он всё ещё лежал на спине), — я убежал; с деревьев соскочили серые обезьяны и пожалели меня. Никому больше не было до меня дела. — И мальчик слегка втянул ноздрями воздух.
— Жалость Обезьяньего Народа! — Балу фыркнул. — Молчание горного потока! Прохлада летнего солнца! А что дальше, человеческий детёныш?
— Потом… Потом обезьяны дали мне орехов и разных вкусных вещей и… и… отнесли меня на вершины деревьев, а там сказали, что по крови я их брат, что я отличаюсь от обезьян только отсутствием хвоста и что со временем я сделаюсь их вожаком.
— У них не бывает вожаков, — сказала Багира. — Они лгут и всегда лгали.
— Они обходились со мной очень ласково и звали меня опять к ним. Почему меня никогда не водили к Обезьяньему Народу? Серые обезьяны стоят, как я, на задних лапах, не дерутся жёсткими лапами, а играют целый день. Пустите меня на деревья. Злой Балу, пусти меня наверх. Я опять поиграю с ними.
— Послушай, детёныш человека, — сказал медведь, и его голос прогремел, точно раскат грома в знойную ночь. — Я учил тебя Закону Джунглей, касающемуся всего нашего населения за исключением Обезьяньего Народа, живущего среди ветвей. У них нет закона. Обезьяны — отверженные. У них нет собственного наречия; они пользуются украденными словами, которые подслушивают, когда подглядывают за нами, прячась в ветвях. У них не наши обычаи. Они живут без вожаков. У них нет памяти. Они хвастаются, болтают, уверяют, будто они великий народ, готовый совершать великие дела в джунглях, но падает орех, им делается смешно, и они всё забывают. Мы, жители джунглей, не имеем с ними дела; не пьём там, где пьют обезьяны; не двигаемся по их дорогам; не охотимся там, где они охотятся; не умираем, где умирают они. Слыхал ли ты, чтобы я когда-нибудь до сегодняшнего дня говорил о Бандар-логе?
— Нет, — шёпотом произнёс Маугли, потому что теперь, когда Балу перестал говорить, в лесу стало тихо.
— Народ джунглей изгнал их из своей памяти и не берёт в рот их мяса. Обезьян очень много; они злы, грязны, не имеют стыда, и если у них есть какое-нибудь определённое желание, то именно стремление, чтобы в джунглях заметили их. Но мы не обращаем на них внимания, даже когда они бросают нам на голову грязь и орехи.
Едва медведь договорил, как с деревьев посыпался град орехов и обломков веток; послышался кашель, вой; и там, наверху, между тонкими ветвями, почувствовались гневные прыжки.
— Для населения джунглей обезьяны — народ отверженный. Помни это.
— Отверженный, — сказала Багира, — тем не менее, мне кажется, ты, Балу, должен был предупредить его.
— Предупредить? Я? Мог ли я угадать, что он станет возиться с такой грязью? Бандар-лог! Фу!
На их головы снова посыпался град из орехов и веток, и медведь с пантерой убежали, взяв с собой Маугли. Балу сказал правду. Обезьяны живут на вершинах деревьев, и так как обитатели лесов редко смотрят вверх, они редко сталкиваются с Бандар-логом. Зато при виде больного волка, раненого тигра или медведя, обезьяны сходят на землю, мучат их ради забавы; в надежде обратить на себя внимание зверей они постоянно кидают в них ветки и орехи. Кроме того, они воют, выкрикивают бессмысленные песни, приглашают Народ Джунглей взобраться к ним и вступить с ними в бой; или без всякого повода затевают между собой ожесточённые драки и бросают мёртвых обезьян туда, где население зарослей может увидать эти трупы. Они все собираются избрать себе вожака, составить собственные законы, придумать собственные обычаи, но никогда не выполняют задуманного, потому что их памяти не хватает до следующего дня. В оправдание себе обезьяны сочинили поговорку: «То, о чём Бандар-лог думает теперь, джунгли подумают позже», и это сильно ободряет их. Ни один из зверей не может добраться до Бандар-лога; с другой стороны, никто из зверей не желает замечать этого племени; вот потому-то обезьянам и было так приятно, когда Маугли пришёл играть с ними, а Балу рассердился.
