Дмитрий Емец - Таня Гроттер и магический контрабас
– Э-э... Кажется, я его где-то потеряла, – нетерпеливо ответила Таня, косясь вслед удаляющемуся Баб-Ягуну. – Но ты ведь свой тоже не носишь.
Шурасик насупился.
– Я другое дело... Тогда будут говорить, что я дружу сам с собой. Погоди, я принесу тебе новый!
– Не надо! – не удержавшись, завопила Таня, но, взглянув на Шурасика, спохватилась и ласково похлопала его по руке:
– Ты меня не понял. Это ничего не значит. Ты очень милый, и я вовсе над тобой не смеюсь. И без этого идио... очень милого сердечка. А теперь я побежала. Спокойной ночи! Чмок-чмок!
Махнув Шурасику рукой и мигом выбросив его из головы, она кинулась по коридору за Баб-Ягуном, но тот уже куда-то подевался, а сама Таня еще не настолько знала Тибидохс, чтобы отыскать магпункт самостоятельно.
Вздохнув, она отправилась в свою комнату, чтобы доделать уроки. Завтра по расписанию была еще тренировка по драконболу, поэтому надо было вызубрить все и на послезавтра. Тем более что Зубодериха, словно белены объевшись, задавала им каждый раз по четыре главы, не считая здоровенных заклинаний, которые надо было учить наизусть.
Шурасик все еще истуканом торчал у ее дверей, и Таня сделала вид, что его не заметила. «Это же надо было, чтобы он в меня влюбился! Везет мне на Генок Бульоновых!» – подумала она.
Гробыня, зевая, уже укладывалась спать. Обнаружив, что Таня собирается заниматься, она устроила скандал и угомонилась, лишь когда Таня обещала охранять ее от Черных Штор.
– А то мало ли какая чушь тебе сегодня приснится? Вроде Юрки Идиотсюдова с букетом репейника, который скачет верхом на Гуне Гломове признаваться тебе в любви, – хмыкнула Таня, и Гробыня поспешно прикусила язычок.
– Только больше никому не говори, а то я тебя сглажу... – буркнула она, нырнула под одеяло, и вскоре, судя по счастливому выражению лица, ей стал сниться тот же сон.
Черные Шторы язвительно захихикали и от собственной вредности даже завязались в узел.
Таня закончила нежитеведение, написала несколько рецептов по практической магии и уже взялась зашивать Ванькину майку, как вдруг ощутила... Она даже сама не . могла толком описать, что именно... Неясная тревога разлилась вдруг от кончика ее носа и по всему телу... Таня не смогла усидеть на месте и вскочила. Гробыня как ни в чем не бывало посапывала на кровати, Черные Шторы вяло шевелились, как видно, прикидывая, как им еще напроказить. Все было как будто спокойно, но вот тревога никуда не уходила, а только усиливалась.
Внезапно в дверь коротко постучали, и Таня услышала взволнованный голос Баб-Ягуна, просящего открыть.
Таня открыла. Баб-Ягун, бледный как мертвец, привалился к стене.
– Слушай! Я спрашивал у бабушки про обережное зелье. Она говорит, что такое действительно есть, но на вкус оно сладкое. А от того, что дал нам Сарданапал, у меня едва скулы не свело! – с трудом выговорил он.
– Так, значит, то зелье было не...
– Да, не обережное... Сарданапал под видом его дал нам что-то другое... И знаешь, я как-то странно себя чувствую... – Баб-Ягун пошатнулся и сполз по стене на пол. Песочные часы, которые он держал в руке, упали и разбились с негромким хлопком. Но и без того уже ясно было, что весь песок из них вытек... Время вышло...
Таня бросилась к Баб-Ягуну и стала тормошить его, но тело Баб-Ягуна, лежащее на ковре, точно окостенело. Оно было твердое и застывшее. Таня осторожно постучала ему по руке, и рука Баб-Ягуна отозвалась стуком, как отзывается деревянная дверь или столешница. Прижавшись ухом к его груди, Таня услышала, что сердце Баб-Ягуна стучит, но стучит редко и глухо.
– Эй, вставай! Беги в магпункт! Да проснись же ты! Беда! – закричала Таня, бросаясь к кровати и начиная расталкивать Гробыню.
Но ее соседка упорно не открывала глаз, а еще через минуту Таня вдруг поняла, что Гробынина рука, которую она трясет, такая же тяжелая и одеревеневшая, как и у Баб-Ягуна. Охваченная ужасным подозрением, она рванулась в соседнюю спальню, к Дусе Пупсиковой и Верке Попугаевой, и, шепнув взломное заклятие «Туманус прошмыгус», нырнула туда. Дуся Пупсикова и Верка Попугаева лежали на своих кроватях неподвижные, как статуи.
«Эта ночь будет длинной, очень длинной!» – вспомнила Таня слова Сарданапала и его непонятный смешок. Почему он так сказал? Имели ли его слова какой-то скрытый смысл? Теперь ответ на эти вопросы был уже ясен.
Таня обежала еще несколько комнат, но везде было то же самое. Все, кто выпил вечером зелье Сарданапала, одеревенели и почти не подавали признаков жизни, если не считать слабого сердцебиения. Неужели Сарданапал мог перейти на сторону Чумы-дель-Торт, он, основатель Тибидохса? А они, дураки, еще подозревали Поклепа Поклепыча и профессора Клоппа. Будто не ясно предупреждало пророчество:
Коварство бессмертных нельзя угадать -
Предаст даже тот, кто не может предать.
«А разве Сарданапал мог предать? Конечно, нет... Вот пророчество и сбылось», – подумала Таня. Она и не заметила, как вновь оказалась в своей комнате. Ноги сами принесли ее. Из разбитых песочных часов вытекал синеватый туман, складываясь в дрожащие, неприятных очертаний буквы:
«Надеюсь, ты уже увидела, что умеет Деревянный Демон. Теперь никто не помешает мне. Сегодня после полуночи я открою Жуткие Ворота. Чума-дель-Торт».
Таня невольно взглянула на часы. Единственная стрелка уже приближалась к самой верхней черточке. До полуночи оставалось не более десяти минут. Чума-дель-Торт, мерзкое чудовище, вырвавшееся из темниц Тибидохса, убийца ее родителей, уже внизу. Скоро она откроет ворота, и тогда в мир широким потоком хлынет хаос.
Внезапно Таня пошатнулась. Ей почудилось, будто книга ее памяти, закрытая с младенчества, распахнулась на первых страницах жизни. В ушах у девочки настойчиво зазвучали голоса:
«У, какая смуглая малютка! Иди на ручки к тетушке Чуме! А вы, Гроттеры, стоять, если хотите жить!» – прохрипел кто-то.
«Убирайся! Не трогай девочку!» – крикнул мужской голос.
Отвратительный скрипучий смех – и почти сразу высокий женский визг, после которого Таня услышала детский плач – свой плач.
«Вот тебе! Получай!» – крикнул мужчина. Послышалось негромкое потрескивание, которое бывает, когда пускаешь искры. Целый град искр. Кольцо на пальце у Тани раскалилось.
"Искры? Неужели вы думаете, что мне повредит этот зеленый дождик и хилые белые заклинания? Ползи, мой скорпиончик! Убей ее у них на глазах!
А потом... потом вы отдадите мне то, что мне нужно!" – прошипел кто-то.
Прежде Таня никогда и ни к кому не испытывала ненависти. Даже тетя Нинель и Пипа, часто оскорблявшие ее, не вызывали у нее такого чувства. Она не любила их, но не более того. Нет, она не простит Чуме-дель-Торт смерти родителей, не даст ей открыть Жуткие Ворота.
Испугавшись, что может не успеть, Таня рванулась к магическому контрабасу. Она взяла его, но вдруг вспомнила, что в коридорах Тибидохса все полетные заклинания блокируются. Девочка уже задвигала футляр обратно, когда ее рука наткнулась на глиняный кувшин. Она схватила его и выскочила из комнаты.
– Эй, ты куда? Я услышал, как ты хлопала дверями... За тобой что, слоны гонятся? – окликнул ее кто-то.
Из комнаты выглядывал заспанный Ванька Валялкин. Без своей желтой майки, в обычной учебной мантии белых магов он выглядел как-то непривычно.
– Это все Сарданапал! Разве ты не одеревенел? Он же всех усыпил своим зельем! Помнишь его слова про «длинную ночь»? – крикнула Таня.
– Да? Ну и дела... Ты же меня знаешь. Я могу слопать все, что угодно. На меня и зелья не действуют. Такой уж я уродился, – сказал Ванька, не без гордости косясь на свой впалый живот.
Часы захрипели, готовясь бить полночь.
– Скорее в подвал! Там Чума! Она хочет открыть ворота! – Таня сорвалась с места.
– Погоди, это невозможно! Там же богатыри и циклопы... Подожди, я хоть обуюсь... Ну да ладно, босиком! – И Ванька Валялкин кинулся за Таней. Его розовые пятки гулко бухали по ковру.
Глава 14
ЖУТКИЕ ВОРОТА
Сбежав по лестнице, Таня едва узнала Зал Двух Стихий. Полоска огня, разделявшая его прежде... нет, не погасла и не исчезла. Но то, что случилось с ней, было невероятно. Никогда еще Таня не видела замерзшего огня. Синеватые языки пламени причудливо замерли, неподвижные, схваченные плотным льдом. Разумеется, такой огонь уже не мог служить преградой. Создания света и создания тьмы перемешались. Жар-птицы, полыхая, отбивались от нетопырей, а конек-горбунок, высоко подпрыгивая, топтал копытцами тарантулов.
С десяток кобр, шипя, устремились к ним. Ребята поспешно отскочили, а кобры вытянулись у подножия лестницы, преграждая им дорогу и не пуская в зал. Но змеи были не единственным препятствием. Мраморные атланты, видневшиеся в дальнем углу, там, где была невидимая арка, ведущая к подвальной лестнице, тоже не спали. Они намеренно придвинулись друг к другу, встав так, что их могучие каменные тела надежно преграждали арку.
