Чарльз Кингсли - Дети воды
— Зачем? — н Том прислонился к косяку.
— А как же ты там оказался?
— Я бежал из Усадьбы. — Том так устал, что даже не стал ничего выдумывать, а просто коротко объяснил старушке, что с ним произошло.
— О, господи, так ты ничего не украл?
— Нет.
— Да уж, я тебе верю. Ну и ну, от самой Усадьбы, да по нашему склону! А что же ты не ешь?
— Не могу.
— Но хлеб вкусный, я сама его испекла.
— Не могу… а что, сегодня воскресенье?
— Нет, а почему ты спрашиваешь?
— В голове у меня звонят колокола, — объяснил Том, склоняя голову к коленям и закрывая глаза.
— Бедняжка, да ты совсем болен, пойдем со мной, я тебя уложу куда-нибудь. Я бы положила тебя в постель, да уж очень ты грязный.
Но Том не мог даже встать, и тогда старушка кое-как подняла его и помогла добраться до сарайчика, а там уложила его на кучу душистого сена и велела поспать как следует. Ей нужно было кончить урок, а потом она снова придет к нему.
И она ушла в дом, думая, что Том уснул.
Но Том не уснул.
Он крутился, вертелся и метался на своей мягкой душистой постели, и было ему так жарко, что он мечтал о холодном ручье, а потом ему пригрезилась чистенькая девочка, кричавшая: «Ты такой грязнуля, иди умойся!», а потом голос ирландки сказал: «Кто в чистоте живет, тот чистым и останется». А потом снова зазвонили колокола, на сей раз так близко, что он уверился: да, сегодня воскресенье, старушка не права. Ему нужно пойти к ручью и умыться. И он громко произнес в полусне:
— Мне надо быть чистым, да, мне надо быть чистым!
И тотчас он очутился на лугу, повторяя:
— Мне надо быть чистым!
И он пошел вперед в полусне, как часто бывает с детьми, когда они болеют. Он ничему не удивлялся, просто пошел к ручью, лег на траву и посмотрел вниз, в чистейшую прозрачную воду, а крошечные форели ринулись врассыпную, напуганные его черным лицом. Сначала он окунул руку — ах, какая прохладная вода!
— Я поплыву, как рыбка, я хочу стать чистым-чистым! — произнес Том.
Он быстро разделся, не замечая, что его старая одежонка уже рвется на части, и опустил в прохладную воду стертые ноги. А потом пошел по ручью, который становился все глубже и шире. И чем дальше он шел, тем громче звенели колокола в его голове.
Но по-прежнему он не замечал, что за ним следует ирландка.
Она ступила в чистую воду, и тотчас серый платок и красная юбка исчезли, растворяясь в воде, а вокруг нее взвились зеленые водоросли, белые лилии сплелись венком на ее волосах, и феи воды подхватили ее и унесли от берега — она ведь была их королевой, да и не только их.
— Где же ты была? — спрашивали они.
— Я разглаживала подушки под головами больных и нашептывала им сладкие сны; открывала окошки, чтобы впустить свежий воздух; уводила детишек от застоявшихся прудов и глубоких канав; отвлекала женщин, бежавших в лавку за выпивкой; ловила за руку мужей, готовых отколотить своих жен; помогала тем, кто сам себе помочь не умеет; так, пустяки, но я очень устала. И я привела вам нового братца, мне пришлось следить за ним всю дорогу, чтобы он не погиб по пути.
Тут все феи воды рассмеялись от радости.
— Милые мои, пока что он не должен вас видеть, он совсем еще зверек, у зверей он и будет учиться. Не надо играть с ним, не надо разговаривать, и не показывайтесь ему на глаза. Но следите, чтобы никто не причинял ему зла.
Тут феи расстроились, но они всегда повиновались королеве.
А она уплыла по течению. Конечно, Том ничего этого не видел и не слышал. Впрочем, если бы и услышал или увидел, наша история бы не изменилась, ведь ему было жарко, он умирал от жажды, и ему так хотелось стать чистым, и все это враз, так, что он кинулся в воду не глядя.
Но не провел он в воде и двух минут, как тут же уснул, и никогда еще не приходилось ему так сладко спать. Снились ему зеленые луга, рослые вязы, спящие коровы.
А потом ему ничего не снилось.
Старушка же, покончив с уроками, пошла взглянуть на Тома, но его там уже не было.
Тогда она вернулась в дом, думая обиженно, что Том ее обманул и все выдумал.
Но на следующий день она стала думать иначе. Дело в том, что, когда погоня закончилась, сэр Джон и остальные вернулись в особняк, и вид у них был глупейший.
А когда сэр Джои расспросил няню о случившемся, вид у всех стал еще глупее. Когда же сэр Джон выслушал Элли, ему стало совсем не по себе. Она видела, как в комнате ее стоял маленький грязный трубочист и горько плакал, вот и все. Конечно, проснувшись и увидев его, она очень испугалась и закричала. Ну и что? Мальчик ничего не тронул, и по следам, оставшимся от его грязных ног, было видно, что он даже не сошел с каминного коврика, пока няня не накинулась на него, тогда он двумя прыжками достиг окна и скрылся.
Сэр Джон отпустил Граймса и пообещал дать ему пять шиллингов, если Граймс приведет к нему мальчика, и тот подтвердит рассказ Элли. И не надо его бить. И сэр Джон, и Граймс считали, что Том вернулся домой.
Том не пришел и вечером, так что наутро Граймс пошел в полицию заявить об исчезновении мальчика. Но никто ничего не слышал про Тома, и со вчерашнего дня в городе его не видели. Никому и в голову не приходило, что он мог одолеть десять миль пешком по такой жаре, пройти холмы, болота и пустоши и спуститься в Вендейл по отвесным скалам.
Так что на следующий день мистер Граймс явился в Хартховер с кислым лицом. Но сэра Джона не было дома, он уехал по делам. Что ж, мистер Граймс просидел в людской весь день, попивая крепкий эль. И он забыл все свои печали задолго до того, как сэр Джон вернулся домой.
Добрый сэр Джон плохо спал минувшей ночью, и наутро он сказал жене:
— Милая моя, не иначе, как мальчик со страху помчался в пустошь и заблудился. Бедняга, он на моей совести, но я знаю, что делать.
И он поднялся в пять утра, принял ванну, надел охотничью куртку и гетры, пошел в конюшню, старый краснолицый джентльмен с твердой, как доска, рукой, с широкой, как у быка, спиной. Он оседлал охотничьего коня, взял с собой и привратника, и егеря, и младшего привратника, и младшего смотрителя, и еще ищейку на длинном поводке — огромного пса, ростом с теленка, цвета серого гравия на дорожке, с черными бархатными ушами и носом, и с глоткой, как у колокола. Пес довел их до того места, где Том забегал в лес, взвыл, сообщив им все, что знал.
Потом они добрались до того места, где Том влетел лбом в стену, и перебрались через нее. И так они двигались и двигались друг за другом, ведь сэр Джон специально отправился в путь так рано, пока жаркое солнце не высушило все следы, все запахи.
И наконец они добрались до вершины последнего утеса, и пес остановился, поднял к ним морду и пролаял на собачьем языке:
— Говорю вам, он тут и спустился!
Они не могли поверить тому, что маленький мальчик пешком преодолел такое расстояние. А когда они посмотрели на крутой утес, они решили, что он не мог тут спуститься. Но коли пес уверен в этом, так тому и быть.
— Да простит нас Господь! — сказал сэр Джон. — Если мы и найдем его, то вон там, внизу, разбившимся о камни. — Он шлепнул себя по ноге рукой в охотничьей перчатке и спросил:
— Ну, кто из вас спустится по этому утесу? Эх, скинуть бы мне лет двадцать! Двадцать фунтов тому, кто спустится туда и сообщит мне, что с парнишкой!
А вместе с ними был тот самый маленький грум, который приезжал в город, чтобы передать Граймсу заказ сэра Джона. И он сказал:
— Могу и бесплатно, парень-то был что надо, и для трубочиста очень вежливый.
И вот он пустился в путь, маленький грум, щеголеватый на вершине утеса и очень потрепанный у его подножия. Он порвал и гетры, и бриджи, и куртку, и у него лопнули подтяжки и башмаки, он потерял шляпу, хуже того, он потерял булавку от галстука, а ведь она была из чистого золота, он выиграл ее на соревнованиях в Мэлтоне, и на булавке была изображена голова лошади, совсем как живая, хотя и очень маленькая, и вот он ее лишился. Но Тома он по пути не увидел.
А в это время сэр Джон и его спутники объезжали скалы и пустошь, чтобы попасть в Вендейл кружным путем.
Так они все и добрались до домика старушки, и все дети, прилежно учившие с ней уроки, высыпали наружу, и сама она вышла навстречу всадникам. Увидев сэра Джона, она низко-низко присела, ведь она арендовала у него клочок земли.
— Ну, как дела, милая? — спросил сэр Джон.
— Будь здоров, Хартховер, — отвечала она, всегда называя его только так, как было принято в северных краях. — Добро пожаловать в Вендейл! Неужели ты охотишься на лис, сейчас ведь не сезон?
— Я вышел на охоту за странной дичью, — отвечал он.
— Отчего ж ты так печален?
— Я ищу маленького трубочиста, вчера оy бежал из моего дома.
— Ох, Хартховер, ты всегда был милостив, ты не накажешь его, если я тебе расскажу, что тут было?
— Нет, милая, нет. Боюсь, мы напугали его до смерти и гнались за ним полдня, и все по ошибке, а теперь вот пес привел нас сюда по его следам…
