Кай Умански - Ведьма Пачкуля и конкурс «Колдовидение»
— Так и сказал, — снова подтвердил Цуцик и активно закивал.
— Да, — продолжал Красавчик. — И значит, подкдадываемся мы к окошку, да, Цуцик?
— Точно. Мы подкрадываемся. Заглядываем в окно и видим его.
— Кого? — хором спросили остальные. Гоблины ненадолго забыли о своем недуге, оживились и навострили уши. Не забывайте, что они целую неделю безвылазно просидели в пещере. Их пьянил восторг.
— Большущий волшебный ящик, — пояснил Красавчик. — А в нем — движущиеся кадтинки. И знаете, что за кадтинки? «Гоблины и тачки»!
Повисла наэлектризованная тишина.
— Типа, настоящие машины иль как? — прошептал Гнус, не веря своим ушам.
— Ага.
— И в них чё, гоблины?
— Ага. За дулём, — уточнил Красавчик. — Мчат на жуткой скодости. Жжжжжжж! Жжжжжж! Ууууйййй!
Красавчик резко подвигал рукой туда-сюда, чтобы показать, как носятся гоночные машины. Взбудораженный Цуцик присоединился и хлопнул его по ладони, изобразив столкновение машин.
— Пиааааууууу! — кричали они. — Буме! Ай!
— Иногда они сталкиваются, — добавил Красавчик.
— О да, — подтвердил Цуцик. — И это круто.
Остальные пятеро пытались осмыслить услышанное.
Гоблины, знаете ли, туго соображают. Слишком много информации зараз им переварить трудно: происходит перегрузка мозгов.
— Этот ящик, — сказал через какое-то время Гнус, — он, говоришь, волшебный?
— Наведняка, — сказал Красавчик. — Движущиеся кадтинки все-таки ж. И знаете чё? Эти ящики у всех есть. У ведьм, у троллей, у скелетин — пдям вот у всех. Куда ни плюнь — всюду волшебные ящики, и все смотрят «Гоблины и тачки».
— Кроме нас, — с досадой прибавил Цуцик.
— А кто эти гоблины в тачках? — поинтересовался Косоглаз. — Мы их знаем?
— Угу, — сердито сказал Красавчик. — Мы их знаем — и мы их не любим. Это падни из высокогодной банды. Те, что в кожаных кудтках разгуливают. Лопухи — так они себя называют. Помните, они к нам на новоселье припедлись без пдиглашения? А тепедь они в волшебном ящике. Так выпендриваются, смотреть пдотивно. И все потому, что у них есть машины.
Гоблины от расстройства заскрежетали зубами и заударяли кулаками по ладоням. (В них очень силен дух соперничества. Ежегодная межсемейственная драчка — красный день гоблинского календаря. Лопухи всякий раз побеждают. Это больная тема.)
— Ох уж мне эти Лопухи! — прорычал Свинтус. — Со своими дурацкими машинами и — и куртками! Тьфу!
— Думают, они крутые! — презрительно фыркнул Пузан.
— Они и правда крутые, — напомнил ему Обормот. — Три года подряд выигрывают чемпионат по драчке.
— А разве не шестьдесят пять лет подряд? — возразил Косоглаз.
— Три, шесть, семьдесят девять — какая разница? — отмахнулся Обормот. — Мы все равно считать не умеем. — И это была правда.
— С каких это пор у них тачки? — спросил Свинтус, зеленый от зависти. — Еще недавно у них был один ржавый трехколесный велик на всех. Где они взяли машины?
— Так нечестно! Так нечестно! — завопил Пузан, и остальные присоединились к нему, как только разобрали слова.
— Знаете чё? — вдруг сказал Красавчик. — По-моему, меня щас идея посетит.
Гоблины прекратили вопить, и воцарилась почтительная тишина. Все смотрели на Красавчика. Гоблинов редко посещают идеи.
— Спорим, я знаю какая! — сказал Цуцик, едва не лопаясь от возбуждения. — Ты хотел сказать, что мы должны раздобыть один из этих волшебных ящиков, и приволочь его сюда, в пещеру, и, и, и смотреть его каждый вечер, как все остальные. Я прав?
— Нет, — к всеобщему удивлению, сказал Красавчик. — У меня не такая идея. На кой нам сдался этот волшебный ящик? Мы все давно не знаем, где его взять, денег у нас дет, так что придется водовать. А потом все даскдоется и у нас его забедут. А даже если нам удастся его спдятать, все давно что-нибудь пойдет не так. С дашим-то везением. Мы его удоним, или сломаем, или он нас заколдует, или еще чё. Дам дучше деджаться подальше от волшебных ящиков. Волшебство — это не для гоблинов.
Мудрые, на самом деле, слова. Гоблины и магия — как бекон и шоколадный сироп. Не сочетаются.
— Так чё за идея тогда? — спросил Гнус. — Чё нам сдалось?
— Я скажу вам, чё нам сдалось, — медленно, с расстановкой произнес Красавчик, упиваясь вниманием публики. — Нам Сдалась Машина.
Глава шестая
Одержимость
Пачкуля сидела в кресле-качалке и практиковалась в игре на гитаре. «Непутевые ребята» отлично поработали (и денег содрали уйму!). Они заменили струны и закрепили гриф. Все колки теперь были на своих местах. Корпус подклеили, натерли воском и отполировали. Даже Хьюго признал, что гитара стала как конфетка.
Пачкуля души в ней не чаяла. Всюду таскала с собой. Спала с ней. И даже чистила. Игра на гитаре стала ее любимым занятием — после еды.
Теперь Пачкуля умела не только тренькать. Она освоила новую технику: проводила пальцами по неприжатым струнам, извлекая чудовищные звуки, диссонирующие друг с другом — и, конечно же, с ее пением.
Пение — это еще мягко сказано. Пачкулин голос, напоминавший крики диких гусей, лился свободно и куда глаза глядят, не следуя ни за мелодией, ни за ритмом.
Но что самое неприятное — она считала, что поет хорошо.
Я под дождичком сижу,Я на свалочку гляжу… —
горланила Пачкуля, ударяя по струнам.
Вот хомяк-мяк-мяк идет,И метла за ним метет.Только я всё…
— И ГДЕ ВАС НОСИЛО, ПОЗВОЛЬТЕ УЗНАТЬ?
Хьюго и метла стояли в дверях — они пытались проскользнуть незамеченными.
Пачкуля аккуратно положила гитару на кухонный стол, заваленный исписанными клочками бумаги (наша ведьма сочиняла песни), встала и приняла суровый вид. Метла вся поникла и принялась выписывать по полу прутьями самоуничижительные круги. Хьюго сохранял самообладание.
— Ну?
— Никде, — коротко ответил Хьюго.
В последнее время отношения у этих троих не ладились. Хьюго с метлой от Пачкулиного нового увлечения готовы были на стенку лезть. Час за часом, из ночи в ночь хозяйка все пела и пела и спрашивала, нравится ли им, и заставляла подпевать. Эта ее одержимость становилась невыносимой для домочадцев, вот почему они приняли приглашение крысы Вернона, помощника Крысоловки, зайти посмотреть «Болото чудес», новую телеигру, которая была у всех на устах.
— Как же. Вы двое ходили к Крысоловке смотреть колдовизор. И не вздумай мне лапшу на уши вешать, я все знаю. Вернон вас пригласил, когда думал, что я не слышу. Но я слышала.
— Латно. Так и есть, — признался Хьюго, пожав плечами. — Мы хотели немношко отдохнуть от треньканья. А что прикашешь делать? Я таше почитать не могу, ты ше спрятать мою книгу.
— Не прятала я твою книгу, — сказала Пачкуля.
В самом деле. Не прятала. Она ее выбросила. Зашвырнула подальше в кучу мусора, когда Хьюго не видел.
— И вообще, — продолжала она, — я больше не тренькаю! Я уже неделю как не тренькаю! А ты даже не заметил. Я поработала над своей техникой — теперь я как бы ударяю по струнам. Я бы назвала это бренчанием. Вот послушай.
Она схватила гитару и продемонстрировала.
Бреннннньк!
— Треньк, бреньк — какая расница. Это ушас, — сказал Хьюго. — С тобой польше не повеселишься. Раньше у нас было мноко хорошей магии. А теперь — только плохая мусыка. Мне натоело, я иду гулять.
— Не смей! — набросилась на него Пачкуля. — Ты мой помощник. Тебе полагается помогать мне во всех делах. Во всех. В том числе слушать, как я учусь играть. Хвалить меня. Поддерживать меня на новом поприще. Эй ты! — Она повернулась к метле, которая нерешительно мялась в стороне. — Живо в чулан. Ты наказана.
— Фто за нофое поприще? — спросил Хьюго. Его пушистое чело прорезала морщинка.
— Я хочу стать бардом. Давно надо было решиться. Мамуля всегда говорила, что я пою, как соловей. Или как сельдерей? Сельдерей вообще поет? В твоем «Сборнике острот» об этом ничего не пишут, а?
— Откуда мне снать? Ты ефо спрятать.
— Да не прятала я его. А если б и спрятала — кто бы стал меня винить? Давай начистоту: ты уже давно пренебрегаешь своими обязанностями. Конечно… — она призадумалась, — конечно, если я уйду из магии в музыку, мне больше не понадобится помощник. — Она долго смотрела на Хьюго в упор, а потом фыркнула от смеха. — Да сотри ты эту глупую мину со своей морды, я шучу. Знаешь, я соскучилась по тебе. Поставь-ка чайник и налей нам по чашечке болотной водицы. Я спою тебе свою новую песню. Она о тебе — слушай.
Хомяк мой за морем далеко,Сел в лодку — и был он таков.Не взял он ни карты, ни весел,Как жить хомяку без моз…?
— Я бы попросил, — чопорно сказал Хьюго. Но не сумел сдержать улыбки. Он запрыгнул на сушилку для посуды и занялся чайником и чашками.
