Дмитрий Емец - Таня Гроттер и магический контрабас
– Так это точно не ты?
– Отстань! – огрызнулась Склепова.
Таня вздохнула. Даже если это сделала и Гробыня, доказать теперь ничего не удастся. Интересно, что так настойчиво ищут у нее в вещах? Не тот ли предмет, о котором с такой таинственностью говорила Медузия?
Тем временем Гробыня открыла свой шкаф и извлекла оттуда прозрачную коробку. Внутри коробки змеились разноцветные туманы, а над самой коробкой на коротком штырьке вращалось большое розовое ухо.
– Что это такое? – подозрительно спросила Таня. Соседка по комнате уставилась на нее как на дурочку.
– Это слухач, – снисходительно пояснила она. – Подслушивает, что происходит в мире у лопухоидов, и сообщает мне, родной... В основном эта штукенция, конечно, телевидение ловит.
Гробыня щелкнула по большому уху пальцем, и ухо стало вращаться вдвое быстрее. Одновременно из коробки полился голос, в котором Таня узнала голос популярного диктора:
– Теперь рубрика «Скандалы недели». Известный предприниматель и политик Герман Дурнев совершил весьма экстравагантный поступок. Отказавшись от борьбы на последнем туре выборов, он основал общество фанатов кролиководства и поселил у себя в квартире на Рублевском шоссе девяносто два кролика. На экране вы видите, как кролики, которых Герман Никитич принципиально не держит в клетках, бегают по квартире и даже загоняют под диван скулящую таксу... А вот еще один кадр: Герман Никитич пьет с кроликами воду из одной миски, в то время как его дочь Пенелопа забирается с ногами на стол, чтобы кролики не обжевали ей тапочки...
Таня даже на месте подскочила, так ей хотелось это увидеть, но, увы, она могла слышать только звук. Изображения слухач не ловил.
– Я узасно счастлив. Раньше я был злой и никого не любил, а теперь мне хорошо: все кволики мои длузья! Каждый день мы с ними гуляем на лузайке! Я цокаю языком вот так: «цук-цук», и они слазу бегут за мной! Я у них самый гвавный кволик! – услышала Таня брызжущий счастьем и довольством голос дяди Германа, прервавшийся характерным хрустом: видно, дядя Герман грыз капустный кочан. Хруст кочана, в свою очередь, был заглушен чем-то похожим на львиный рев – это рыдала тетя Нинель.
– Я бы этих кроликов в миксере истолкла! Они мне все обои отодрали! Нас с Пипой не любят, а за ним хвостом ходят, как чокнутые! А в ванную загляните: там у них купалка! – заголосила она, видимо, выхватывая у корреспондента микрофон. – Мой муж помешался после исчезновения нашей приемной дочери Тани Гроттер! Я была привязана к ней, как мать... Мы с нее пылинки сдували, а эта неблагодарная дрянь сбежала! Ее подговорили политические конкуренты моего мужа!
– И мой Гэ Пэ не помогает! – всхлипнула Пипа. – А я так просила его перебить своей метлой всех кроликов! Ай, не слюнявь мою ногу, уродина ушастая!
Прервав передачу на самом интересном месте, Гробыня остановила вращающееся ухо и сунула слухач в шкаф.
– А ты, оказывается, неблагодарная дрянь! Пылинки с тебя сдували? Тэк-с, возьмем себе на заметочку! – с издевочкой сказала Гробыня.
Но Таня почти ее не слышала. Она думала о другом: кажется, дядя Герман наконец стал счастлив. Как это все-таки важно – найти свое истинное предназначение! А если ему нужны будут деньги, он легко сможет устроиться в цирк: кролики ради него что угодно сделают и без всякой дрессировки. А номер можно назвать, к примеру, «Самый гвавный кволик»
* * *Ближе к полуночи Гробыня наконец соблаговолила заснуть. Дождавшись, пока она засопит, Таня осторожно встала. Черные Шторы потянулись было к ней, но, прошептав защитное заклинание, девочка пустила в них зеленую искру и вышла из комнаты. Вскоре в гостиной появились Баб-Ягун и Ванька Валялкин. Внук Ягге натянул на себя мудреный балахон самого злодейского покроя с таким капюшоном, что в нем можно было спрятать не только его круглощекую голову со встопорщенным ежиком волос, но при необходимости еще и рыцарский шлем с плюмажем. Что касается Ваньки, то он вообще не переоделся, оставшись все в той же неизменной майке. На ходу Валялкин дожевывал котлету – единственное, что умела готовить его увечная самобранка, не считая соленых огурцов.
Спустившись по лестнице, они проскользнули мимо полоски огня в Зале Двух Стихий. Теперь, когда волос был разрублен, свет и тьма не были разделены так четко, как прежде: во многих местах огонь будто выцвел и ослаб. Там, где это произошло, со стороны тьмы пытались прорваться неясные темные тени. На невидимый барьер с резким писком налетали нетопыри, а по углам мерцали зловещие желтые глаза, погасавшие в одном месте, но тотчас вспыхивающие в другом. Сияющие жар-птицы на светлой стороне тревожно хлопали крыльями и распушали хвосты, разбрызгивая во все стороны радужные искры.
Чутко прислушиваясь к каждому шороху, друзья добрались до преподавательского этажа, где, внезапно выплыв из стены, путь им преградило привидение стонущей дамы в шляпке с розочками.
– Прекрасная ночь, дорогие мои. Как ваше здоровье? – заламывая руки, надрывно спросила она.
Таня хотела ответить, но Баб-Ягун дернул ее за руку:
– Тшш! Не вздумай с ней заговорить! Это же Недолеченная Дама! Если ей сказать хоть слово, она всю ночь не отцепится!
– Почему вы молчите? Я же спросила: как ваше здоровье? Неужели так трудно ответить? – укоризненно переспросила Дама. Ее бледное, наполовину прозрачное лицо выражало благородное недоумение.
Тане стало неловко, и, несмотря на предупреждение Баб-Ягуна, она буркнула: «Нормально». В тот же миг лицо Дамы переменилось. Оно раздулось до размеров хорошего арбуза, рот стал широким, как щель почтового ящика, и из него, как из пулемета, посыпались слова:
– Нормально? Как вам не стыдно! О, а вот вы знаете... мое здоровье ужасно... Сегодня весь день у меня прыгает давление, а после обеда стали неметь ноги. Я так думаю, это не к добру. Кто-нибудь должен обязательно умереть в самое ближайшее время. Вот увидите! Когда у меня немеют ноги, обязательно кто-нибудь умирает. А пока хотите посмотреть на мое горло? Я уверена, вас растрогает, какое оно красное...
– Бежим! – завопил Ванька, и они рванули по коридору. Недолеченная Дама, не отставая, летела следом и заунывно жаловалась на свои недуги, умоляя то пощупать ей пульс, то взглянуть, какой вялый у нее язык.
Наконец, уже почти у самого кабинета профессора Клоппа, Недолеченная Дама отстала и втянулась в стену, на прощанье назвав их черствыми тупицами.
– Зачем ты с ней заговорила? – накинулся на Таню Баб-Ягун. – Я же тебе русским языком говорил: ничего ей не отвечай!
– Я подумала: она обидится! – смутилась Таня. Баб-Ягун вновь стал надуваться, явно собираясь высказаться, но Ванька Валялкин решительно оборвал его:
– Ладно, Ягун, перестань голосить! Надо по-быстрому заглянуть к Клоппу и уходить отсюда, пока Недолеченная Дама кого-нибудь не привела. Да и вообще: Дама еще не самый плохой вариант. Она совершенно не запоминает лиц, и к тому же в голове у нее каша... Натолкнись мы на Поручика, было бы впятеро хуже.
Попасть в кабинет к Клоппу оказалось совсем непросто. Хотя дверь была не заперта, ручка с потрясающей ловкостью ускользала от ладоней, а сама дверь, словно от хохота, дрожала мелкой дрожью.
– Вот свинство! Да тут защитное заклятие, да еще какое мощное! Нам туда не пробраться! – разочарованно прошипел Баб-Ягун.
– Погоди, дай теперь я! – Таня отстранила его и, шепнув «Туманус прошмыгус», толкнулась в дверь спиной.
Из ее кольца вылетела искра, а в следующий миг она поняла, что находится уже внутри.
– Кошмар! А искра-то была красная! Я выполнила заклинание черной магии! Все! Падаю в обморок! – в ужасе воскликнуло кольцо.
– Падаешь, так падай! Только помолчи! – огрызнулась Таня.
– А ты меня не торопи! Ишь какая торопыга нашлась! Когда захочу, тогда и упаду! – обиженно заявил перстень и то ли правда упал, то ли сделал вид.
Кабинет профессора Клоппа был темным и мрачным, без единого окна. Куда больше он походил на обычный чулан. В застоявшемся воздухе разливался затхлый запах. Справа стоял шкаф с журналами успеваемости «темного» факультета, в котором Клопп исполнял функции декана. Несмотря на то, что шкаф был заперт на несколько сильных заклятий, журналы в нем подпрыгивали, и, просачиваясь между страниц, наружу выплывали чернильные пятна, складывающиеся в воздухе в слова.
"Поведение за четверть:
Рита Шито-Крыто. Вредности много, злобности мало!
Демьян Горьянов. Превосходный мерзкий характер!
Рома Кисляков. Недостаточно мстительности!
Семь-Пень-Дыр. Драчлив, но лежачего не бьет! Дополнительные упражнения по оподлению.
Гробыня Склепова. Замечательная накостливость, чудесная лживость! Умница!"
Таня внимательно оглядела все углы в поисках грифа, но птицы с голой шеей нигде не было. Правда, за шкафом она обнаружила насест, под которым валялось несколько темных перьев, измазанных тошнотворно пахнущим пометом.
