Арабские сказки - Книга тысячи и одной ночи
И это платье переменили и одели ее в голубую одежду, и она появилась словно луна, когда луна засияет, с волосами как уголь, нежными щеками, улыбающимися устами и высокой грудью, с нежными членами и томными глазами. И ее открыли во втором платье, и была она такова, как сказали о ней обладатели возвышенных помыслов:
В одеянье она пришла голубом к нам,Что лазурью на свет небес так похоже,И увидел, всмотревшись, я в одеяньеМесяц летний, сияющий зимней ночью.
Затем это платье переменили на другое и укрыли ее избытком ее волос и распустили ее черные длинные кудри, и их чернота и длина напоминали о мрачной ночи, и она поражала сердца колдующими стрелами своих глаз.
И ее открыли в третьем платье, и она была подобна тому, что сказал о ней сказавший:
Вот та, что закутала лицо свое в волосыИ стала соблазном нам, а кудри — как жало.Я молвил: "Ты ночью день покрыла". Она же: "Нет!Покрыла я лик луны ночной темнотою".
И ее открыли в четвертом платье, и она приблизилась, как восходящее солнце, покачиваясь от чванства и оборачиваясь, словно газель, и поражала сердца стрелами из-за своих век, как сказали о ней:
О, солнце красы! Она явилась взирающимИ блещет чванливостью, украшенной гордостью.Лишь только увидит лик ее и улыбку устДневное светило — вмиг за облако скроется.
И она появилась в пятой одежде, подобно ласковой девушке, похожая на трость бамбука или жаждущую газель, и скорпионы ее кудрей ползли по ее щекам, и она являла свои диковины и потряхивала бедрами, и завитки ее волос были не закрыты, как сказали о ней:
Явилась она как полный месяц в ночь радости,И члены нежны ее и строен и гибок стан,Зрачками прелестными пленяет людей она,И алость ланит ее напомнит о яхонте.И темные волосы на бедра спускаются, —Смотри берегись же змей, волос ее вьющихся.И нежны бока ее, душа же ее тверда,Хотя и мягки они, но крепче скал каменных.И стрелы очей она пускает из-под ресницИ бьет безошибочно, хоть издали бьет она.Когда мы обнимемся и пояса я коснусь,Мешает прижать ее к себе грудь высокая.О, прелесть ее! Она красоты затмила все!О, стан ее! Тонкостью смущает он ивы ветвь!
И ее открыли в шестой одежде, зеленой, и своей стройностью она унизила копье, прямое и смуглое, а красотой своей она превзошла красавиц всех стран и блеском лица затмила сияющую луну, достигнув в красоте пределов желания. Она пленила ветви нежностью и гибкостью и пронзила сердца своими прекрасными свойствами, подобно тому, как сказал кто-то о ней:
О, девушка! Ловкость ее воспитала!У щек ее солнце свой блеск занимает.Явилась в зеленой рубашке она,Подобной листве, что гранат прикрывает.И молвили мы: "Как назвать это платье?"Она же, в ответ нам, сказала прекрасно:"Мы этой одеждой пронзали сердцаИ дали ей имя "Пронзающая сердце"
И ее открыли в седьмой одежде, цветом между шафраном и апельсином, как сказал о ней поэт:
В покрывалах ходит, кичась, она, что окрашеныПод шафран, сандал, и сафлор, и мускус, и амбры цвет.Тонок стан ее, и коль скажет ей ее юность: "Встань!",Скажут бедра ей: "Посиди на месте, зачем спешить!"И когда я буду просить сближенья и скажет ейКрасота: "Будь щедрой!" — чванливость скажет:"Не надо!" — ей.
А невеста открыла глаза и сказала: "О боже, сделай его моим мужем и избавь меня от горбатого конюха!"
И ее стали открывать во всех семи платьях, до последнего, перед Бедр-ад-дином Хасаном басрийским, а горбатый конюх сидел один; и когда с этим покончили, людям разрешили уйти, — и вышли все, кто был на свадьбе из женщин и детей, и никого не осталось, кроме Бедр-ад-дина Хасана и горбатого конюха. И прислужницы увели невесту, чтобы снять с нее одежды и драгоценности и приготовить ее для жениха. И тогда конюх-горбун подошел к Бедр-ад-дину Хасану и сказал ему: "О господин, сегодня вечером ты развлек нас и осыпал нас милостями; не встанешь ли ты теперь и не уйдешь ли?" — "Во имя Аллаха!" — сказал Хасан и вышел в дверь; но ифрит встретил его и сказал: "Постой, Бедр-ад-дин! Когда горбун выйдет в комнату отдохновения[51], войди немедля и садись за полог, и как только придет невеста, окажи ей: "Я, твой муж и царь, только потому устроил эту хитрость, что боялся для тебя сглаза, а тот, кого ты видела, — конюх из наших конюхов". И потом подойди к ней и открой ей лицо и скажи: "Нас охватила ревность из-за этого дела!"
И пока Бедр-ад-дин разговаривал с ифритом, конюх вышел и пошел в комнату отдохновения и сел на доски, и ифрит вылез из чашки с водой, в образе мыши, и пискнул: "Зик!" — "Что это такое?" — спросил горбун. И мышь стала расти и сделалась котом и промяукала: "Мяу-мяу!", и выросла еще, и стала собакой и пролаяла: "Вау, вау!"
И, увидев это, конюх испугался и закричал: "Вон, несчастный!" Но собака выросла и раздулась и превратилась в осла — и заревела и крикнула ему в лицо: "Хак, хак!"
И конюх испугался и закричал: "Ко мне все, кто есть в доме!" Но осел вдруг стал расти и сделался величиной с буйвола, и занял все помещение, и заговорил человеческим голосом: "Горе тебе, о горбун, о зловоннейший!"
И у конюха схватило живот, и он сел на доски в одежде, и зубы его застучали друг о друга, а ифрит сказал ему: "На земле тебе тесно, что ли? Ты не нашел на ком жениться, кроме как на моей возлюбленной?"
И конюх промолчал, а ифрит воскликнул: "Отвечай, не то я поселю тебя во прахе". — "Клянусь Аллахом, — сказал конюх, — я не виноват! Они меня заставили, и я не знал, что у нее есть возлюбленные буйволы, и я раскаиваюсь перед Аллахом и перед тобой".
И ифрит сказал: "Клянусь тебе, если ты сейчас выйдешь отсюда или заговоришь прежде, чем взойдет солнце, я убью тебя! А когда взойдет солнце, уходи своей дорогой и не возвращайся в этот дом никогда".
После этого ифрит схватил конюха и сунул его в отверстие головой вниз и ногами вверх, и сказал: "Оставайся здесь, и я буду сторожить тебя до восхода солнца".
Вот что произошло с горбуном. Что же касается Бедр-ад-дина Хасана басрийского, то он оставил горбуна и ифрита препираться и вошел в дом и сел за пологом; и вдруг пришла невеста и с нею старуха, которая остановилась в дверях комнаты и сказала: "О отец стройности, встань, возьми залог Аллаха".
Потом старуха повернулась вспять, а невеста взошла за полог на возвышение (а ее имя было Ситт-аль-Хусн) — я сердце ее было разбито, и она говорила в душе: "Клянусь Аллахом, я не дам ему овладеть мною, даже если он убьет меня!" И, войдя за полог, она увидела Бедр-ад-дина и сказала ему: "Любимый, ты все еще сидишь! Я говорила себе, что ты и горбатый конюх будете владеть мною сообща". — "А что привело к тебе конюха и где ему быть моим соучастником относительно тебя?" — сказал Бедр-ад-дин Хасан. И девушка спросила: "Кто же мой муж: ты или он?" — "О Ситт-аль-Хусн, — сказал Бедр-ад-дин, — мы сделали это, чтобы посмеяться над ним: когда прислужницы и певицы и твои родные увидели твою редкостную красоту, твой отец нанял конюха за десять динаров, чтобы отвратить от тебя дурной глаз, и теперь он ушел".
И, услышав от Бедр-ад дина эти слова, Ситт-аль-Хусн обрадовалась, и улыбнулась, и рассмеялась тихим смехом, и сказала: "Клянусь Аллахом, ты погасил во мне огонь! Ради Аллаха, возьми меня к себе и сожми в объятиях".
А она была без одежды и подняла рубашку до горла, так что стал виден ее перед и зад; и когда Бедр-ад-дин увидел это, в нем заволновалась страсть, и он встал, распустил одежду, а потом он отвязал кошель с золотом, куда положил тысячу динаров, взятую у еврея, завернул его в шальвары и спрятал под край матраца, а чалму он снял и положил на скамеечку и остался в тонкой рубахе (а рубаха была вышита золотом). И тогда Ситт-аль-Хусн поднялась к нему, притянула его к себе, и Бедр-ад-дин тоже привлек ее к себе и обнял ее и велел ей охватить себя ногами, а потом он забил заряд, и пушка выстрелила и разрушила башню, и увидел он, что Ситт-аль-Хусн несверленая жемчужина и не объезженная другим кобылица.
И он уничтожил ее девственность и насытился ее юностью, и вынул заряд и забил его, а кончив, он повторил это много раз, и она понесла от него.
И потом Бедр-ад-дин положил ей руку под голову, и она сделала то же самое, и они обнялись и заснули, обнявшись, как сказал о них поэт в таких стихах:
Посещай любимых, и пусть бранят завистники!Ведь против страсти помочь не может завистливый.И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем.Обнялись они, и покров согласья объемлет их,И подушку им заменяют плечи и кисти рук.И когда сердца заключат с любовью союз навек —По холодному люди бьют железу, узнай, тогда.И когда дружит хоть один с тобой, но прекрасный друг,Проводи ты жизнь лишь с подобным другом и счастлив будь!
О, хулящие за любовь влюбленных — возможно ли Поправленье тех, у кого душа испорчена?
