Юрий Буковский - Пони в яблоках по кличке Пончик
– Кеша, просыпайся! У тебя сегодня новый наездник! Говорят, бывал Англии! Говорят, сидел в седле! Наверное, на английских тяжеловозах! Ха-ха-ха-ха! Поглядим!
– Это Миша кричит, – шёпотом объяснил Кеша Пончику. – Он конюх.
– Что это у тебя за мышь в кормушке шебуршится? – вошёл Миша в Кешин денник. – Дай-ка, я её сейчас лопатой прихлопну! – Это не мышь. Это ветер сеном шуршит. Сквозняк, – загородил Кеша кормушку. – От мышей в конюшне зараза. Надо мышеловки расставить. И яд разложить.
Пончик, услышав про лопату, отраву и мышеловки, поскорее стал зарываться в сено поглубже.
– Какой хорошенький! – обнаружил Миша шуршащего коника. – Кавалерийский?! – Прочёл он наклейку. – Чего ж ты его, Кеша, прячешь? Ему как раз здесь и жить! Твой отпрыск?
– Вроде нет, – застеснялся Кеша.
– Значит, будет сыном полка! Или манежа! Нашего, понно-кавалерийского!
А вскоре в конюшне появился мальчик. Он был разодет, как заправский конник: в чёрном пиджаке, белых лосинах, чёрной кепочке-жокейке, на ногах – блестящие сапоги с серебристыми звенящими шпорками, на руке – хлыст. Мальчик высокомерно похлопал пони по холке, и даже слегка постегал по крупу хлыстом. Кеша с трудом удержался, чтобы не укусить наглеца. Чистить щёткой, холить, угощать сахаром и седлать коня, как это делают все конники, во всём мире, мальчик не стал. За него пришлось потрудиться конюху Мише. Во двор мальчик выводил Кешу сам, но не так, как это делают всадники – под уздцы, он тянул коня за повод, будто хозяйка козу за привязь в ливень на пастбище. Во дворе мальчик попытался лихо вскочить в седло. Но нога его застряла в стремени, он запрыгал неловко на другой ноге, и чуть не упал. Его подсаживали на маленькую лошадку вдвоём – тренер и Миша. И задавака тут же, с одобрения всех присутствующих при этом событии пони, получил от Миши обиднейшее для всех конников прозвище Сосиска.
Добрый Кеша, привыкший катать детей, даже самых маленьких, и никогда не поранивший ни одного из них, и сейчас постарался быть очень осторожным, чтобы нахальный Сосиска случайно не свалился с его спины. В манеже он пошёл по кругу самым, что ни на есть, спокойным и медленным шагом. Но Сосиска покрикивал на него:
– Быстрее! Вперёд! Дохлая кляча!
Шагом хвастун ещё кое-как сидел ровно. Но когда конь, подстёгнутый его же криками и хлыстом, пошёл рысью, Сосиска стал трястись, болтаться и раскачиваться в седле, действительно, как какая-то сосиска. Но, тем не менее, чуть не падая, орал:
– Но, но! Давай, дохляк! Вперёд, упрямый мерин! А ну, попробуй перепрыгнуть через эти брёвна! – И он направил Кешу на препятствие «параллельные брусья». – Изображаешь из себя мустанга! Ну, так я тебе сейчас устрою родео!
Глупый Сосиска не понимал, что Кеша много раз брал это препятствие, и для него невысокие «брусья» – пустяк, очень простое задание. Другое дело наездник. Если он плохо держится в седле, то в прыжке запросто может свалиться с коня, и свернуть себе шею. Поэтому мудрый Кеша немного притормозил перед «брусьями», а потом нарочно слегка наткнулся на них ногами и грудью, и развалил препятствие.
– Ах ты, мерзкий мерин! Прыгать не умеешь! Сейчас я тебя научу! – стегал его Сосиска хлыстом, направляя на другое препятствие – «заборчик». – Вперёд, упрямая кляча!
Крики и даже удары хлыстом Кеша с трудом, но терпел. Однако, упрямый и жестокий Сосиска, начал бить по его бокам шпорами, норовя вонзить железки посильнее. На белой Кешиной шерсти выступила кровь, и конь не выдержал. Он, и в самом деле, как мустанг на родео, взбрыкнулся один раз, потом второй, третий, – и в тот самый миг, когда Сосиска, кувыркаясь, падал из седла, развернулся, и лягнул его как следует в полёте по белым лосинам двумя копытами сразу.
Грязный, весь в опилках свергнутый всадник, с трудом поднялся на ноги. Под глазом у него светился синяк, двумя руками он держался за согнутую спину, кряхтел, стонал, но ещё злее, ругался:
– Тебе конец, поганый конь! Сегодня же мой папа отправит тебя на мясокомбинат! Мы из тебя колбасу сделаем! Салями! Докторскую!
А в это время во двор манежа въезжал чёрный «Мерседес» с затемнёнными окнами, за ним следовал вместительный джип. Из «Мерседеса» вышел Сосискин папа. И если сын получил своё прозвище Сосиска, только за самоуверенность и плохую езду, то его жирный, бритый наголо, и лоснящийся от лосьонов, кремов и массажей папа, уже внешне напоминал огромную, толстую, даже не сосиску, а сардельку. Вслед за Сарделькой из джипа вылезли его охранники.
Увидев всё происходящее, Сарделька стал непотребно орать, и тоже пообещал отправить Кешу на колбасу. А один из его охранников, которых Сарделька называл «пацанами», даже достал из кармана пистолет. Кеша, заметив опасность, сбил, целившегося в него «пацана» с ног, и помчался в конюшню. За ним устремился обозлённый Сосиска, и прямо в Кешином деннике начал стегать коня по морде хлыстом.
Но этого уже никак не смог стерпеть кавалерийский Пончик. Он прыгнул из кормушки Сосиске на спину, и укусил его сзади за шею.
Перепуганный Сосиска, с криками:
– Там дикая рысь! На меня с потолка бросилась! – в панике выскочил вон.
– Закрыть все двери на засов! – скомандовал Пончик, растерявшимся лошадкам, и, прибежавшему на выручку Кеше конюху Мише. – Оборонять все входы и окна! Я «конь кавалерийский»! – показал он наклёйку. – Друга в обиду не дам!
– И мы не дадим! Не дадим! – опомнились кони пони и кобылки понечки.
У главных ворот Пончик поставил двух самых сильных жеребцов. К запасным воротам подружек – рыжую и гнедую. У каждого окна встали ещё по лошадке. Всем Пончик приказал лягать без предупреждения любого, кто только посмеет сунуться в конюшню. Правда, гнедая с косичками, лягаться не хотела, повернулась мордой к дверям, и ни в какую не собиралась разворачиваться задом.
– Я не могу драться, стоя к противнику спиной. Смотрите, какая у меня чёлка, косички, султанчик, бант. Пусть и бандиты полюбуются. И ты, рыженькая, развернись наоборот. Потому что если ты будешь лягать этих уголовников своими немытыми копытами, ты можешь запачкать мою причёску. Давай их лучше будем кусать! Это гигиеничнее.
– Кусайтесь и лягайтесь, как вам угодно! – согласился Пончик. – Главное – неприступность обороны!
На шум, который подняли «пацаны» Сосискиного папы, прибежали охранники понного манежа. «Пацаны» называли их «братками».
«Пацаны» были разодеты в красные пиджаки, а «братки» – в малиновые. «Пацаны» стали кричать на «братков»: «Волки позорные!». «Братки» отвечали им: «В куски порвём!». «Пацаны» держали пальцы рук врастопырку, веером. А «братки» гнули свои пальцы в виде двузубчатых поварских вилок. И те, и другие, тыкали друг в друга своими растопырками и гнутыми вилками. «Пацаны» крики и тыканья называли «тёркой», а «братки» – «стрелкой». Затем, накричавшись и натыкавшись, все они дружно решили выяснить, кто из них прав, а кто виноват, «по-братски», и «по-пацански» – на кулаках. Видимо, в чём-то виноватыми оказались и те, и другие. Потому что, через некоторое время, приехали четыре «скорые», и развезли «братков» и «пацанов» по разным больницам.
К вечеру все они вернулись к манежу в бинтах, гипсах, на костылях и в инвалидных колясках. Неугомонные калеки сразу организовали новую «стрелку» или «тёрку». Но, на сей раз, без драки. И «порешили» «предъяву» Сосискиного папы удовлетворить, устроили между собой бурные инвалидные, примирительные объятия и поцелуи, и вызвали наутро грузовик, чтобы всем вместе отконвоировать «позорного» пони по «кликухе» Кеша на мясокомбинат.
6А в запертой конюшне уже вовсю шли приготовления к побегу и спасению коня Кокетливого. Чуть раньше, через щели, в конюшню влетел отправленный Вадиком и Таксёром на розыски Пончика воробышек Чик-чик.
– Нам бы только вечер простоять, да с полночи продержаться! – подбадривал лошадей маленький Пончик. – От тебя здесь толку мало – ты не орёл, – сказал он Чик-чику. – И, как ни старайся, никого не заклюёшь. Лети к Боре, к Вадику и Таксёру. Пусть подгоняют грузовое такси – спрячем Кешу в деревне!
Заполночь в ворота конюшни тихонько постучали. Понная стража приоткрыла дверь и в неё крадучись вошли Вадик, Таксёр, Боря, и влетели Чик-чик, вместе с решившим придти на выручку разноцветной лошадке, хромым Гулей.
Конюх Миша обмотал копыта Кеши и Пончика дерюжкой, и мимо спящих в проходной и в джипах загипсованных бандитов, вся компания осторожно прокралась на улицу к грузовому такси. Все, кроме Таксёра. Таксик, в котором неизвестно откуда вдруг вспыхнул собачий бойцовский инстинкт, во время бегства и погрузки, постоянно дежурил на страже в проходной, готовый наброситься и искусать любого случайно проснувшегося бандита. А когда дело было сделано, напоследок, продырявил зубами надутые воздухом резиновые колёса всех инвалидных колясок, и даже попытался, рыча от злости, перегрызть бандитские костыли.
