Витауте Жилинскайте - Робот и бабочка
— Это еще что! Самое главное — не попадать в зубы к кроту. Представьте себе это чудовище — жирное, почти слепое, как и мы, но ненасытное, словно бездонный колодец. Крот половину моих сородичей слопал. Я было и сам чуть…
И снова не удалось ему договорить: рыболов опять дернул удилище, вытащил из воды, проверил, хорошо ли он насажен, и забросил обратно.
— Какая это радость — вернуться к друзьям! — погружаясь в воду, вслух рассуждал червяк, хотя, как и раньше, пребольно стукнулся боком о поверхность.
Оказывается, внизу его ждали — раки накопали клешнями свежего ила и разложили на дне под червяком.
— Это тебе, чтобы мог спокойно дышать, — объяснил старый рак. — Ил выделяет воздух, вот ты и не задохнешься.
Червяк почувствовал, как крошечные пузырьки ласкают его измученное тело.
— Огромное спасибо, друзья! — взволнованно поблагодарил он. — Ах, как бы хотелось отплатить вам добром за добро!
— Ты не кончил про крота рассказывать, — нетерпеливо напомнила любопытная ракушка.
— Да ну его! Пропади он пропадом! — поежился червяк. — Если бы только он один. А птицы? Пройдет дождь, земля промокнет, нечем дышать, вот и выползаем мы наверх — а птицы тут как тут! Того и гляди — склюнут…
— Птиц и мы опасаемся, — вздохнули рыбки. — Особенно водоплавающих…
Вдруг они умолкли и бросились врассыпную к червяку, как длинная черная торпеда, приближалась огромная хищная щука — владычица всего озера. Обычно, в это время она сладко спала в глубоком омуте, но сейчас ее, вероятно, разбудил поднятый вокруг червяка шум, поэтому была она злющая-презлющая.
— Это еще что такое? — гаркнула щука, щелкая своей зубастой пастью. — Что за сборище без моего ведома?
Ответом ей было мертвое молчание — все окружающие оцепенели от страха.
— Простите, пожалуйста! Это все из-за меня, — смело взял на себя вину червяк, — здравствуйте.
— Здорово, — нехотя буркнула владычица озера.
— Я тут рассказывал вашим друзьям о противном жирном кроте, который сожрал половину моих родственников, — любезно объяснил червяк. — А теперь мы о птицах беседуем. Оказывается, у нас с вами есть общие враги водоплавающие…
— Мне они не враги! — гордо отрезала щука. — Скажем, утята. Схватишь за лапы и… со всеми перышками… — Она раскрыла свою крокодилью пасть и со смаком захлопнула ее. — Вкуснота!
— Что вы говорите! Сразу целого утенка! Ну и храбрая же вы, ну и могущественная! — Червяк не мог найти слов для выражения своего восторга. — Наши бы рты поразевали, узнай они о вас. Вот, если вернусь, расскажу им. Жаль, нету у меня глаз, не могу вас увидеть. Ну и силачка, ну и бесстрашная!
От этих слов щука сменила гнев на милость, даже улыбнулась. Невиданное дело за всю историю озера!
— Сдается, ты славный малый, — похвалила она червяка. — Висишь себе на крючке, не вопишь, не жалуешься, не просишь пощады, да еще всем интересуешься.
Червяк открыл было уже рот, чтобы поблагодарить щуку за столь лестные слова, но не успел: снова взвился вверх и вскоре вернулся, правда, не на прежнее место, а немного в стороне. Раки мигом подтащили под него «кислородную подушку» — горку ила.
— Признаться честно, эти полеты и приземления, вернее, приводнения, не слишком полезны для моего здоровья. Но ничего, переживем. Бывает хуже.
— Скажи, пожалуйста, — спросила его щука. — А вот вы, червяки, когда-нибудь развлекаетесь? Ну, там, поспать любите, или побездельничать, или так всю жизнь роете и роете землю?
— Почему роем? У нас и отдых бывает. Выползут старики ночью на мягкую землицу, вытянутся во всю длину и полеживают себе, дремлют. А мы, молодежь, состязания по ползанию устраиваем, танцуем, хороводы водим…
— И мы тоже, — обрадовались рыбешки. — Хочешь, покажем?
— С удовольствием! Хоть не увижу, но почувствую.
Несколько лещей сплавали к большому камню, где хранился завернутый в полиэтиленовый пакет транзисторный приемник, оброненный в воду одним незадачливым рыболовом. Рак покрутил клешней ручку транзистора, поймал веселую музыку. Стайка малявок закружилась в такт мелодии. Не удержались и рыбы покрупнее, сама щука плавниками зашевелила и хвостом задергала. А на дне защелкали клешнями раки, дружно захлопали створками ракушки, а уж вьюны-то, вьюны — вовсю разошлись: то в клубок сплетутся, то друг за дружкой гоняются, подпевают писклявыми голосишками… Все заплясало. Даже водоросли заколыхались, даже придонный ил ходуном под музыку заходил… Праздник, да и только! Но щука вдруг исчезла; может, не понравилось ей что-то или вернулась к себе в омут досыпать. Да нет, вот она снова появилась. Смотрят рыбки — в пасти у нее что-то поблескивает. Расступились они, замерли, а щука подплыла к червяку и торжественно заговорила:
— О, любознательный и вежливый червяк! Бесстрашен ты, ведешь себя, как надо. За храбрость полагается награда, и потому прими почетный тот знак. — И щука осторожно повесила на крючок рядом с червяком медную бляшку с дырочкой посередине.
— Что это такое? — зашептались рыбки.
— Это почетный знак щучьего рода, — важно объяснила владычица озера. — Его нашла на дне и сохранила еще моя прабабка. В седой древности на льду нашего озера произошла великая битва — здешние жители сражались с закованными в железо врагами, которые хотели захватить их землю, лишить свободы, поработить. Кто знает, каков мог быть у сражения исход, но подвел захватчиков лед! Раскололся. Пошли вояки на дно, где спокойно всегда и темно…
— Вот, оказывается, какое славное у нас озеро! — зашептались рыбки. — Спасибо червяку, если бы не он, мы и не узнали бы.
— До сих пор, — продолжала щука, — под толстым слоем песка и ила покоится рыцарская сила, валяются ржавые латы завоевателей проклятых. К этой медали с детства привыкла я, это наша семейная реликвия! Славный червяк мне пришелся по нраву и заслужил он медаль по праву! Он победил и страх, и тоску. Ура отважному червяку!
— Ура отважному червяку! — закричали присутствующие. — Ура, ура!
Взволнованный наградой и всеобщей любовью, червяк раскланялся на все четыре стороны и сказал:
— Сердечно благодарю! Возвратясь домой, я начищу мелким песочком эту замечательную награду и буду хранить ее в самом почетном месте. Еще раз сердечно благодарю вас!
А тут из транзистора, как нарочно, грянул такой веселый и бодрый танец, что веселье вспыхнуло с новой силой. Все так заплясали, так закружились, что озеро словно вскипело. Старая щука совсем разошлась — выскочила из воды, высоко подпрыгнула да так шлепнула по воде хвостом, что брызги окатили берега.
Задремавший было рыболов вздрогнул и проснулся. Глядит и глазам не верит: вокруг поплавка бурлит и пузырится вода, беснуются рыбешки, бьет хвостом щука — такой огромной щуки ему отродясь не доводилось видеть! Что случилось? Что происходит? Схватил он удилище, дернул изо всех сил, однако на крючке висели только полуживой червячишко, да ржавая медяшка.
— Ничего не понимаю, — совсем опешил рыболов. — Может, этот червяк какой-то заколдованный, раз никто не хочет его клевать?
Снял он с крючка червя и медный кружок, с досадой отшвырнул их в сторону и насадил нового червяка, стонущего и рыдающего.
А наш храбрец упал на мягкую сырую землю рядом с родимой норкой. Тут же шлепнулась и почетная награда. Учуял червячок запах родного дома и блаженно растянулся на теплой рыхлой земле, прося солнышко поскорее высушить его промокшее тело и залечить глубокие раны.
Доносились до него стенания трусливых собратьев, сидящих в банке, их плач и крики:
— О, как зол, как безжалостен мир! Как он несправедлив к нам! Как ужасна наша судьба!… Мы гибнем, мы гибнем!
«Нет, — отрицательно мотнул головкой наш герой, — говорите, что угодно, но мир прекрасен и удивителен!»
ДОМИК НАХОДОК
Уверяю вас, на всем пляже нет мальчика несчастнее Ауримаса — такая беда с ним приключилась, такое несчастье стряслось, что и словами не расскажешь! Короче говоря, он потерял маму, свою единственную, родную маму. Потерял примерно полчаса назад, когда, крепко ухватившись за мамину руку, шел к морю купаться, но тут наперерез им покатился мячик, и, отпустив маму, Ауримас погнался за ним. И пока гнался, заблудился среди сохнущих полотенец, надутых резиновых матрацев, раскрытых зонтиков и лежащих под этими зонтиками тетей, дядей и ребят… Долго-долго бродил Ауримас по огромному пляжу, совсем с ног сбился, но мамы своей так и не нашел. Мало того, разыскивая маму, он вдобавок потерял где-то свою шапочку с козырьком, и теперь солнце так слепило глаза и припекало макушку, что мальчик совсем изнемог и остановился.
«Что будет, — пронзила его страшная мысль, — что будет, если я уже больше никогда-никогда не найду маму?»
Охваченный ужасом, Ауримас беспомощно огляделся по сторонам и неподалеку увидел большущий раскрытый зонт — наверное, самый большой на всем пляже; под этим зонтом лежала толстая тетя — тоже, наверное, самая толстая на всем пляже, хотя и нехорошо так говорить про взрослых.
