Рээт Куду - Сказкоешка-Сладкоешка
Крот же ничего не забыл и закончил грозно:
— У любого, кому пришлось бы так долго смотреть в самое глубокое озеро, закружилась голова. С самым глубоким озером случилось то же самое — в один прекрасный день оно утонуло в самом себе. Осталась лишь самая глубокая ложбина. В этой-то ложбине я и понастроил свои домики-холмики. Поверьте, очень хорошая, мягкая почва.
— Не кажется ли вам, мудрый крот, что самое глубокое озеро специально для того и утопилось само в себе, чтобы оказать вам услугу — оставить для ваших домиков такую чудесную почву? — спросила кошка.
Беляночка вытаращила глаза. Будь она столь же бойкой, как Кристель, она непременно спросила бы кошку, правда ли та настолько бестолковая или только притворяется. Это был любимый вопрос Кристель и, глядишь, он помог бы понять кошку, однако Беляночка слишком боялась свою странную спутницу, чтобы рискнуть задать подобный вопрос.
Крот тоже промолчал, но теперь он казался каким-то смущенным. Крот поспешно склонился к пруду, и в воде отразилась его физиономия. Выдра зачерпнула коробочкой его отражение, и крот исчез, едва пробормотав слова благодарности.
Получили свои водографии и крыса, и маленькая куница. И тут вдруг из кустов послышались жуткие проклятья, и на берегу появился взбешенный крот.
— Что случилось? Может, самое глубокое озеро выплыло и затопило ваши домики-холмики? — спросила кошка, поигрывая хвостом.
— Я этого так не оставлю! Я вам покажу! — пыхтел крот. — Сплошной обман, надувательство, издевательство!
— В чем дело? — испуганно спросила выдра, поскольку именно перед ее носом крот размахивал коробочкой с водографией.
— Пруд давно испортился, а она знай снимает да раздает снимки, — злобно шумел крот. — Какое красивое лицо было у меня в пруду, а в этой коробке вообще не поймешь, чье это изображение там плещется. Может, это жабья ресница или обломок сорочьего клюва?
Выдра перепугалась не на шутку.
Признать ее искусство никуда не годным?
Но в коробке у крота действительно колыхалась лишь мутная вода и не было никаких следов прекрасного портрета крота.
Кошка с ухмылками и ужимками расположилась поудобнее, словно не она только что торопила Беляночку.
— Сейчас посмотрим, сейчас исправим! — умолкающе уговаривала выдра. — Подождите, потерпите, сейчас все уладим!
Спинка выдры мелькала в воде то там, то тут. Затем она медленно выбралась на берег и очень грустно сообщила:
— Водографирование временно прекращено! С прудом случилась беда!
— Ах, что вы говорите? — заулыбалась крыса, обнажая страшные зубы: она обожала, когда где-то случалась беда.
— Я должна была предвидеть, что однажды такое случится, — сокрушалась выдра. — Все дело в этой заносчивой елке, именно в ней! Зимой елки тянутся вершинами к небу, а как только лед растает, они начинают коситься на две стороны — и к небу, и к пруду. А одна воображала просто глаз от пруда не отводила. Вот и случилась беда!
— Какая беда? Что случилось? — сгорала от нетерпения крыса.
— Ах, — смахнула выдра слезу, — старые елки предупреждали, чтобы эта задавака не совала свой длинный нос слишком глубоко, да разве молодые слушают стариков! Эта долговязая тянулась макушкой все ниже и ниже ко дну. Вот и случилась беда, теперь она не может свой нос вытащить на берег. Все расстроилось, все испортилось, и пруд больше не годится для водографии. Бедняга елка останется теперь на зиму с носом подо льдом.
— Какая жалость, — вздохнула куница. — Остальные елки к Рождеству станут рождественскими елками, к ним придут звери, прилетят птицы, чтобы высказать свое почтение. А бедная елочка ничего этого не узнает. Она будет помнить только лето и думать, что туда, под лед, зима так и не пришла.
— И поделом ей! — взорвался кот. — Так испортить мой портрет! Могла погодить лезть носом на дно, тогда бы у меня был мой портрет.
— Да, да, — сказала выдра, и Беляночке показалось, что та еще сильнее заспешила. Выдра велела всем стоявшим в очереди побыстрее разойтись.
И нечаянно наступила на хвост кошке.
— Фу, — вскочила кошка, — всяких жуликов я видала, но у каждого пруда встретишь новых.
— Что вы хотите этим сказать? — немного осмелела выдра, потому что крыса с кротом покинули берег пруда.
— Да, что это вы… — пискнула куница.
— Умный и сам поймет, а кто не поймет, тому и знать не надо, — бросила кошка презрительно.
Приятная для Беляночки передышка закончилась, кошка поспешно зашагала прочь от пруда.
— Зачем же вы так? — ворчала куница, семеня рядом с кошкой. — Мало ли что может случиться с верзилой-елкой! С деревьями и не такое случается.
— Например? — усмехнулась кошка.
— Ну, например, — начала куница более уверенно, не думая отставать от кошки прежде, чем та поверит в рассказ выдры про елку. — Например, и мне, и вам известно, что осины очень робкие и стыдливые. Это издали заметно, и никто не станет пристально смотреть на осину, как смотрят на березу или ель. На робкие деревья так же больно смотреть, как на робких зверей. Осина и имя-то свое получила от того, что ее легко осилить.
— Правда? — удивилась Беляночка.
В детском саду говорили совсем другое. Точнее, об имени осины вообще ничего не говорили. Осина — она и есть осина, как елка — елка.
— Да, да, — решительно закивала головой куница. — К тому же осина такая стыдливая, что ей стыдно, когда опадают листья и деревья оголяются. Ведь летом у лиственных деревьев пышные платья из листьев, а зимой вдруг — голые! Все лето осина дрожит от мысли, какой позор ждет ее зимой. Вы наверняка видели, как грустно и беспомощно трепещут на ветру листья осины.
— Правда, это я точно видела! — воскликнула Беляночка.
— А если листья осины могут дрожать от стыда, то почему елка не может увязнуть носом на дне пруда?
Кошка фыркнула.
Беляночка не поняла, то ли она пыталась сдержать улыбку, то ли раздражение.
— Разумеется, с деревьями могут случаться разные истории, — сказала кошка. — Кстати, история с осиной на этом не кончается. Каштан, как известно, отнюдь не робкий, и ему, конечно, надоело, что осина вечно дрожит. В конце концов каштан и сам стоит зимой совершенно голый и ни капельки этого не стыдится. Даже наоборот, когда осенью листья осыпаются, он с гордостью выставляет свой голый ствол на всеобщее обозрение. Нездоровая стыдливость осины — это всего-навсего бесстыдство! Каштан возмутился таким нахальством, и у него лопнул лист. И лопнул не в одном и не в двух местах, а в нескольких. Так что осина сумела осилить каштан, и теперь у этого почтенного дерева такие рваные листья.
Куница разок-другой пошевелила губами, но ничего не сказала.
— Вот так-то, — важно заявила Беляночка. — Моя кошка знает все-все истории, и даже больше. Все-все-все, про то, как носом зарываются в дно, и про то, как дрожат, и про то, как лопаются.
— Гм, про каштан я действительно ничего не знала, — смущенно произнесла смущенная куница. — Если так, то извините за беспокойство. Никогда бы не подумала, что кто-то может знать все-все истории и даже больше.
— Не кто-то, а именно моя кошка, — вызывающе возразила Беляночка.
— Если я твоя кошка, то, будь добра, неси мой хвост, — велела кошка.
— Как я его понесу? — расстроилась Беляночка, безуспешно пытаясь поймать конец кошкиного хвоста.
Куница с интересом наблюдала за стараниями девочки, ни на шаг не отставая от кошки.
— Не спорю, вы знаете все-все истории и даже больше, спорить некрасиво, особенно, если точно не знаешь, о чем споришь, — наставительно произнесла куница. — Но называть выдру жуликом тоже некрасиво, ведь она добрая и многих порадовала своими водографиями.
Кошка вдруг остановилась, и Беляночке, наконец, удалось ухватить ее за хвост.
— Как вы считаете, мудрейшая куница, а ивовый прут — жулик?
— Кто? — растерялась куница, но быстро взяла себя в руки. — Все зависит от обстоятельств, только от обстоятельств.
— Обстоятельства были вот какие, — торжественно сообщила кошка. — Скрипка без конца где-то забывала свой смычок. И вот в один прекрасный день смычок пропал окончательно. Но ведь скрипка без смычка так же беспомощна, как кастрюля без морковки и капусты. Нигде не найти работы. Только если вы полагаете, мудрейшая куница, что скрипка стала, наподобие выдры, воду из пруда раздавать, то вы глубоко ошибаетесь. Скрипка стойко сносила свою судьбу до той поры, пока барабан не предложил ей поработать барабанной палочкой. Три дня скрипка уныло стучала по барабану! После волнующих мелодий очень трудно отбивать голый ритм. Да и барабан испугался, что от такого битья у него кожа недолго выдержит. И он подарил скрипке новый смычок — ивовый прут. И как же, вы думаете, он себя повел?
