Михаил Харитонов - Сундук мертвеца
— Таарищи, внимание! — эхо снова запрыгало по залу. — Хочу сказать очень важные слова. Мы все… отдавая единый воинский долг… служили нашей Родине, как отцы служили нашим дедам… — заклекотал Фирьяз Давлетбаевич, делая в речи специальные военные паузы. Депутату казалось, что куски фраз вылазят у генерала изо рта, как пузыри, надуваются вокруг губ и потом с брызгами лопаются: бляп, бляп.
— Чётко исполняя свои воинские обязанности до последнего приказа о расформировании… мы не посрамили своим ратным трудом родные просторы и славу наших предков, военно-космических сил, ныне ракетных войск стратегического назначения…
Прапор, наконец, пал — классически, мордой в стол, с последующим оседанием тушки вниз под скатерть. Такого падения Пархачик не видывал с прошлого тысячелетия. Он мысленно зааплодировал, и тут же закружилась голова, закололо в груди и подступило явственное ощущение чего-то нехорошего.
Депутат тряхнул головой и наваждение пропало.
— Нашу вечную память падшим и ушедшим в запо… кх, в запас, — генерал звонко кашлянул, подравнивая речь. — И безоговорочную преданность Президентом Российской Федерации Владимиром Владимировичем Путиным, самым чутким к нуждам армии человеком… и величие нашей многострада… — тут генерал запнулся ощутимее, — многонациональной Родины-Матери… с честью носящей высокое звание Российской Федерации! Гризантальна с растягом троекратно, таарищи — у-ра!
— У-ра! У-ра! — закричали подчинённые.
Генерал, наконец, прикрыл поддувало и взялся за стопку. Все нестройно зашумели, зашелестело стекло, зацокали вилки о тарелки: люди торопились выпить и закусить.
— Это ещё не самое-самое, — предупредил долговязый и дёрнул уголком рта, что можно было принять и за кривую ухмылку, и за нервный тик. — Он сейчас стихи читать буддет.
— Главное чтоб не пел, — в тон ответил депутат, морщась: выпитое и съеденное, вроде бы хорошо улёгшееся в животе, вдруг как-то ощутимо покосилось. Дристать на бис не хотелось, да и отходить от стола во время тоста было бы некрасиво. Пархачик немножечко послушал себя и решил, что как-нибудь перетерпит.
— А теперь хочу прочесть! К нашему столу! — порадовал Фирьяз Абдурахманович, и, не дожидаясь внимания, начал:
— Таарищи родные дорогие, мы что-то важное свершаем в этот час… и можно так сказать, что все стихии сегодня поздравляют нас!
— Поздравляют как бы нас, — исправил размер долговязый.
— И можно так сказать, — повторил депутат за полковником, выпрастывая из кармана пузырёк с таблетками от желудка и пытаясь отщёлкнуть крышечку. — Минералочки тут есть?
Долговязый окатил стол быстрым оценивающим взглядом, выцепил «Святой источник» без газа и молча набулькал в фужер. Депутат вытряс на ладонь две таблетки, съел и быстренько запил водичкой.
— Давай с таким прекрасным настроеньем… огромного спокойствия, труда! — стихи генерал Давлетбаев явно сочинял сам. — И пусть над нами с наслажденьем горит звезда родная, и она… нам путь укажет всем и таким образом в вечность мы войдем! — слова «таким образом» генерал как бы промотал голосом на удвоенной скорости, а «войдем» оформил через «е».
— Вуильям… Шекспёр, — долговязый нарочито сделал между именем и фамилией классика мировой литературы выемку под матное словцо. Депутат понимающе мумукнул.
— Когда же вся эта сволота передохнет, — вздохнул долговязый и сделал приглашающее движение шеей, как бы подзывая депутата присоединиться к компании людей почище. В голове Пархачика всплыло спецслужбистское слово «подход». Секунду подумав, он решил, что это он и был.
— Сволота всех нас переживёт, она о себе заботится, — сделал он свой шажок навстречу, прикидывая, какой у долговязого практический интерес. Скорее всего, решил он — по части продажи какого-нибудь кусочка Родины, случайно уцелевшего после давлетбаевского хапка.
— О себе подумать никому не вредно? — совсем уж откровенно зашёл долговязый, сыграв голосом на повышение.
— И никогда не поздно, — решил чуть отойти депутат. Предложенный темп его насторожил.
— Бывает что и поздно, — серьёзным тоном сообщил пиджак. — Кто не успел… — он опять сделал паузу, как бы вынуждая собеседника продолжить фразу.
— На «Титаник», например, — отбил депутат, уже понимая, что услышит дальше, куда они пойдут, когда кончится мероприятие, какие ожидаются разговоры — и уже прикидывая, насколько интересным может быть предложение и придётся ли беспокоить Лидера.
— Таарищи! — снова включился Давлетбаев. — Как говорят у нас в народе, что между первой и второй есть перерывчик небольшой! И в этом небольшом перерывчике я хочу прочесть совсем небольшое стихотворение, посвящённое нашим дорогим гостям из Москвы!
Пьяненькая тётя с синяком на коленке громко и как-то очень осмысленно пукнула. Все сделали вид, что сделали вид.
— Кхе, кхе, — начал Фирьяз Давлетбаевич. — Мы все одной семьёй цветём, и каждый на посте своём, доверий от Правительства не счесть и Президент перпоручил нам честь!.. — на редком слове «перпоручил» у генерала стал кончаться воздух, а после «чести» он прервался на экстренную вентиляцию лёгких.
— Да что и честь, коли нечча есть, — вспомнил долговязый русскую пословицу.
Викентий Виленович попытался было сообразить, что это за нечча, с успехом заменяющая дурацкий сословный предрассудок, и не смог: в желудке опять покачнулось, подвалило к горлу. Он судорожно сглотнул, снова достал таблеточки, проглотил две или три, запил.
— И Родине довольно я служу… и счастлив я, что на устах своих… печать секретности держу! — в три приёма одолел генерал трудную, вычурную строчку.
— Наддо же! — в голосе долговязого прорезалось неожиданно искреннее удивление. — Это ещё кто-то помнит?
Депутат хотел было переспросить, о чём речь, да не успел. Что-то ударило его изнутри по ушам, в глазах поплыло, а потом всё стало непонятным и никаким.
Впоследствии — когда, откровенно говоря, это уже никого решительно не интересовало — врачи, занимавшиеся телом, немного поспорили насчёт таблеточек. Жизнелюбивый депутат перепутал пузырьки, и вместо желудочного принял возбуждающее. Средство считалось безопасным и совместимым с алкоголем, но повышало давление, с которым у Викентия Виленовича было и без того скверно. Хотя, скорее всего, дело было не в таблеточках. Просто пришло — точнее, вышло — время. Источенный сосудик в голове натянулся и лопнул.
То, что с депутатом что-то не так, долговязый заметил не сразу, а когда заметил, то решил, что москвич перебрал и пусть отлёживается. Больше обеспокоились его коллеги — в отличие от местных, они Виленовича знали как алкогольно устойчивого, закалённого в чаду кутежей, на адовых фуршетах девяностых. Тем не менее, по обычному человеческому нежеланию ломать себе кайф и неверию в плохое, они решили, что надо просто подождать и дать человеку отлежаться. Ну и дали — и, само собой, дождались. Депутат уже уплывал в вечность, пока наконец-то вызванные врачи из военного городка ругались с охраной на воротах.
Досуг сорвался, вместо этого тёплым пьяненьким дядькам пришлось объясняться с неприятными, быдловатыми людьми в форме, не любящими москвичей. Потом пошли звонки из Москвы, тоже неприятные — Лидер не любил, когда что-то идёт не гладко. Крыпатченко в расстроенных чувствах обматерил полицейского. Тот не стал отвечать на грубость грубостью, а молча, от сердца, засветил москвичу по соплям.
Нежелательное развитие событий предотвратил вовремя появившийся долговязый, предъявив очень специальные корочки и организовав пару звонков по своим каналам.
Дальше выяснилось, что куда-то исчез генерал Давлетбаев. Все встали на уши. Впрочем, через сутки государственный человек обнаружился. Оказывается, ебанутый вояка решил, что смерть москвича являлась частью заговора против него лично — и, как фельдмаршал Кутузов, отошёл на заранее заготовленные позиции: закрылся в одном из помещений базы с двумя литрами коньяка. К несчастью, генерала кто-то когда-то научил пользоваться электронной почтой, и он из своего убежища направил в Минобороны, Генпрокуратуру и ещё по нескольким известным ему адресам десятка четыре писем самого изысканного содержания, включая инвективы в адрес Сечина, коего Давлетбаев обвинил в работе на английскую разведку. По этому поводу в верхах вышел скандальчик — правда, без особых последствий: заменить генерала на посте своём было некем, и он это отлично знал.
Тело депутата Пархачика отправили в Москву, где и зарыли в землю. На похоронах присутствовал Лидер, так что за гробом было относительно людно. Из родственников был только тесть, и тот со словами «хочу убедиться». Супруга депутата, Анжелика, отдыхала в Греции и до пошлых формальностей не снизошла.
