Жаклин Уилсон - Четверо детей и чудище
— Все хорошо, Моди! Я уже иду, — крикнула она и принялась резво спускаться — одна рука здесь, другая там, — съезжая по чуть-чуть. Она мухой проскочила мимо меня, и я заставила себя последовать за ней.
Очутившись на земле, я едва могла стоять на ногах. Мне в сотне книжек встречалась фраза «мои ноги превратились в студень», но только сейчас я поняла, каково это на самом деле. Ноги под джинсами так тряслись — я боялась, что они меня не удержат.
— Ну ты даешь, Розалинда! — Робби глядел на меня с восхищением.
— Легкотня, как Шлёпа и говорила, — соврала я.
Шлёпа терла ободранные до локтей руки — слишком быстро съехала по стволу. Еще она перепачкала футболку, но, похоже, не расстроилась.
— Видишь, Моди, — сказала она, выхватив ее из рук Робби и обняв, — со мной все хорошо. Когда подрастешь, тоже будешь лазить по деревьям, как Шлёпа. Я тебя научу. — Потом посмотрела на Робби: — Теперь твоя очередь.
— Робби еще мал по деревьям лазить, — выпалила я.
— А вот и нет! Лезь давай, Робби. Или тебе слабо? — подначила Шлёпа.
Робби был в ужасе, глаза у него стали вот такущие.
— Можно не отвечать на слабо, Робс, — сказала я.
— А вот и нельзя, — прищурилась Шлёпа. — Если не полезешь, значит, ты трус.
— Нет, не отвечать на слабо еще храбрее, чем отвечать, — сказала я (хотя сама-то ответила).
Робби беспокойно посмотрел на Шлёпу. Она не знала жалости.
— Да ты просто трухло. Тру-у-ухло, тру-у-ухло, — начала дразниться она. Моди присоединилась — решила, что это игра такая. — Вот видишь, даже Моди считает, что ты трухло!
— Ну и ладно, — сказал Робби, хотя у него уже слезы стояли в глазах.
— Ой, смотрите, рёва-корова, — продолжала цепляться Шлёпа.
— Отстань от него, — рассердилась я.
— Да он же нюня. Даже до середины влезть боится, — не унималась Шлёпа.
— Ничего я не боюсь, — сказал Робби. — Сейчас увидите.
Он поплевал на ладони — как делают суровые дядьки в старых фильмах — и подпрыгнул, чтобы ухватиться за нижнюю ветку. Прыгнул он не очень хорошо. До ветки не достал, а только крепко приложился носом о дерево.
Шлёпа так хохотала, что чуть не упала.
— Умолкни ты! — крикнула я и подбежала к Робби.
— Да нормально все, — сказал Робби. Лицо у него было пунцовое. — Я это нарочно. Просто дурака валял, чтобы Моди рассмешить. Отстань, Розалинда. Сейчас я залезу.
Он попробовал еще раз — прыгать не стал, а потянулся и кое-как ухватился за ветку. Потом быстро-быстро заерзал ногами, пытаясь добраться до следующей ветки. Его кроссовки как будто в ролики превратились — он все время скатывался вниз. В конце концов ему удалось-таки закинуть одну ногу на следующую ветку, и он подтянулся повыше и повис в опасной близости от наших голов.
— Лезь давай дальше, — сказала Шлёпа. — Моди и то выше бы залезла!
Робби потянулся к другой ветке. Ухватился еле-еле, снова заелозил ногами, почти достал — но соскользнул. Он съехал вниз и шлепнулся на попу.
— Ох ты, Робс. — Я хотела посмотреть, не ударился ли он, но боялась еще больше его унизить.
Робби кое-как поднялся. Оперся на одну ногу, потом на другую, осторожно потряс руками.
— Где болит? — спросила я.
Он подумал.
— Везде. По-моему, я что-то сломал.
— Пойду папу разбужу.
— Не надо! — Робби похромал к песчаной яме — от нас подальше.
Шлёпа опять засмеялась, но как-то натужно. Моди разволновалась и сунула в рот большой пальчик.
— Робби? — прокартавила она.
— С ним все в порядке, по-моему. — Я зыркнула на Шлёпу: — Уж точно не благодаря тебе. Не смей над ним издеваться.
— Почему? Это весело. Он ничтожество. Даже на дерево влезть не может! — Она подхватила Моди и закружилась с ней. — Не куксись, Моди. Ты же на шлёпокарусели. Уи-и-и!
Я подошла к Робби. Он сидел на песке понурив голову.
— Нечего за мной ходить, — буркнул он.
— А я не за тобой хожу. Я просто сижу в яме с песком. Может, построим песчаный замок для Моди? Она обрадуется.
— Но у нас ни ведер, ни совков.
— Что-нибудь придумаем. — Я подошла к куче мусора, оставшейся от пикника. Папа с Элис так и спали, прижавшись друг к другу. Я передернула плечами и подобрала пару бумажных стаканчиков и тарелок. Совков из них не получилось: песок был темно-золотой и тяжелый. Зато детский поильник отлично подошел. Я встала на колени и принялась копать.
Робби достал из кармана льва и предложил ему побродить по песку. Лев довольно зарычал. Робби пошел за остальными животными и их тоже выпустил погулять по новой замечательной пустыне. Я внимательно за ним наблюдала: он не хромал. Мы мирно занимались своими делами, но через несколько минут прибежала Шлёпа, таща за собой Моди.
— Чего вы тут делаете? — спросила она.
— Робби обнаружил новый Серенгети[2], а я строю Тадж-Махал[3], — сказала я.
— Чего? — не поняла Шлёпа и присела рядом на корточки.
Моди потянулась к своему поильнику.
— Попить, — сказала она и расплакалась, увидев, что ее бутылочка вся в песке.
— Не переживай, Моди. Я потом его вымою, а пока что мы копаем, видишь? Я строю тебе красивый замок из песка.
Моди уставилась на горку песка, словно ждала, что она сейчас превратится в сказочный дворец. Но увы.
— Попить, — потребовала она и опять потянулась за поильником.
— Подожди минутку, я еще немножко покопаю, — сказала я. — Давайте помогайте!
Робби послушно рассовал свое стадо по карманам и начал копать руками.
— От тебя никакого проку, — злобно процедила Шлёпа. — Вот так надо! — Она опустилась на четвереньки и стала энергично рыть песок. — Понял?
— Так под ногти забивается, — сказал Робби.
— Вот жалость-то, — усмехнулась Шлёпа. У нее самой ногти были обкусаны до мяса. Она продолжала копать, поднимая вокруг себя настоящую песчаную бурю. Потом вдруг замерла и вскрикнула.
— Что? Что такое? На камень напоролась? — заволновалась я.
— Там что-то есть! — Присев на пятки, она показала на яму.
— Ну да, ха-ха. — Я решила, что это очередная ее выходка. — И что там? Гниющий труп, как в твоих любимых страшилках Марвела О’Кэя?
— Оно живое, — сказала Шлёпа. — Теплое и дергается.
— Зверек! — обрадовался Робби.
— Не обращай внимания, Робс. Она водит нас за нос.
— Да нет же. Смотрите! — Шлёпа выбросила из ямы еще горстку песка.
Мы все посмотрели — и увидели лапу. Коричневую мохнатую лапу с розовыми подушечками и аккуратными коготками. Она отчаянно барахталась, пытаясь зарыться в песок. Шлёпа попробовала ее схватить.
— Осторожно ты! — крикнул Робби так яростно, что Шлёпа оторопела и застыла. — Ты его спугнешь. Дай я попробую. — Он наклонился и очень ласково сказал: — Не бойся, зверечек. Все хорошо. Мы тебя не обидим. Если захочешь, спрячешься обратно в норку. Мы только хотим посмотреть — вдруг ты поранился? Я сейчас песок уберу, это совсем не больно…
Робби откопал короткую крепенькую мохнатую лапу, а потом довольно-таки крупную попу.
— Что бы это могло быть? — задумался он.
— Гигантская крысища! — предположила Шлёпа.
— Нет, для крысы он слишком пушистый, — не согласился Робби.
— Может, сурикат? Они зарываются в песок, — сказала я.
— Сурикаты такие толстые не бывают, — ответил Робби. — Даже не знаю, что это.
— Кисонька, киска! — позвала Моди.
— У него хвоста нет, — сказал Робби.
— Зато попища огромная! — взвизгнула Шлёпа.
— Цыц! У самой не меньше, — мстительно ответил Робби. — Помолчи, ты его пугаешь. Ну вот, зверушка. Можешь еще чуть-чуть вылезти?
Зверушка изо всех сил старалась зарыться поглубже, но Робби очень аккуратно подкопал с обеих сторон, а потом крепко схватил животное.
— Обещаю, мы тебя не тронем, — прошептал Робби.
Лапы перестали елозить, и Робби осторожно потянул туловище на себя. Зверь выскочил из песка. Мы в изумлении уставились на него. Он был куда толще, чем мы ожидали. Мордочка у него была вся сморщенная и страшно недовольная. Глаза покачивались на тоненьких стебельках. Вися вверх тормашками, существо неодобрительно разглядывало нас. Усы у него — все до единого — торчали дыбом.
— Может, это разжиревшая обезьяна? — спросила Шлёпа. — У нее морда вся в морщинах, как у обезьяны.
— Бизьянка! — повторила Моди.
— Вообще похоже, только у них не бывает таких глаз, и у этой хвоста нет, — шепотом сказал Робби. — Не знаю я, что это за чудище.
— Я знаю! — завопила я. — Это псаммиад! Это точно псаммиад, как в моей книжке. Похож как две капли воды. Ну пожалуйста-пожалуйста, скажи, что ты псаммиад!
— Разумеется, я псаммиад, — очень сердито сказало чудище. — И с лицом у меня все в порядке! Морщины просто указывают на мой весьма почтенный возраст. Меня всегда признавали выдающимся представителем моего вида. А теперь, юноша, будьте любезны, переверните меня. Я не имею желания вести беседу, пребывая в этом нелепом и унизительном положении.
