Джон Толкин - Лист работы Ниггля
Ниггль выскользнул за дверь и на мгновение зажмурился – очень уж ярким было солнце. Ниггль полагал, что очутится в большом городе, соответствующем размерам вокзала. Ничего подобного. Ниггль стоял на вершине безлесного холма, поросшего зеленой травой, и над холмом гулял свежий, бодрящий ветер. Вокруг никого не было. Лишь внизу, у подножия холма, блестела крыша вокзала.
Ниггль быстро, но без спешки зашагал вниз. Там его ждал Проводник.
– Вам сюда! – сказал он и провел Ниггля на платформу, где стоял маленький симпатичный поезд – такие обычно ходят на местных линиях: паровозик и один вагон, оба очень яркие, чистенькие и свежевыкрашенные. Похоже было, будто поезд отправляется в свое первое путешествие. Да и само железнодорожное полотно выглядело как новенькое: гнезда, в которые укладываются рельсы, были выкрашены в зеленый цвет, сами рельсы сверкали, а шпалы пахли нагретой солнцем смолой. Вагон был пуст.
– Господин Проводник, а куда идет этот поезд? – спросил Ниггль.
– По–моему, та станция еще никак не называется, – отозвался Проводник. – Но вам там должно понравиться.
И с этими словами он закрыл дверь купе.
Поезд тотчас же тронулся. Ниггль откинулся на спинку сиденья. Маленький паровозик, пыхтя, полз по глубокой выемке. По обе стороны от нее поднимались высокие зеленые склоны, а сверху раскинулось синее небо. Через некоторое время – довольно скоро – паровозик свистнул, затормозил и встал. Там, где он остановился, не было ни железнодорожной станции, ни какой–либо вывески – лишь лестница, поднимающаяся на насыпь. Наверху виднелась аккуратная изгородь и в ней – калитка. У калитки стоял велосипед Ниггля. По крайней мере, он выглядел точно так же, и к рулю была прикреплена желтая табличка с большими черными буквами: «НИГГЛЬ».
Ниггль распахнул калитку, вскочил на велосипед и покатил вниз по склону, освещенному ярким весенним солнцем. Вскоре Ниггль обнаружил, что тропинка, по которой он ехал, исчезла и теперь его велосипед катит по чудной траве, зеленой и густой. Ниггль мог разглядеть каждую травинку. Ему почудилось, будто он уже где–то когда–то видел такую дивную траву – быть может, во сне. И окружающий пейзаж тоже казался Нигглю знакомым. Да, точно – вот сейчас начнется спуск, как и должно быть. А теперь, конечно, снова подъем. Вдруг огромная зеленая тень заслонила солнце. Ниггль поднял глаза и резко затормозил.
Перед ним стояло Дерево, его Дерево, полностью законченное. И это Дерево было живым. Его листья как раз распускались, а ветви трепетали под ветром – именно так, как представлял себе Ниггль. Он часто пытался это передать – но тщетно. Ниггль, не сводя глаз с Дерева, медленно раскинул руки.
– Это дар! – воскликнул он. Это восклицание относилось и к его искусству, и к результату. Но сейчас Ниггль употребил это слово в его прямом смысле.
Он продолжал смотреть на Дерево. Там были все листья, над которыми он когда–либо трудился и которые представлял лучше, чем ему удавалось передать, и те, которые лишь возникали в его воображении, и множество тех, которые Ниггль мог бы вообразить, если бы у него хватило времени. Листья не были подписаны – это были просто красивые, безымянные листья, – и все же Ниггль мог бы точно сказать, когда создан каждый из них. Несколько самых прекрасных листьев – и самых типичных, самых совершенных образчиков стиля Ниггля – были явно созданы в сотрудничестве с мистером Пэришем – по крайней мере, иначе не скажешь.
На Дереве гнездились птицы. Удивительные птицы. Как они пели! Они спаривались, высиживали птенцов, а те вставали на крыло и с песнями улетали в Лес – все это происходило на глазах у Ниггля. Только теперь он заметил, что Лес тоже тут – тянется в обе стороны и уходит вдаль. А за ним сверкали Горы.
Через некоторое время Ниггль свернул к Лесу. Не то чтобы он устал от Дерева – нет! – но Ниггль уже успел полностью охватить его взглядом и теперь представлял его себе все целиком, даже не глядя. Отправившись дальше, Ниггль обнаружил странную вещь: Лес, конечно, был далеким, но к нему можно было приблизиться и даже войти в него, и от этого Лес не переставал быть далеким и таинственным. Прежде Нигглю никогда не удавалось войти в даль, не превратив ее в обычные окрестности. Это придавало прогулке особое очарование: здесь по мере продвижения вперед перед вами раскрывались все новые и новые дали – двойные, тройные и даже четверные, вдвое, втрое, вчетверо заманчивее обычных. Здесь можно было идти все вперед и вперед, и при этом вся эта огромная страна помещалась в саду – или в картине, если вам так проще и понятнее. Вперед и вперед – но не до бесконечности, потому что на горизонте высились Горы. Они приближались, но очень медленно. Казалось, они не из этой картины – они только связывали ее с чем–то иным – с чем–то большим. Но это была уже другая картина.
Ниггль бродил по округе. Но он не просто бил баклуши. Он внимательно осматривался по сторонам. Дерево было закончено, хотя и не завершено – «Именно так, как и должно быть!» – подумал про себя Ниггль, – но в Лесу еще оставалось множество неоконченных мест, над которыми нужно было подумать и потрудиться. Здесь не было ничего неправильного, и ничего не требовалось изменять, но лишь продолжать и развивать, – и Ниггль точно знал, как именно.
Ниггль уселся под большим, не слишком подробно выписанным деревом – оно было нарисовано по образцу Большого Дерева, но все же обладало своим, особым характером, который непременно проявится, если немного постараться, – и принялся обдумывать, с чего начать работу, чем закончить и сколько времени на это потребуется. Он привык теперь работать именно таким образом.
– Ну конечно же! – воскликнул Ниггль. – Мне нужен Пэриш! Здесь надо разбираться в земле, растениях и деревьях. Я в этом ничего не смыслю, а он как раз смыслит. Ведь тут же не мой личный парк. Мне нужна помощь и совет, и по возможности побыстрее.
Ниггль встал и отправился к тому месту, с которого решил начать работу. Он снял куртку. А вскоре в небольшой тенистой ложбине Ниггль заметил человека, который растерянно оглядывался по сторонам. Он опирался на лопату но явно не понимал, что ему делать.
– Пэриш! – окликнул его Ниггль.
Пэриш закинул лопату на плечо и пошел ему навстречу. Он все еще чуть–чуть прихрамывал. Они не стали разговаривать – просто кивнули другу другу, как обычно делали, встречаясь на улице. Но дальше они пошли плечом к плечу. Они без лишней болтовни договорились, где следует поставить маленький домик и разбить сад – сад непременно понадобится!
Когда они принялись трудиться вместе, стало ясно, что теперь из них двоих Ниггль лучше умеет распоряжаться временем и планировать работу. Как ни странно, именно Ниггль уделял больше времени постройке дома и разбивке сада, в то время как Пэриш частенько отвлекался, чтобы полюбоваться на деревья, и в особенности на Большое Дерево.
В один прекрасный день Ниггль трудился, высаживая живую изгородь, а Пэриш лежал рядом на травке и внимательно рассматривал прехорошенький желтый цветок. В свое время – давным–давно – Ниггль насадил множество таких цветов у подножия Дерева. Внезапно Пэриш поднял голову: его лицо сияло под солнцем, и он улыбался.
– Это великолепно! – воскликнул он. – На самом–то деле мне не полагалось быть здесь. Спасибо, что ты замолвил за меня словечко.
– А, чепуха! – отмахнулся Ниггль. – Не помню, что уж там я сказал, но в любом случае этого не было бы достаточно.
– Да нет же, было, – возразил Пэриш. – Благодаря этому меня отпустили пораньше. Этот Второй Голос – ну, ты его знаешь – послал меня сюда. Он сказал, что ты хотел повидаться со мной. Так что я перед тобой в долгу.
– Нет. Ты в долгу перед Вторым Голосом, – сказал Ниггль. – Мы оба перед ним в долгу.
Так они и жили в этом домике и вместе трудились – уж не знаю точно, как долго это продолжалось. Нельзя не признать, что в первое время они иногда ссорились, особенно когда уставали, – а сперва они и вправду иногда уставали. Как выяснилось, их обоих снабдили укрепляющим средством. На бутылках красовалась одинаковая этикетка: «Растворить несколько капель в воде из Родника и выпить перед отдыхом».
Они отыскали Родник в глубине Леса: Ниггль когда–то придумал этот Родник, но так и не нарисовал. Теперь он понял, что этот Родник питал озеро, поблескивающее в отдалении, и всю окрестную растительность. Несколько капель тонизирующего снадобья придавали воде чуть горьковатый, вяжущий и в то же время бодрящий вкус – от этой смеси прояснялось в голове. Выпив ее, они ложились отдохнуть, а потом снова вставали и радостно принимались за дело. В такие моменты Ниггль придумывал новые прекрасные цветы и растения, а Пэриш всегда точно знал, как их нужно сажать и какое место для них лучше всего подойдет. Еще задолго до того, как укрепляющее средство закончилось, Ниггль и Пэриш поняли, что больше в нем не нуждаются. Пэриш окончательно избавился от хромоты.
