Светлана Лаврова - Три сказки об Италии. Лошади, призраки и Чижик-Пыжик...
Глава 5
Практические советы по сглазиванию
Сиена — очень подходящий город для коварных планов и преступных заговоров. Злодейские тупички, каменные мешки дворов, зловещий красноватый колорит улиц и прочий средневековый антураж весьма располагает пырнуть кинжалом или преподнести яд в золотом бокале врагу из соседней контрады. Когда ребята торопились по узкой, чуть шире бедер, улице к Черепаховой контраде, Джаноцца чувствовала себя так, словно шла по крайней мере свергать Медичи с тосканского престола. На повороте она столкнулась с монахом в рясе, подпоясанной веревкой… вернее, столкнулась бы, но монах в низко надвинутом капюшоне прошел сквозь нее, не заметив.
— Не бойся, это Инквизитор, — «успокоил» Маттео. — Уважаемый был человек в XIV веке, столько ведьм и еретиков пожег в Сиене… и чего ему в могиле не лежится? Ходит и ходит… Мать ему мороженое в блюдечко выставляет на крылечко — не ест! Гордый! Ага, вот и конюшня.
Ребята заняли стратегически выгодную позицию в переулке: их не видно, если не приглядываться, а им вход в конюшню виден хорошо. Внутрь, конечно, было не пробраться. И то удивительно, что вокруг не стоял пикет из мальчишек-Черепах.
— Все, начинаем сглаз, — скомандовал Стефан. — Ах, какой сильный этот Черный Горбун!
— Как он быстро бегает! — подхватил Паоло. — Обгоняет ветер… м-м-м… и ламборджини тоже обгоняет… когда у нее бензин кончается.
— Какой он классный, клевый и крутой, — сказал Джованни.
— Какой он длинноногий, длинногривый, длиннохвостый, — сказал Маттео.
— Какой он м-м-м… черный и горбатый.
— Какой здоровый и могучий… и сильный…
— И быстрый…
Ребята явно стали повторяться.
— Он летит над Сиеной, как ураган над яблоневым садом, — подсказала Джаноцца. — Он падет на своих врагов, как Тин на лазов. Глаза его мечут молнии, из ноздрей вылетают громы, бег его — бой барабанный, на крупе его стоит небесный свод, в гриве его запутались звезды…
— О-о! — потрясенно выдохнул Паоло. — Во дает!
— Ну, если и сейчас не сглазили, то я уж и не знаю, что ему надо, — развел руками Стефан.
И тут…
— Ага! А-а-а! Улитки! Бей Улиток! — из конюшни выскочила ватага чужих мальчишек и бросилась на Стефанову компанию. Наверное, они тоже «по знакомству» ходили смотреть Черного Горбуна.
— Отступаем, — скомандовал Стефан, но все и так уже отступали очень быстро, как могли. Со свистом и улюлюканьем мальчишки-Черепахи бросились за врагами. Маттео, Паоло, Джованни и Стефан отработанным приемом брызнули в разные стороны — они всегда так уходили от погони во враждебных контрадах. Джаноцца бежала быстро, но чужой мальчишка уже схватил ее за рукав, как вдруг…
Вдруг сильные руки подняли ее вверх, практически вырвав у догонявших. Еще мгновение — и она сидит на высокой, теплой лошади впереди незнакомого всадника. Глаза его темны, как ночь, и ясны, как звезды, на одежде — темно-синие ромбы и золотые виноградные листья. Что-то знакомое чудится в быстром взгляде, в прищуре. Преследователи растаяли, будто их и не было.
— Куда отвезти тебя, маленькая донна? — ласково спросил всадник, глаза его сияли.
— Где-то здесь мой брат с товарищами, — оглянулась Джаноцца.
— Твой брат? Твой брат не здесь, — сказал всадник. — Далеко ехать… тебе еще рано туда, маленькая прекрасная донна. Хочешь, я вызову кого-нибудь на смертный бой ради тебя?
— Нет, — быстро отказалась Джаноцца. — Я не люблю смертные бои. Мне бы найти Маттео и ребят.
— Найдем, — пообещал всадник. — Мы же в Сиене. Здесь все находят… ненадолго… и все теряют навсегда… как, впрочем, и везде. Держись, маленькая донна, держись и смотри. Такую Сиену ты еще не видела.
И они поскакали в ночь, не быстро и не медленно, продираясь сквозь сгустившийся воздух веков. Вокруг тяжело вращались контрады, обшарпанные палаццо, булыжные мостовые, на которые из окон выливали помои; вращались кони с усталыми всадниками, балконы с замершими на них красавицами, художники с кистями и шпагами, слуги с кувшинами вина, кавалеры в масках, торговки сластями, ведьмы, летящие на шабаш, костры с еретиками, черно-белые больцаны, тягучие песнопения, бесконечные процессии монахов, нищие с оспинами на лицах… или это проказа?
— Это прошлое? — уточнила Джаноцца, у которой закружилась голова.
— Это Сиена, — поправил всадник. — У нее нет прошлого или будущего, одно бесконечное «сейчас»… разве ты не поняла, маленькая донна? А вот тот сгусток материи и духа, который ты называешь «Маттео». Очень кстати.
Конь остановился, всадник бережно ссадил девочку прямо перед ошарашенным Маттео.
— Спасибо, — сказала она.
— Спаси и тебя Бог, маленькая донна, — серьезно ответил всадник и тронул поводья. — Ибо всем нам нужно спасение и милосердие Его…
И уехал в ночь, заворачивая за собой шлейф из всадников, ведьм, красавиц и инквизиторов…
— Это кто был? — спросила Джаноцца, с тоской провожая всадника взглядом. Ощущение было, словно она лишилась чего-то невероятно важного, без чего жизнь пресна.
— Я-то откуда знаю, это ты с ним каталась, тебе виднее. У него что на одежде? Синие ромбы и золотые листья?
— Да, — кивнула Джаноцца.
— Тогда это капитан Гвидориччо, — сказал Маттео. — Он вообще-то нарисованный. В Палаццо Коммуна висит картина «Осада замка Монтемасси капитаном Гвидориччо да Фольяно». Нарисованные всадники не должны сходить с полотен. Но этот и при жизни был беспокоен. Вот и не сидится ему на полотне. С XIV века все бродит по Сиене, спасает попавших в беду. Я проголодался, давай-ка двинем домой ужинать.
— А где остальные ребята?
— Стефан пошел за кошкой, исполняющей обязанности ласки. Паоло и Джованни оторвались от Черепах и уже, наверное, дома. Это ты задержалась, чего так медленно бегаешь-то? Сразу видно — из Флоренции.
Глава 6
Зачем котлеты ловят пролетающих фрикаделек?
Если вы никогда не выносили кошку тайно из дома поздно вечером, то и не старайтесь представить себе всех трудностей этого мероприятия. Во-первых, кошка наелась и гулять не расположена. Во-вторых, мама тоже не расположена, чтобы вы гуляли, хоть с кошкой, хоть без. И не соглашается на довод, что главное — это победа, а не распорядок дня.
Сначала Стефан попытался все кошке объяснить.
— Ты должна спасти родную контраду, — сказал он.
— Мя, — презрительно сощурилась кошка.
— Ты должна напугать Черного Горбуна.
Кошка дернула усом.
— Ты должна бегать по нему, — закончил инструктаж Стефан. — А он будет биться в мыле… и в панике. Очень интересно.
Кошка вылизала хвост.
— Там, на конюшне, есть мыши, — попытался соблазнить ее мальчик.
«На что мне сдались мыши, я только что рыбку съела, — подумала кошка. — Если бы хоть сосиски… Интересно, бывают ли конюшни с сосисками?»
— Бывают, — убежденно врал Стефан. — Это как раз такие конюшни. Там по углам в сене копошатся сосиски, на подоконнике свила гнездо колбаса, а в углу, в паутине, сидит жирная котлета и ловит маленьких глупых фрикаделек, пролетающих мимо в ночи…
«Хм… — задумалась кошка. — Звучит неплохо».
Воспользовавшись ее минутным колебанием, Стефан схватил кошку, засунул под рубаху и рванул было на улицу… но у дверей стояла мама:
— Ты куда это животное потащил?
— Выгуливать! — закричал Стефан, уворачиваясь от мамы. — Вон собак выгуливают перед сном, а кошки чем хуже?
«Мурр, — подумала кошка. — И правда. Я не хуже, я лучше».
До конюшни Черепах добрались без приключений.
— Дальше сама иди, — и Стефан поставил кошку на мостовую. — Вон дверь.
Кошка, конечно, могла убежать от Стефана и вернуться домой. Но соблазненная видением летающих фрикаделек и ползающих в сене сосисок, она пошла в конюшню. Зашла — там как раз удобная дырка была. Принюхалась. Сосисками не пахло, а пахло лошадьми.
— Ну и где сосиски? — громко спросила кошка.
Ей навстречу выдвинулась огромная черная морда.
— Иго-го? — спросила морда. — Как жизнь?
— Да так себе, — осторожно ответила кошка, не зная, с кем разговаривает. — Иногда без сосисок тоскливо.
— У меня только мышки, — огляделась морда. — Да и тех немного. Сторож их все время ловит.
— О-о! — застонала кошка, потрясенная таким коварством. — Отбирать мышек у бедных кошек!
— Наверное, он все время голодный. Но он с вами поделится, он добрый, — заступилась за сторожа морда. — Хлеб с солью дает… иго-го какой!
«Хм, тоже мне добрый, — подумала кошка. — Хлеб с солью, естественно, дает, он невкусный, вот ему и не жалко. А эта морда, по всему видать, простофиля».