Георгий Русафов - Ваклин и его верный конь

— А то как же! Деньги за работу получишь, разве это шутейное дело! — сказал богач и направился к двери.

Но с порога воротился.

— Послушай, сосед, — говорит, — а ведь шкура-то большая, нельзя ли из нее вместо одной две безрукавки сшить?.. Шкура — она немалых денег стоит!

— Будь по-твоему, сосед. Хочешь две безрукавки — сделаю две, — ответил скорняк и усмехнулся в усы на кулацкую жадность.

А у богатого соседа глаза разгорелись. Осмотрел он еще раз шкуру, тут пощупал, там подергал, да и говорит:

— Смотрю я, из шкуры-то, пожалуй, три безрукавки выйдет, а?

— Отчего же, сосед, им не выйти.

— А вот я по твоим глазам вижу, что и на шапку останется, что скажешь?

— Могу и шапку сделать, сосед, почему бы и нет!

Тут богач чуть не запрыгал от радости. Потом потер руки и решил поскорей уходить, пока скорняк не передумал.

Идет домой, усмехается:

— Ловко же я его вокруг пальца обвел, этого дурака — из одной овечьей шкуры он мне сошьет три безрукавки и шапку впридачу! Хе-хе-хе! Вот как надо жить — с умом да с оглядкой!

Прошла неделя, другая. Богач решил, что его заказ уже готов, и отправился к скорняку. Идет, а сам еще с улицы весело так покрикивает:

— Эй, сосед, готовы мои безрукавки?

— Готовы, готовы, только что кончил шить, сосед, — ответил скорняк, выглянув из мастерской.

— А шапка?

— И шапка готова!

Богач вприпрыжку бросился к закройному столу. Увидел свои безрукавки, шапку, да так и обмер. А потом как заорет во все горло:

— Ты что же это сделал, такой-сякой!

— Как что? Три безрукавки и шапку, — спокойно отвечает скорняк. — Разве не такой был уговор?

— Да ты глянь, на что они похожи. Ведь безрукавка-то и на ладонь не налезет! И шапка ей под стать. Такую разве что коту носить!

— Полно, сосед, не гневайся, — развел руками скорняк. — Ты заказал три безрукавки и шапку — я сделал. А про размер речи не было. Ну разве мог я думать, что ты не знаешь, сколько безрукавок можно сшить из одной овечьей шкуры. Овца, сосед, не то, что твои батраки — с нее три шкуры в год не сдерешь! Разве я неправду говорю?

Ничего не ответил богач. Только сжал кулаки, запыхтел сердито, и потом схватил безрукавки и шапку, да только его и видели.

ДВА КАБАНА

Жили в дубраве два кабана. Лес тянулся далеко, желудей под вековыми дубами всегда было вдоволь, и кабаны жили мирно. Но однажды в жаркий полдень они в одно и то же время отправились к холодному ручью. Столкнулись у ручья да и поссорились.

— Отойди от воды, я первым буду пить, — сердито хрюкнул один кабан другому. Не знаешь разве, что я на целый месяц старше тебя!

— Раз ты раньше родился, так и приходил бы пить первым. Чего до сих пор ждал! — огрызнулся другой кабан.

Первый не на шутку рассердился.

— Не умничай, а то как двину клыками — распорю от глаз до хвоста!

— Думаешь, это тебе так сойдет?

— Молчи, балбес!

— Не ори, старый хрыч!

— Молчи, молокосос!

Слово за слово, обида за обиду — началась драка. Длинные кабаньи клыки скрестились, словно сабли. Брызнула кровь. Весь лес огласился руганью, стонами, воплями.

Почуяли запах крови орлы-стервятники и вороны, полетели к ручью. Увидели, что кабаны дерутся, и ну кружить над ними. И пока на земле у ручья кабаны попусту лили кровь, в небе раздавались ликующие крики стервятников.

Долго дрались кабаны…

Потом выбились из сил и остановились перевести дух. И услышали в небе птичий галдеж. Задрали кабаны головы, посмотрели вверх и в один голос воскликнули:

— Никак мы с тобой спятили! Тузим друг друга, как бешеные, а зачем? Врагам на радость!

Кабаны тут же помирились. Встали рядышком у ручья, напились воды и мирно разошлись под недовольные крики стервятников.

ХРАБРЕЦЫ-МОЛОДЦЫ

Много лет тому назад высоко в горах, на опушке темного леса, стояли кошары. Их хозяева жили мирно и дружно. Днем пасли свои стада на тучных лугах, на солнечных полянах. А вечером, только начнет смеркаться, разводили жаркий костер и до поздней ночи сидели у огня за беседой.

Однажды сидели они, грелись у костра и говорили о том, о сем. Самый старый чабан возьми да и скажи:

— Что будем делать, братцы, если выскочит сейчас из лесу волк и бросится на овец?

Трое чабанов помоложе захорохорились, как молодые петушки. И глазами храбро сверкают. И головами в кудлатых шапках угрожающе крутят. И кричат грозными голосами:

— Эге-ей! Вот бы с волком силой померяться!

И ну наперебой хвалиться:

— Я, — говорит один, — волка в три прыжка догоню, как стукну посохом по спине — хребет надвое переломлю. А из шкуры теплый тулуп сошью на зиму!

— Какой там тулуп, — возражает другой. — Вывесим волчью шкуру на опушке, на самом видном месте, в назидание другим волкам, если им вздумается сюда забрести.

А третий чабан, самый молодой, руки расставил, словно хочет удержать товарищей, которые вот-вот в погоню за волком кинутся, и кричит:

— Братцы, пустите меня! Я его голыми руками возьму, сверну шею, как куренку, и живого в село отнесу — пускай и стар, и млад знают, какие мы молодцы и храбрецы!

Не успел умолкнуть храбрец-молодец, как возле кошар в ночной тишине раздался тревожный лай собак. Через минуту из леса выскочил огромный волк. И ворвался в кошару. Не успели храбрецы-молодцы опомниться, как волк вытащил на поляну самую жирную овцу, забросил ее на спину и исчез в темном лесу.

Только тут храбрецы-молодцы опомнились.

Вскочили, забегали, но волка и след простыл. Много ли, мало ли времени прошло, собрались они опять у костра. У каждого в руках оружие — один с топором, другой — с вилами, третий — с богатырским кизиловым посохом. Все трое, стоя в безопасности у огня, повернулись к лесу и громко крикнули в один голос:

— Вперед, братцы, спасем овцу, накажем разбойника!

И дружно двинулись к лесу. Но в десяти шагах от темной таинственной чащи остановились, примолкли.

Стоят, переглядываются. Тот, что хотел из волчьей шкуры тулуп шить, тихонько говорит:

— С ума мы сошли, что ли, — в такую тьму-тьмущую в лес идти! Что там сейчас увидишь! Подождем до рассвета, тогда и покажем волку, каково с нами дело иметь!

— Верно, братец. Так и сделаем, — согласились с ним остальные храбрецы-молодцы.

Вернулись они к костру, расположились у огня и стали ждать утра.

Стало рассветать. Тут подал голос храбрец-молодец, который собирался вывесить волчью шкуру на опушке:

— А что, братцы, разбредемся мы по лесу, а разбойник-то нас поодиночке и перережет. Так и погибнем ни за что, ни про что. Давайте лучше лес вырубим да на открытом месте его и схватим.

И на это согласились храбрецы-молодцы без спора. Взялись за топоры, дерево за деревом валят. К полудню добрались до небольшой поляны. И что же видят? Лежат в траве обглоданные овечьи кости да копыта, а от разбойника ни слуху ни духу.

— Э-э-эх, почуял, трус, что мы на него идем, и дал стрекача! Жалко, не увидит теперь село, какие мы храбрецы-молодцы! — вздохнул тот, что намеревался голыми руками волку шею свернуть и живьем в село доставить.

— Не горюй, — отозвался старый чабан. — Овечьи кости сами покажут, что вы за храбрецы, что вы за молодцы!

ЯСТРЕБ И КУКУШКА

В знойный летний день в роще недалеко от села встретились кукушка и ястреб. Кукушка летала с ветки на ветку, ловила мошек, клевала червячков и все время довольно куковала:

— Ку-ку! Ку-ку!

Ястреб долго с удивлением следил за ней. Потом не выдержал и спросил:

— Чем ты, сестрица, кормишься, что так весела? Можно подумать, будто ты живешь лучше всех на свете!

— Сам видишь, братец, мошек ловлю, червячков клюю… — отвечала кукушка. — Мышка попадется — мышкой полакомлюсь…

Засмеялся ястреб.

— Глупая ты птица, кукушка, раз довольствуешься такой едой. Посмотри на себя: ростом ты почти с меня, и перья твои на мои похожи. Почему бы тебе не ловить голубей, кур или, на худой конец, цыплят в крестьянских дворах? Попробуй — и ты увидишь, что значит вкусно поесть!

Взмахнул ястреб крыльями и взлетел в небо. Поднялся высоко и начал гордо кружить над дворами, где гуляли наседки с цыплятами.

Хозяин одного двора давно грозился расправиться с крылатым вором. Увидел его в небе, вскинул ружье, прицелился и попал ястребу в правое крыло.

Раненый ястреб беспомощно перевернулся в воздухе и упал во двор, прямо в руки довольному крестьянину. Тот привязал ястреба за ногу и повесил вниз головой на колу возле мусорной кучи, чтобы другим ястребам неповадно было. И, довольный, ушел в дом.

Тут подлетела к надменному ястребу кукушка. Села неподалеку, засмеялась и говорит:

— Ну, братец, чья еда слаще? Моя, которую добываю, — никого не обижаю — или твоя?