Чувашские легенды и сказки - сказки Народные

— Как только змей появится, — наказал он царской дочери, — разбуди меня этим камнем.

После этого лег и тут же уснул.

Далеко в море вздыбились белопенные волны и с шумом покатились на берег: змей показался.

Царская дочь разбудила Ивана. Тот потянулся и встал.

— Как раз ко времени! — и наказал царевне: — Когда начнем со змеем биться и конь ударит копытом — отвяжи его.

Огромный одноголовый змей вышел на берег, увидел царскую дочь с Иваном, усмехнулся:

— Вместо одной — двое! Хорошо.

— Как бы один из двоих не встал, тебе костью в горле, — ответил Иван.

— А это мы сейчас увидим. Ну-ка, покажи свою силу.

Иван выхватил свою острую саблю, отрубил змею голову, но она тут же опять приросла. В свою очередь змей ударил Ивана своим длинным хвостищем — Иван ушел в землю по пояс. Изловчился Иван, собрал силы и еще раз ударил змея саблей. Опять змей остался невредимым, в свой черед ударил Ивана хвостом, и ушел Иван в землю по самую грудь. Тут конь начал бить копытом, царевна отвязала его, и он выручил Ивана. Налетели они на змея с двух сторон: Иван саблей рубил, конь копытами топтал — одолели злодея.

Царская дочь написала на бумажке, кто является ее спасителем и отдала эту бумажку Ивану. Иван сел на коня и ускакал.

А царевну по дороге домой встретил трубочист и потребовал, чтобы та сказала отцу с матерью, что он ее спас. Ну, уж погулял трубочист на царском пиру, попил и поел вволю.

Иван на этот раз вернулся домой со своей саблей, написал на ней: «Пока сам не встану, не будить!» и лег спать.

Три дня и три ночи спал Иван. Царевна увидела, что он написал на сабле, и берегла сон своего спасителя: ни собаки поблизости не лаяли, ни люди по улице не ходили.

Царь радовался, что и солдаты у него сохранились в целости, и дочь осталась живой. Только что-то много набиралось у нее спасителей. Кто же из них настоящий?

Повелел царь призвать их всех во дворец. Первым явился рыбак, за ним — водовоз, за водовозом — трубочист. За Иваном послали коляску. Поставил Иван ногу в ту коляску — ось обломилась. Пришлось другую посылать. Только успел сесть во вторую — и эта не выдержала, развалилась. «Ладно, пешком дойду», — сказал Иван царским слугам.

Пришел Иван в царский дворец, а тут уже сидят и рыбак, и водовоз, и трубочист.

— Ну, так кто из вас настоящий спаситель моей дочери? — спрашивает царь.

Рыбак, водовоз и трубочист в один голос отвечают:

— Мы спасли твою дочь.

— А чем докажете? — допытывается царь.

Ни у рыбака, ни у водовоза, тем более у трубочиста никаких доказательств, понятное дело, нет.

И тут Иван вытаскивает из кармана вышитый царской дочерью платок и говорит:

— Это — за ее первое спасение.

Показывает именное колечко и говорит:

— Это за второй бой со змеем.

Достает из кармана бумажку, исписанную рукой царской дочери, и подает ее царю:

— Это — за третью мою победу над змеем.

После этого повытолкал царь взашей самозванных спасителей, а за Ивана отдал свою дочь. Еще при жизни он выделил Ивану полцарства, а когда умирал — завещал зятю и вторую половину своих владений. Долго, говорят, правил Иван своим царствам, и все им были довольны.

ЗЕМЛЯ ПОГЛОТИЛА

дна чувашка овдовела и осталась с шестерыми детьми — тремя сыновьями и тремя дочерями. С горя и печали пристрастилась баба к кабаку, что ни день приходила домой пьяной-пьянёхонькой.

Как-то раз вернулась она домой пьяной и говорит старшей дочери:

— Доченька, сбегай за водой на речку. Все нутро горит, пить хочется.

Девушка так торопилась исполнить просьбу матери, что, несмотря на осеннюю стужу, побежала на речку босая и даже платка не накинула.

Вернулась она домой, а мать заперлась и не пускает ее в избу.

— Мама, а мама! Отопри же скорее! — просит дочь. — Холодно на дворе, ноги мерзнут.

А мать ей отвечает:

— Выйдешь замуж за старшего брата — впущу!

— Что ты, мама, — ужаснулась дочь, — разве можно выходить замуж за родного брата. Земля поглотит за такой грех!

— Ну, как знаешь, — не отступает от своего мать. — Тогда не впущу!

У девушки замерзли ноги, и вся она продрогла, неодетая. Волей-неволей пришлось дать матери согласие. И тогда только мать впустила свою дочь в избу.

Спустя три дня девушка стала женою брата.

А мать по-прежнему продолжала пьянствовать.

Как-то опять, вернувшись домой пьяной, она послала за водой среднюю дочь:

— Беги быстрей! Все нутро горит, нет никакого терпения…

Дочь послушалась мать и, несмотря на позднее время, побежала на речку босая, неодетая. А мать и на этот раз заперла дверь и не пустила дочь, когда та вернулась с речки.

— Мама, открой скорее! Холодно на дворе! — просит дочь.

— Выйди замуж за среднего брата — впущу.

Дочь не соглашается:

— Что ты говоришь, мама! Разве можно выходить за родного брата — за это нас земля поглотит!

— Не выйдешь — не впущу, — настаивает мать.

Сколько дочь ее ни упрашивала, не открыла она ей двери. Волей-неволей пришлось согласиться.

Спустя три дня и эта девушка стала женою брата, а брат — мужем родной сестры.

Чем дальше, тем чаще мать стала напиваться; в кабаке на водку денег не хватало — она шла к соседям и просила пива. Трезвая бы постыдилась просить, а пьяной ей было все равно.

И вот как-то опять пришла она домой во хмелю и послала за водой младшую дочь.

— Нутро горит, нет терпенья! Сбегай-ка за свежей водицей!

Девушка заторопилась и, не обувшись и не одевшись, побежала на реку. А мать тем временем заперлась в избе и, когда дочь вернулась с водой, не пустила ее.

— Мама, впусти скорее, — просит дочь. — Замерзла я!

Мать свое:

— Выйдешь замуж за младшего брата — впущу.

— Опомнись, что ты говоришь! За такой грех нас земля поглотит.

Но как дочь ни упрашивала мать, та ее так и не впустила в избу. Тогда дочь в сердцах выплеснула воду из ведер, а ведра бросила на землю и взмолилась:

— Пюлехсе, Пюлехсе! Пусть из разлитой воды образуется речка, пусть разбитые ведра обернутся лодкой, а коромысло — веслами!

Пюлехсе услышал мольбу девушки и сделал все так, как она просила. Девушка села в лодку и поплыла по реке. Рекой она выплыла в Волгу и на правом берегу ее увидела маленькую избушку.

— Дай хоть сюда зайду обогреться, — сама себе сказала девушка.

Она причалила к берегу, вышла из лодки, привязала ее к дереву и вошла в избушку.

В избушке сидела за рукодельем девица ее лет. Обрадовалась ей иззябшая гостья. А девица, между тем усаживая гостью рядом с собой, говорит:

— Как ты сумела добраться сюда, дорогая сестрица? Ведь моя мать — злая колдунья! Она за версту чует людей по запаху и съедает их. Ну как она сейчас заявится домой — не уцелеть тебе. Давай я поскорее оберну тебя в веник и поставлю у двери, может, удастся так спасти тебя.

Девица превратила гостью в веник и положила у порога.

Вскоре примчалась ее мать и только успела открыть дверь — сразу же расфыркалась, раскричалась:

— Фу-фу, что-то пахнет у нас человечиной!

— Ты же день-деньской питаешься человечиной, — ответила дочь, — какому же запаху и быть-то у нас?

— Коли так, — немного утихомирилась старуха, — дай мне тот веник. Я хоть его съем.

Дочь у колдуньи была умной, сообразительной.

— Чем же я тогда пол буду мести? — сказала она и не дала матери веник.

Недовольная старуха недолго пробыла дома, села в свою ступу и опять умчалась по своим делам.

Пока колдунья носилась по белу свету, девушки убрались по дому: подмели пол, напряли пряжу и смотали ее в клубки.

Но прошло какое-то время и старуха опять заявилась домой. Дочь едва успела превратить гостью в помело и приставить к печке. Еще не успев переступить порог, старуха опять расшумелась:

— Фу-фу, что это у нас человечиной так крепко пахнет?