Анна Сазонова - Тайны Чернолесья. Пробуждение
— Ну и молодец, что все понимаешь, — заулыбалась официантка. — Ты вон, хорош собой, парень, а девушек вокруг видимо-невидимо, и многие хотят всего лишь немного нежности и ласки, которой в жизни не видят, а не требуют от тебя луну с неба. Ты ешь, парень, ешь. Я сейчас заказы выполню и тебе еще шоколад принесу горячий.
Лали скрылась за дверью, а Виллем, обсохший и отогревшийся, обдумывал слова этой простой и одновременно такой мудрой девушки. Она вернулась довольно быстро, махнула рукой юноше, чтоб сидел, ждал, подхватила хрустальную вазочку со сладостями и побежала в зал, но неудачно подвернула каблук и, пошатнувшись, уронила ношу на пол. Дорогой хрусталь разбился вдребезги, разлетевшись на сотню крошечных осколков. Лали испуганно закрыла лицо руками, потом посмотрела на подскочившего к ней юношу глазами, полными слез и, всхлипывая, сказала:
— Хозяин меня уволит! Какая же я растяпа! Еще и все сбережения свои отдам за это дурацкое стекло!
— Тсс… — приложил палец к ее губам Виллем.
Произошедшее дальше было для девушки удивительным сном. Юноша сделал странное движением правой рукой, пробормотал что-то непонятное и закрыл глаза. Самое невероятное, что Лали своими глазами видела, как разлетевшиеся по полу осколки притягивались в центр комнаты, к тому месту, где стоял молодой чародей, потом срастались друг с другом, сливались обратно в единое целое, пока не образовали на полу абсолютно невредимую вазу. Юноша открыл глаза, поднял хрустальную вещицу с пола, и, улыбнувшись, подал ее девушке. Удивленная увиденным, Лали, еще какое-то время и с места сдвинуться не могла, никогда ей не доводилось разговаривать с настоящим чародеем, и никогда раньше мужчина не делал для нее чего-то подобного.
После окончания работы, она пригласила юношу к себе домой, в маленькую комнатку под крышей дома, на окраине Вейста. Весь вечер согревала гостя горячим чаем со сладкой сдобой и душевными разговорами о жизни, а потом всю ночь отдавала ему тепло своего юного, упругого, пышного тела. Лали не говорила о вечной любви, о преданности и долге, она просто хотела капельку простого женского счастья для себя, а еще подарить немного уверенности в собственных силах этому странному молчаливому юноше. Удалось это ей или нет, но после ласковой пышногрудой Лали, с которой все закончилось после той же ночи, была высокая рыжая портниха Катия, а потом Мириам — горничная из одного богатого дома, а еще Илейн, Мария, Геалия. Виллем, почувствовавший вкус к жизни, менял любовниц как перчатки, вскоре он даже не стал удосуживаться запоминать их имена, и для него была только череда блондинок, брюнеток, рыженьких, пухленьких, худеньких, высоких, низеньких, совсем юных и постарше. Без чувства любви, женщины для чародея сливались в единое пятно, казались похожими одна на другую, ничем больше не цепляли, и даже удовольствие от плотских утех стало каким-то серым и однообразным.
Виллем проснулся в своей комнате в поместье барона Орта. Опять эти сны, как же измучили они его за последнее время! Повернувшись в предрассветном полумраке на бок, с удивлением обнаружил рядом с собой в постели женщину. Первая мысль была о том, что вернулась Агния, и с его губ едва не сорвалось ее имя. Он очень вовремя остановился — в сладко спящей рядом, разглядел русоволосую Мадлен, составившую ему компанию, не только на вечерней прогулке, но и скрасившую одиночество в ночи.
«Ну конечно, — сообразил Виллем, — потому и вспомнилась во сне первая любовница Лали из кофейни, что Мадлен чем-то напомнила ее».
И не столько даже внешне напомнила, сколько простым отношением к чувствам между мужчиной и женщиной, обычным желанием хотя бы несколько часов побыть счастливой и не требовать потом ничего взамен. Лали ведь тогда тоже сама не дала ему дальнейшего шанса. Он был всецело ее, после той первой ночи любви, а она лишь поцеловала сладко юношу на пороге своей бедной комнатки и, попросив забыть о ней, беречь себя и знать себе цену, закрыла перед ним дверь. Конечно, она тогда понимала, всю бесперспективность их дальнейших отношений, просто сыграла свою роль в жизни молодого чародея и оставила для себя немного приятных воспоминаний.
Виллем провел по мягким русым волосам Мадлен. Тоже уставшая, измотанная заботами о любимой госпоже, девушка, умная, красивая, но без роду без племени. В лучшем случае может рассчитывать на брак с каким-нибудь дворецким или конюхом, ну и быть любовницей какого-нибудь мелкопоместного дворянина. Но она знает цену счастью и не просит за свою любовь ничего кроме удовольствия и тепла, и никаких потом капризов и истерик, чем обычно так любят баловаться высокородные барышни.
Первые солнечные лучи пробежали по лицу девушки. Мадлен открыла глаза, и улыбнувшись, посмотрела на внимательно рассматривающего ее чародея.
— Уже проснулись, лорд Виллемий? Вот Вы ранняя пташка. А я-то думала первой встать, завтрак для Вас принести прямо сюда с кухни.
Удивительно простая девушка, отметил Виллем. Агния, так она бы еще до обеда валялась на кровати обнаженная в призывных позах и уж явно не побежала бы на кухню за чем-нибудь съестным для любовника. Мадлен, тем временем, стыдливо завернувшись в простыню, пыталась найти под кроватью, в спешке скинутое ночью, платье. Отыскав наконец-то, смущенно оглядываясь, быстро натянула на себя одежду и, присев к туалетному столику, стала ловко заплетать густые волосы в тугую косу.
— Уже убегаешь? — удивился Виллем, взглянув на часы, — еще только семь утра. Иди ко мне!
— Нет, что Вы лорд Виллем, — замахала на него руками Мадлен, — госпожа Амаличка могла проснуться уже! Она рано встает, вдруг я понадоблюсь ей, да и Вам, наверное, нужно одному побыть, не хочу быть навязчивой.
Чародей улыбнулся:
— А почему ты, со мной на «Вы», Мадлен? Насколько я помню, мы были весьма близки этой ночью. Разве это не повод перейти на «Ты» хотя бы наедине?
Девушка развернулась к нему и посмотрела очень серьезно:
— Лорд Виллемий, я ж не глупая совсем, какой кажусь, наверное, понимаю всю разницу между Вами и мной. Как можно мне, простой безродной девушке, с Лордом-Чародеем на «Ты»? Я рада, что Вам хорошо было со мной. Если захотите встретиться еще, я с удовольствием составлю компанию, хоть на прогулке, хоть в спальне. Хочу попросить лишь об одном, если действительно хотите сделать мне приятное…
— О чем же, Мадлен?
— Помогите чем сможете моей дорогой баронессе Амалии. Я очень верю в Вас.
— Я попробую, обещаю тебе, — кивнул головой Виллем.
Он притянул за подол платья подошедшую к кровати Мадлен. Девушка, тихонько взвизгнув, и сама не поняла, как снова оказалась в крепких объятиях чародея под напором его настойчивых горячих губ.
Целый день баронесса Амалия не покидала своей комнаты, ей было нехорошо, и взволнованная Мадлен бегала по дому с пузырьками и компрессами. Только к вечеру, бледная и истощенная, Амалия спустилась в столовую к ужину. Есть она, правда, ничего и не ела, лишь жадно пила воду пересохшими губами и пыталась улыбаться присутствующим.
Барон рассказывал про новые сорта роз, которые ему прислали на днях из Вейста, уставшая Мадлен с аппетитом ела гусиный паштет с белым ароматным хлебом, а Виллем не сводил глаз с больной баронессы, размышляя над причиной ее недуга.
Когда ужин был окончен, и барон поднялся к себе, а Амалия и Мадлен расположились у камина почитать перед сном, Виллем обратился к больной баронессе:
— Леди Амалия, как Вам, наверное, уже успела рассказать Мадлен, я немного понимаю в чарах, слегка разбираюсь в знахарстве, и если Вы позволите, я бы попытаться найти причину Вашего странного недуга.
Амалия удивленно подняла брови, взглянув на помощницу — Мадлен покраснела и опустила глаза.
— Леди Амаличка, я, я… просто господин Виллем он может помочь, Вы так молоды, Вам еще жить и жить… а он чародей.
— Ну что ж мне с тобой делать, Мадлен… — укоризненно покачала головой баронесса и обратилась к Виллему:
— Господин Виллемий, прошу меня простить, но скажу честно, я не верю в то, что мне можно помочь. Будь Вы хоть сильнейшим из чародеев страны. Однако, зная, что Мадлен не успокоится и не оставит в покое меня, пока не соглашусь, я готова принять Вашу помощь.
Амалия слегка улыбнулась, поймав засветившийся радостью и надеждой взгляд любящей ее Мадлен. Виллем кивнул и присел на кресло рядом с баронессой.
— Позвольте Вашу руку, леди Амалия.
Баронесса протянула чародею тонкую бледную ручку, которую ему сразу захотелось согреть, так она была холодна.
— А теперь закройте глаза, леди Амалия, расслабьтесь и вспомните самые приятные моменты своей жизни еще до болезни.
Баронесса послушно закрыла глаза. Мадлен с любопытством наблюдала за происходящим. Виллем, сомкнув веки, провалился в кромешную темноту, ставшую для него за последние годы привычной, сделал несколько шагов вперед, остановился в недоумении. Чародей впервые не мог понять, куда ему двигаться, кругом только темнота и пустота и никаких подсказок. За спиной что-то скрипнуло, подобно плохо смазанной петлям, и, повернувшись, Виллем, увидел слегка приоткрытую дверь. Подойдя ближе и дернув ее на себя, чародей, поеживаясь от пронизывающего холодного ветра, вошел внутрь абсолютно пустой комнаты с давно некрашеными серыми стенами и окном, задернутым плотной портьерой. Единственное, что радовало глаз в этом странном неуютном помещении — так это картины, развешанные по стенам. Виллем подошел ближе к одной из них — на поляне, под лучами солнца, танцевала прекрасная белокурая нимфа в легком полупрозрачном платье. На второй картине, рядом, эта же самая нимфа с огромными голубыми глазами, напомнившая чародею Амалию, была в объятиях какого-то мужчины. Еще на двух картинах были изображены чудные пейзажи — утопающее в цветах поместье, лодка на голубой глади озера.
