Кэти Аппельт - Под крыльцом
Прямо под ним была макушка Барракуды, прислонившегося к стволу кипариса. Надо попробовать пробраться к Сабине мимо дурно пахнущего человека.
Но Пак опоздал. Едва он начал спускаться по стволу дерева, как Барракуда пошевелился. Пак увидел, как человек потёр ладонью нос, потянулся, встал на ноги, схватил ружьё и взглянул на Рейнджера. Пак услышал, как он сказал:
— Надо же, а кошка-то вернулась!
Пак увидел, как он вскинул ружьё и направил его на Сабину, как Сабина сжалась от страха, как Барракуда прищурил глаз, целясь в его сестру, как положил палец на курок. Сейчас случится непоправимое.
Ком снова подкатил к горлу Пака — ком ярости, ком отвращения, ком гнева. Он не позволит Барракуде убить сестрёнку! И в тот самый миг, когда Барракуда навел ружьё на Сабину и положил палец на курок, Пак набрал полную грудь воздуха и завизжал что было сил:
— Й-а-а-а-а-а-а-у-у-у-у-у-у-у!!!
От неожиданности Барракуда подпрыгнул и направил дуло ружья вверх — туда, откуда раздался пронзительный звук. Он навёл ружье на крону кипариса, где на нижней ветке сидел Пак, а на верхней — огромная змея, медленно подползавшая к котёнку.
Барракуда нажал на курок.
БУ-У-У-У-М!!!
Второй раз за свою жизнь Пак свалился с дерева. Он упал вниз прямо на Барракуду и вцепился когтями в ненавистное изуродованное лицо, походившее на морду отвратительной рыбы.
— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!!! — взвыл Барракуда от нестерпимой, пронзительной боли.
Эта боль была страшней, чем боль в прокушенной ноге, из которой до сих пор сочилась кровь. Барракуда выл и рычал от боли — котёнок, упавший на него с дерева, всё глубже впивался когтями ему в лицо.
Он бросил ружьё и обеими руками стал отрывать от себя маленькое когтистое чудовище. Наконец ему это удалось, и он, схватив Пака за шкирку, помчался прямо к протоке. Он упал на колени у кромки воды и, одной рукой держа котёнка за загривок, другой зачерпнул прохладной воды и стал умывать расцарапанное лицо. Он ослеп и обезумел от боли.
Кровь струилась по его лицу и капала в воду. Наконец он медленно приоткрыл глаза. Последнее, что он увидел в жизни, была широко раскрытая пасть Царя-аллигатора, который уже поджидал его у кромки воды. Он увидел его острые словно бритва зубы и почувствовал, как мощные челюсти сомкнулись вокруг его шеи. Царь-аллигатор схватил Барракуду, описал на поверхности протоки круги почёта — один, второй, третий — и, унося свою добычу, медленно опустился на тёмное илистое дно.
117Когда Барракуда бросил Пака и маму-кошку в ручей Плакучий, вода была обжигающей и безжалостной. Она душила и топила Пака. Здесь, в протоке, вода была совсем другой — прохладной и манящей. Она сразу смягчила боль в шее, которую железной хваткой держал Барракуда, а когда человек отпустил его, вода окутала Пака, словно баюкая.
Он открыл глаза и увидел вокруг тысячи пузырьков. Такие красивые, такие блестящие, они очень понравились Паку. Он слышал лёгкие хлопки — пузыри всплывали и лопались вокруг него. И тут до его ушей донёсся ещё один звук — чей-то голос. Очень знакомый голос.
— Плыви, Пак! Плыви! — Мамин голос. Он был так близко: — Плыви! Плыви! Плыви! — Он звучал прямо у него над ухом, Пак так отчётливо слышал его: — Плыви! Плыви! Плыви! — Было и ещё одно слово, мамино слово: — Обещай!
Он помнил.
Пак стал тонуть. Он чувствовал, что медленно погружается в воду, всё глубже и глубже. Мамин голос стих, от него осталось лишь слабое эхо. Но вдруг до него снова донеслось:
— Плыви, Пак! Плыви!
Только теперь эти слова произносил какой-то другой голос, не мамин. Но этот голос тоже был очень знакомый. Знакомый и родной.
— Плыви, Пак! Плыви! — Это был голос Сабины! Голос его сестры! Она кричала: — Плыви!
Как он соскучился по Сабине! Как долго он не видел её!
С берега снова послышался её голос:
— Плыви!
Голос Сабины звучал всё тише, всё дальше. Он тонул. Он уходил в пустоту. Уходил в одиночество. Он так устал от него. От одиночества. От пустоты.
И тут он всё вспомнил.
Сабина!
Она рядом, на берегу, она ждёт его, она зовёт:
— Плыви!
И он поплыл.
И он выплыл.
118Паку потребовалось время, чтобы восстановить дыхание. Но когда он пришёл в себя, то увидел прямо перед собой мордочку Сабины. Мордочку своей сестры-близняшки, которая была так похожа на него. Он ткнулся носом в её нос, потёрся лбом о её лобик, положил подбородок на её мягкий загривок. Он обнял лапой шею Сабины и стал лизать её мордочку, уши, макушку. Сабина прижималась к нему и тоже лизала его нос, подбородок, шею, щёки и усы.
А в это время по лесу пронёсся свежий ветер, задрожали, закачались деревья, и дождь вдруг кончился. Пак поднял голову и взглянул туда, где сквозь густые кроны-виднелись лоскуты неба. Он увидел, что тучи уносятся прочь. А ещё он увидел его — своё любимое солнышко, тёплое, золотистое солнышко. Оно вышло из-за туч!
Пак сдержал обещание, которое он дал маме-кошке. Рядом с ним снова была его любимая сестрёнка-близняшка. Да, он с честью сдержал обещание.
Вдвоём они подошли к Рейнджеру, и Пак лёг возле него, уткнувшись головой в тёплый бок своего любимого старого друга. Он снова услышал биение его сердца — ровные, глухие удары собачьего сердца, под которые он засыпал с самого своего рождения. Он свернулся уютным клубочком и прижался к Рейнджеру, слушая этот знакомый, родной звук. И тут глаза его закрылись сами собой. На него вдруг навалилась страшная усталость. Но прежде чем провалиться в глубокий сон, он почувствовал, что Рейнджер пошевелился, и услышал ещё один знакомый звук — дребезжание ржавой железной цепи.
119Котёнок, который шёл по кровавому следу, и старый пёс, избитый до крови, и кошечка, чьё сердце едва не разорвалось от горя и отчаяния, — все трое нуждались в отдыхе. Но спать на берегу протоки, не оставив часового, было опасно. Кто же будет охранять их сон? У них не осталось на это сил.
Деревья колдуют очень редко. Только раз в тысячу лет. И только по особым случаям. И когда деревья увидели, что измученный пёс уснул и обессиленные котята-близнецы тоже свернулись у него под боком, словно два мохнатых клубочка, они поняли, что больше некому беречь их сон. И тогда мудрые, старые деревья зашелестели и закачались, шепча древние магические заклятия, как тысячу лет назад, когда в этих густых хвойных лесах впервые встретились Ночная Песня и Зоркий Сокол. Деревья разбудили Зефир — влажный и томный ветер, навевающий волшебные грёзы. Сон, сладкий сон воцарился на топких землях, что тянутся между Большой и Малой песчаными поймами. Сон накинул своё покрывало на болота и зыбучие пески, неслышно подкрался к птичьим гнездам и звериным норам. Он отыскал дорогу к цикадам и совам, к лисам и черепахам, к лягушкам, бобрам и ондатрам. Он гладил по спине миллионы змей, усыпляя медноголовок, королевских кобр и коралловых аспидов. Он усыпил и Мокасиновую Праматерь, обернув её своим покрывалом.
Весь день и весь вечер, всю тёмную ночь до ясной утренней зари колдовали деревья. И все обитатели леса, все, от мала до велика, спали и видели сладкие сны, убаюканные чарами Зефира.
120Было уже позднее утро, солнечное, ясное утро, когда Пак наконец проснулся. Он встал, потянулся и посмотрел на Рейнджера. Всю ночь они с Сабиной провели, свернувшись калачиком и прижавшись к старому псу. Всю ночь они сладко проспали возле его широкой груди, под длинными шелковистыми ушами.
Сабина заметила, что, проспав всю ночь, Рейнджер стал дышать ровнее, спокойней и глубже. У неё появилась надежда, что всё будет хорошо. Усевшись рядом с братом, она взглянула на старого пса. Его морда опухла, в уголке пасти засохла струйка крови, правый глаз заплыл и не открывался. Сабина вздрогнула и отвернулась — на Рейнджера было больно смотреть.
И тут она услышала, как пёс тихонько вздохнул. Это был добрый знак. Сабина тут же принялась умывать Рейнджера, счищая с него грязь и засохшую кровь. Пак помогал ей. Вдвоём они тщательно вылизали израненную морду и длинные уши своего друга.
Рейнджер был на верху блаженства. Сквозь лёгкую дремоту он чувствовал прикосновения шершавого кошачьего язычка. Что может быть приятней этого? Он приоткрыл левый глаз. Прямо напротив него парила разноцветная птичка колибри. Она сверкала и переливалась в солнечных лучах.
Яркий блеск слепил его. Рейнджер моргнул, а когда его глаз снова открылся, колибри уже исчезла. И тут он увидел кошечку, свою любимую кошечку, а рядом с ней… Позвольте, уж не двоится ли у него в глазах? Пёс поднял голову и снова моргнул единственным здоровым глазом. Перед ним сидела Сабина и смотрела прямо на него. И — о чудо из чудес! — возле неё был ещё один серенький котёнок. Неужели это правда? Неужели ему не померещилось? Он закрыл глаз, снова открыл его и опять увидел крошку Сабину. Самую настоящую, живую Сабину, которая сидела напротив. И тот, второй, котёнок тоже никуда не исчез. Он был здесь, подле него. Серенький котёнок с крохотным белым полумесяцем на лбу.